Глава 31 Обоз

После обеда быстро стемнело. На Моховку обрушился ливень с ветром. Окна застилали ручейки, а на крышу словно сыпался горох. В сенях было особенно хорошо слышно.

А в доме было тепло. Печка гулко мурчала, как сытый кот перед сном. В огне изредка щелкало. Свечи разгоняли избяной полумрак, который лез в окно раньше времени.

— Что-то не едут, — вздохнула Ялка, заходя в горницу.

Вместе с шумом дождя из сеней влетел поток студеного воздуха.

— А когда обычно приезжают?

— К обеду обычно поспевали. Может, что случилось в дороге и остались ночевать в Рогах, — женщина потёрла руки. — Как быстро холодает. Дождь еще этот некстати.

Ялка наклонилась к печке, чтобы подкинуть дров, которые Север наколол, точнее, тех щепок, которые он натесал. Марийка усмехнулась, глядя как мама методично, по одной штучке вкладывает получившийся хворост между нормальных поленьев. Заняв кресло в углу у буфета, она наигрывала что-то на гитаре, едва касаясь струн, а иногда начинала вслух вспоминать строчки из песен. Время от времени она ловила взгляд Севра и слегка улыбалась ему.

Север смотрел на нее и чувствовал огромное облегчение, что они хоть и не ссорились, но помирились.

Он сидел за столом и мастерил обереги от чертей; на тонкую щепку насаживал ягоду рябины и листочек мяты для запаха, заворачивал всё это в квадратик ткани и на готовом мешочке рисовал подпаленной лучиной защитную руну. Пусть эти обереги и прослужат всего день или два, но зато привычное занятие отвлекало от нестерпимого желания почесать пострадавшую ладонь.

Щетинки легко вытащились наждачной бумагой, живая вода подлечила израненную кожу, но не справилась с зудом и еще одним, подарком от черта, опаснейшим ядом — беспросветным унынием.

Раньше, по незнанию люди поддавались яду, опускали руки, а бывало и накладывали их на себя. Теперь, зная причину хандры, справиться с ней было проще. Для этого нужно было сосредоточиться на каком-нибудь деле и ближайшей важной проблеме.

Север мастерил обереги и думал про обоз. Ждал и одновременно боялся его прибытия. Хотел поехать в город, устроить сестре допрос, но осознавал, что делать ему там нечего. А еще не хотел бросать одних Ялку и Марийку, хотя понимал, что Ивар и раньше много раз уезжал в город.

Ялка прикрыла заслонку, села на лавку с другой стороны стола и занялась шитьем.

— Ну, что, Марька, спой чего-нибудь? А то Севушка что-то совсем загрустил.

— Кто? Я просто задумался..., — резко оживился Север, выпав из раздумий, но Марийка успокоила его мягкой улыбкой.

Она прекратила бессознательный перебор, и ее пальцы забегали по струнам, выводя незатейливую мелодию.

В кружевном лесу осеннем

Мчат кентавры за луной

Тетивой тревожат ветер

Как гитарною струной

(припев)

Разноцветны Нави голоса.

Страшны, веселы и жарки.

Добрые и злые чудеса

Превратили наши жизни в сказку.

Переливистую трель

До весенних лун

Завела, присев на ель

Птица-Гамаюн

Ночь бела как молоко

Посредине лета

До рассветных петухов

Фавн играл на флейте

В сенях загрохотала дверь.

Рука Марийки дрогнула, оборвав аккорд. Беззаботный уют вечера развеялся как дым от погасшей свечки. Все напряженно притихли.

В дверь снова требовательно забарабанили.

— Смотри-ка! Приехали! — спохватилась Ялка, бросая шитье и вскакивая.

— А точно они? — насторожился Север.

— А кто еще? — суетливо отмахнулась женщина, хватая свечку. — Пересмешники что ли стучать сподобились?

Шутки шутками, а Север слышал о подобных случаях, когда пересмешники клювом выстукивали дробь в окно или дверь и прятались за угол. Хозяин выходил из дома и попадал прямо в лапы хитрой твари. Хулиганская тактика охоты сработала всего пару-тройку раз. Новость о ней быстро разошлась в народе, и больше никто на этот трюк не попадался. Однако многие до сих пор рассказывали о жутком стуке в окно или в дверь.

Ялка отперла дверь. В сени ввалился мужчина в мокрой длиннополой куртке. Капюшон скрывал его глаза, но не жуткий, чёрный от крови шрам во всю щёку.

— Помогите! Дайте живой воды! — умолял он с безумным отчаянием.

