8

В какой-то раз Лаванда попросила Феликса всё же дать ей прочитать его статьи — как он обещал. Феликс дал — с готовностью и, как показалось, даже с затаённой гордостью. Похоже (хоть этого и не было сказано напрямую), от неё, нового своего читателя, он ждал, что уж она-то оценит по достоинству его работу, вникнет во все тонкости и, подумав, во всём с ним согласится.

Лаванде и вправду было очень интересно. Она как раз достигла той степени вовлечённости, когда считать, что все эти политические дела не имеют значения и вообще не существуют, уже не получалось и хотелось, наконец, всё разъяснить для себя и разложить по полочкам.

Но, увы, статьи Феликса мало ей в этом помогли. Она прочитала их три штуки и, устав, уже несколько наискосок просмотрела четвёртую. Все они были из последних номеров «брошюрки» — журнала с тонкими просвечивающими листами, оформленными всё же с претензией. Под статьями, видимо, считая свою фамилию не лучшим образчиком запоминающегося названия, Феликс обозначал себя как «Шержень».

Без сомнений, писал «Шержень» абсолютно искренне и со знанием дела — ну, или с уверенностью в этом знании. Но раз за разом возникало чувство, что написано это было исключительно для «своих» — тех, кто в целом уже в курсе ситуации и кто в принципе придерживается похожих взглядов, кого не надо перетягивать на свою сторону. Феликс шутил, Феликс высмеивал и высмеивал жёстко, но ко всему этому, наверно, должен был прилагаться особый шифр в голове, который сделал бы понятными все эти шутки, намёки, все эти парафразы цитат и отсылки к некогда имевшим место событиям. Мельком брошенный эпитет — и сразу станет ясно, в чём проблема, почему всё так плохо и что именно плохо. Наверно, люди, находящиеся на одной волне с Феликсом, нашли бы в его статьях то, что искали. Но, к сожалению, не человек со стороны.

Потеряв цель и забыв, в чём она состояла, Лаванда отложила номера в сторону, на край дивана (впрочем, не закрывая их), и просто сидела теперь, смотрела в стену и мимоходом думала о чём-то, она даже не улавливала точно о чём. Старая привычка — вглядываясь вдаль, отключаться от всего окружающего — не покинула её и здесь. Стена поплыла перед глазами, рисунок обоев переплетался лентами, искажался и исчезал, видимое становилось прозрачным, отступало куда-то назад, терялось из виду…

Она летела над землёй — высоко-высоко.

Так высоко, что было неясно, где это и что вокруг, да и неважно вовсе. Выше птичьего полёта, выше самого неба, куда не ступают живые, ибо здесь нет им места. Только свет — бесконечный свет солнца, такого огромного, занимающего весь мир. Прянь вверх — и захлебнёшься светом, растворишься в тепле без остатка и тебя больше не будет.

(Лаванда так делала всего несколько раз за всю жизнь, и это были особые случаи).

Но сейчас — нет, сейчас ей туда не нужно. Лаванда мягко нырнула вниз и, открыв глаза, обозревала теперь землю под собой.

Там, далеко внизу, расстилались бескрайние зелёные луга. Холм вставал за холмом, долина пролегала за долиной, они были так неизмеримо далеко, но всё же видна была каждая травинка, колышимая ветром. Иногда от особо сильных порывов траву пригибало к земле, но через секунду она уже исчезала из поля зрения и оставалась где-то позади, а новая зелень новых холмов всё так же открывалась взору.

С севера повеяло холодом. Свежий воздух дышал морозом и солью и был так знаком, что Лаванда почти подалась ему навстречу, чтобы лететь туда, где, она знала, опадают холмы, теряет свою яркость зелень, а дальше, на самом краю земли вот-вот блеснёт полоска…

Нет, туда нельзя. Никогда нельзя. Даже если очень хочется. Даже так.

Лаванда помнила это и быстро повернула обратно. Память успокоилась и сейчас же всё забыла, как это уже бывало не раз. Главное ведь, что будет дальше, какие ещё причуды готовят зелёные луга, чьи ряды набегают, как волны. Пролети ещё немного — и увидишь воочию.

Там, за холмами, лежало что-то новое, чего не бывало прежде, — она знала это. Там, за холмами…

— Эй, Лав!

От звука голоса холмы исчезли, Лаванда открыла глаза. Феликс стоял рядом и смотрел как-то подозрительно, со скрываемой тревогой.

— А? Я просто задумалась, — после резкого скачка язык едва слушался.

— Что-то ты глубоко задумалась, — он в сомнении покачал головой.

— Да нет, всё нормально, — Лаванда повертела головой в поисках чего-нибудь, чем можно было бы подтвердить свои слова. Взгляд упал на раскрытые журналы. — Вот, я прочитала твои статьи.

Это моментально переключило Феликса.

— Да? И как тебе?

— Ну… — замялась Лаванда.

Феликс присел рядом на корточки, придвинул журналы поближе к себе и жадно заглядывал ей в глаза.

Лаванда попыталась быстро вспомнить и подобрать какие-нибудь универсальные приятные слова.

