51

Куда он опять отправился, Феликс не сказал: он ни разу не сказал, с тех пор как они поселились в убежище. Явно не на сходки он пробирался: по его же словам, друзья предостерегли его от любых контактов, включая телефонные звонки; это было продиктовано мерами безопасности. Всё самое необходимое в убежище наличествовало. А если просто так — Лаванда считала не самой удачной идеей лишний раз покидать эти стены.

Впрочем, если Софи всё-таки передумает и запишет углём их имена, то никакие стены не спасут, — напоминала себе Лаванда. Обвалятся под тяжестью земли, или воспламенятся, или… Что же?

Она никак не могла припомнить — и уже начинало казаться, что и нет такого вовсе, — чего же можно бояться столь навязчиво, что мысли сами крутятся в голове, помимо твоей воли, что всплывает в самый неподходящий момент с вопросом «А если?..», чего сторонишься так настойчиво, даже не замечая как.

Были вещи, которых она по возможности избегала, — например остаться одной в совсем незнакомом месте. Или сделать неправильный выбор, который невозможно будет поменять. Но это ведь не уничтожает вот так сразу. Нет, нужно что-то проще…

В задумчивости перебрала она светлые пёрышки в браслете. Они мягко погладили пальцы, уверяя, что всё нормально и не о чём волноваться, что бы ни происходило вокруг, в большом отрешённом мире. Лаванда улыбнулась им, как старым надёжным друзьям.

Свет из окна падал на сплетённые перья, запутывался в них, размечал тонким узором податливые ему пластинки. Засмотревшись, Лаванда и не заметила, как собственные обрывки мыслей и мимолётные образы разлились, застлали собой пространство, не приобретая даже чёткой формы, а просто погрузив в себя, как водная глубь. Очнувшись и вновь вспомнив, что она кем-то является и, наверно, что-то делает, Лаванда обнаружила себя в узком, плохо освещённом коридоре. Он был похож на коридоры в том департаменте, только ещё более обветшавший и заброшенный. Прямо перед ней расположилась дверь.

Лаванда хотела было зайти, но остановилась. Кто знает, что там… Может, с этим вовсе и не стоит встречаться.

«Но я ведь смогу всё закончить в любой момент», — сказала она себе.

Кивнув собственной мысли, Лаванда решительно толкнула дверь.

Свежий ветер дохнул навстречу. Шаги утонули в песке. Стеклянный северный воздух раздался вокруг, и было тихо. Только волны шумели поодаль.

— Море?

Лаванда с удивлением огляделась по сторонам.

— Я дома?

Прибой накатывал на бесконечный белый пляж, по которому она столько раз гуляла в детстве, собирая ракушки и морские камешки, выброшенные на берег, или просто сидела на песке, вглядываясь в безмятежную далёкую линию, которая всегда оставалась одной и той же. Здесь росла Лаванда, ничей ребёнок, а значит, общий — всех жителей маленькой рыбацкой деревушки на самом краю северного моря.

Как давно она не была здесь…

И зачем оказалась тут снова?

Этого она не могла узнать. Но раз уж оказалась…

Неспешно она побрела вдоль линии прибоя. Море накатывало и лизало порой её щиколотки, и казалось, что в разлуке не прошло и дня. Будто Лаванда не уходила отсюда.

В небе реяли белые чайки.

Мелкий и сыпучий сухой песок гасил все звуки. Иногда на нём попадались обкатанные камни или выбеленные морем куски дерева, а то и маленькие косточки, но настолько выглаженные и сверкающие на свету, что казалось вполне уместным взять их себе на память.

На пляже, кроме неё, не было никого. Да никто и не был нужен. Только она и море. И где-то высоко в небе — жёлтый солнечный шар.

Чайки кричали… В их криках едва уловимо слышалась тревога: словно они увидели какую-то тень на горизонте и метались, не в силах ничего изменить.

Лаванда остановилась, пытливо посмотрела на них. Но нет — понять, о чём они, ей было не дано. А вокруг всё по-прежнему было спокойно.

Озадаченная немного, она отправилась дальше. Волны приливали и отливали. Одна из них нахлынула вдруг, достав до середины икры, и обдала холодом.