— Ты… пишешь действительно хорошо… — осторожно начала она, — и образно. Увлекательно. Но…

— Но?

Она подумала и всё-таки призналась:

— Я не всё поняла.

Кажется, по его лицу проскользнуло разочарование. Да, совершенно точно проскользнуло, хоть он и попытался всеми силами это скрыть.

— А что именно непонятно? — осведомился он бодрым тоном.

— Ну… Это не так просто сформулировать.

— Хорошо, — Феликс порывисто встал и улыбнулся. — Тогда скажи, как сформулируется, ага? Я буду в той комнате.

Он вышел.

Лаванда попробовала подвигаться, встать с дивана. После путешествий в сферы тело обычно было не в ладах с ней, казалось тяжёлым, неповоротливым, будто не своим. (Хорошо сидеть на прибрежном песке и без спешки приходить в себя). Наконец руки и ноги вернулись к ней, и она обернулась теперь на двери комнаты.

Уже стемнело, и из кабинета Феликса пробивался неяркий свет — примерно как от телевизора. Но телевизор был здесь, в гостиной. Гадая, что это может быть, Лаванда подошла и заглянула туда.

Свет действительно шёл от экрана, но это был не телевизор. Странный агрегат помещался в нише шкафа за откинутой дверцей. Феликс сидел перед ним на полу и что-то делал. Лаванду он пока не заметил.

Она поняла теперь, что это: вспомнила, что видела такой аппарат на картинках. Один из тех маленьких компьютеров, что умещаются на коленях.

— У тебя есть компьютер? — удивлённо спросила она.

— Ага, — бросил Феликс.

— Но ты же сказал, что их почти невозможно держать законно.

— А я незаконно, — он повернулся к ней с самой своей невинной улыбкой. — Формально у меня его нет.

— Не боишься, что обнаружат?

Феликс пожал плечами:

— Пока не обнаружили. Впрочем, не удивлюсь, если Нонине давно в курсе.

— Значит, от неё сюда всегда могут прийти? — Лаванда тревожно нахмурилась.

— Естественно. И по этому поводу, и по многим другим. Я же сказал, что быть рядом со мной опасно.

(Он повторял это с видимым удовольствием, будто рад был похвалиться хотя бы таким странным достижением).

Лаванде подобные настроения не очень-то нравились, и она переключила внимание на монитор компьютера. Там видны были буквы, отдельные фразы…

— А чем это ты занимаешься?

— Переписываюсь с нашими. Так удобнее узнавать о всём, что происходит, — объяснил Феликс. — Если есть какие-то новости, то тут они распространяются моментально. Я уж молчу, что о многих вещах в других источниках вообще не скажут.

Лаванда всмотрелась внимательнее. Лента текста на мониторе — короткие рваные сообщения, протянувшиеся сверху вниз, — похоже, складывалась в разговор. Лаванда, правда, не очень вникла в смысл: кажется, разговор шёл уже давно и начало его затерялось где-то на просторах ленты.

— И часто вы так переписываетесь? — полюбопытствовала она.

— Обычно каждый вечер. Всегда кому-то есть что сказать. Поделиться чем-то или просто выразить мнение… Слить эмоции, в конце концов. Плохо только, что, кроме Ленты, куда-то выйти отсюда практически невозможно — оператор всё тот же, главный государственный, а у него почти всё в чёрном списке. Некоторые как-то умудряются туда проскочить, понятия не имею как. Да и из Ленты постоянно исчезает часть сообщений.

— Цензура? — догадалась Лаванда.

— Ага.

Больше он ничего не сказал, и Лаванда мысленно порадовалась, что он не вспомнил про статьи: она пока так ничего и не сформулировала и мысли бродили вокруг очень разрозненно.

— Кстати, пора бы поужинать, — заметила она.

— Пора… — задумчиво ответил Феликс, но, кажется, был несколько не здесь, а где-то по ту сторону монитора.

— Я приготовлю что-нибудь?

— Что? А, да. Было бы хорошо. Спасибо.

Но Лаванда не ушла сразу, а всё смотрела ему в затылок и раздумывала над одним вопросом, который крутился в голове, но в этичности которого она сомневалась.

— Феликс?

— Да?

— А твои статьи читают?

Он удивлённо обернулся:

— Конечно, читают.

— А кто?

— Ну… как кто… Люди.

— Какие люди?

— Обычные люди, — он недоумённо пожал плечами. Не понимал, о чём она, или не хотел понимать?

— Только ваша компания? Или ещё кто-нибудь? — и совсем тихо добавила. — Может быть, миллионы. Или…

— Откуда я знаю, — Феликс резко отвернулся к экрану, но, кажется, уже не вчитывался в Ленту, затылок выдавал его. Раздражённо потряс головой. — Я за этим не слежу. Наверно же, и кто-то кроме.

Скорее всего, догадалась Лаванда, скорее всего, эти мысли приходили ему в голову и раньше. И, скорее всего, они ему не нравились. Не имея возможности проверить, он предпочитал не задумываться об этом, как она сама предпочитала не задумываться о блестящей полосе.

Лаванда постояла ещё немного и ушла на кухню — посмотреть, что там можно найти, что сгодилось бы для ужина.