Пожалуй, она идёт всё-таки слишком близко. Лаванда отошла подальше, вглубь берега.

Следующая волна достигла коленей. Странно, море никогда не вело себя так, сколько Лаванда помнила.

Пока она раздумывала над этим, застыв на месте, третья волна чуть не сбила с ног. Лаванда поспешно отступила.

Здесь, под прикрытием прибрежных скал должно было быть полностью безопасно, Лаванда отлично знала. Но на этот раз вода последовала за ней. Волны приливали снова и снова, становились выше и сильнее, будто хотели смести берег, поглотить его. Спасаясь от них, Лаванда бросилась карабкаться на скалы.

Она быстро преодолела целую половину и оглянулась. Море плескалось у подножья. Она полезла выше, долезла до самой вершины — уж тут-то вода точно её не тронет. Но, обернувшись вновь, поняла: в скалах тоже нет спасенья. Вода прибывала и прибывала.

Чтоб наверняка уж сделать всё возможное, Лаванда преодолела последние несколько метров и взобралась на вершину. Теперь можно было только стоять и смотреть, как отовсюду на скалу наступает море, поглощая вершок за вершком этот последний клочок суши: всё вокруг уже покрывали бурные волны.

Пожалуй, тут не было и не могло быть никакой надежды на спасение.

Вода уже плескалась у ног, когда в небе послышался шум вертолёта. Лаванда задрала голову: да, вон она, громоздкая, но маневренная ярко-оранжевая махина, взрезающая воздух пропеллером. Они всё же прилетели, они спасут её!

— Эй! — крикнула Лаванда, подпрыгивая на месте. — Эй, я здесь!

Вертолёт замедлился, завис в воздухе: кажется, там её заметили. Он зашёл было на круг, но яркая вспышка — горящим метеором он устремился вниз и ушёл под воду.

Больше помочь ей было некому. А в том месте, где упал вертолёт, — видимо, от удара — поднялась огромная волна и устремилась прямо на Лаванду.

Ещё секунда, и — она уже поняла это — волна накроет её с головой, и тогда всё. Лаванда застыла, готовясь мысленно к этому последнему удару…

— Лав! Лаванда! Очнись же ты наконец!

Кто-то тряс её за плечи. С усилием она раскрыла глаза, глотая ртом воздух, будто и в самом деле побывала под водой.

Феликс вернулся очень вовремя. Ещё секунда, и — Лаванда не была уверена, что бы последовало затем.

— Ну, где блуждала в этот раз? — он, похоже, едва сдерживался, чтоб не наговорить всё, что думает о ней и о её «прогулках» в сферы. — Что увидела?

— Воду, — пробормотала она, часто дыша. — Много-много воды.

— Воды? — удивлённо повторил он.

— Потоп.

— Аа… — понимающе протянул Феликс и будто вспомнил только что. — Да, ты ж у моря родилась.

— Я просто… просто думала… Если Софи решит записать меня, то что будет. И думала, что же возникнет из моих мыслей, чего мне опасаться… И думала, думала… А потом… Увидела море… И потоп… И там была волна, она бы меня накрыла… Она бы…

Не в силах продолжать, она вдруг разрыдалась совсем по-детски из-за всего пережитого. Феликс стремительно обнял её и прижал к себе.

— Ну что ты, сестрёнка… — пробормотал он несколько растерянно. — Уже ведь всё позади, ничего не случилось. Да и не случится, скорее всего, — внезапно добавил он с усмешкой.

— Почему? — не поняла Лаванда.

— В Ринордийске нет моря, — так же насмешливо парировал Феликс. — Не думаю, что оттого, что Нонине что-то там напишет, оно тут появится.

— Думаешь, нет? — она оторвалась от него и посмотрела с удивлением и надеждой.

— Не, ну всё может быть, конечно. Но не думаю. Так что, очень возможно, тебе неслабо повезло.

Сказано это было весёлым тоном, но тревожный взгляд куда-то в сторону не очень сочетался с ним. Думал ли Феликс о других «возможно» или о чём-то своём, о чём не хотел рассказывать, — оставалось неясным. Лаванда, только что приглушившая собственные страхи, не стала уточнять.