Как оказалось, просил он не для себя. В повозке лежал его товарищ с проломленным черепом, но еще живой.

Пока Север и Марийка отпугивали налетевших пересмешников огненными стрелами, Ялка помогала перетащить раненого в дом напротив.

Все столпились там, желая узнать, что произошло.

Раненый охотник, совсем еще юнец, лежал на кровати с обмотанной головой. Полная кружка живой воды не свершила чуда, а лишь приглушила страдания бедолаги. Рваный порез на щеке второго охотника тоже лишь уменьшился до тонкой царапины.

Он устало сел на койку к раненому, выдохнул и заговорил.

— Мы вчетвером были. Выехали из Чертовых Рогов раньше, потому как там больше никого не осталось. То ли умерли все, то ли уехали. Там до Пошторы-то недалеко. Ну, в общем, едем через лес. Тишина. Пересмешники спят еще. И вдруг — кентавр! Как выскочит на дорогу! Мы ему предложили мешок сахара, а он как давай копьем махать. Двоих убил, и этого вон..., — он показал на лежачего. — Чуть не обезглавил.

— А кентавр? Вы его убили? — бесцветным тоном поинтересовался Север.

— Вот еще. В город везем. В повозке лежит, под мешками, — мужик с удовольствием заметил, как обомлело застыл Север и как за сердце схватилась Ялка, и добавил. — Да не бойтесь, он нескоро встанет. В нем, хы-хы, лошадиная доза сонного яда.

Север сглотнул сухую слюну и не своим голосом спросил:

— А можно посмотреть?

— Смотри на здоровье! Неужто кентавров не видел, — хохотнул мужик.

Север попятился из комнаты и чуть не зашиб оказавшуюся за спиной Марийку. Она растапливала печь и только теперь подошла послушать.

— Сев, что...

Север аккуратно подвинул её и выскочил сени. Убедившись, что пересмешников поблизости нет, он схватил масляный фонарь и вышел под дождь.

Замаскированный пернатником единорог нетерпеливо переступал, ожидая, когда его тоже проводят в теплое, сухое место, накормят и напоят.

Север открыл ворота в хлев Марийкиного дома и завел туда коня с телегой. Но распрягать его не спешил, подойдя к повозке. По сути, это была клетка, накрытая брезентом. Решетчатая дверь была открыта и подперта большим ящиком. Север обошел телегу сзади, дернул за шнур брезента, отвязывая от угла, и отбросил край.

Несколько секунд он неподвижно вглядывался в темноту клетки. Он думал, что был готов к любому зрелищу. Но в груди все равно что-то неприятно подвело, когда прямо перед ним оказалось избитое лицо Йура. Глаза его были закрыты, уши висели, на скуле ссадина, под носом размазана кровь.

Север повел лампой вправо, осматривая его тело. Человеческая часть кентавра была прислонена в угол, а лошадиная лежала на полу тесной клетки, скрюченная и заваленная мешками и ящиками. Верёвка обвивала копыта сложными узлами. Руки ему связали за спиной. Все тело, от темно-бурых копыт до загорелой спины было усыпано кровоточащими порезами и синяками. Кентавр еле слышно дышал.

Свет лампы вылепил эту картину грязно-желтыми мазками и черными полосками теней от решетки.

У Севра, как у охотника, кентавр в клетке должен был вызывать радость и гордость за соратников. Но он был потрясён до тошноты, словно ребенок, впервые увидевший как забивают синью. Он так и стоял, не шелохнувшись и не слышал из-за шума ливня чвакающих шагов.

Из оцепенения его вывело легкое прикосновение к плечу. Север не вздрогнул, но пришел в себя. Моргнул, принимая относительно спокойный вид, и взглянул на Марийку. Девушка смотрела на кентавра с ужасом и интересом.

— Никогда не видела кентавра так близко, — прошептала она.

— И как тебе? — поинтересовался Север. Тон снова получился грубее, чем он хотел.

Но Марийка не обиделась, будто ничего не заметила.

— Один кентавр приходил в деревню пару недель назад, — рассеянно вспомнила она. — Собирал что-то на брошенных огородах, но не подходил близко к людям и тихо ушел. Может это он и был...

Ее замечание и удивленный тон укрепили в Севре подозрение, что рассказ охотника о бешеном кентавре с копьём немного приукрашен. Йур, конечно, тот еще вредитель, но не идиот, чтобы напасть на целую повозку. Главная странность была в другом: в одиночку затащить этакую гору мускул с копытами в клетку невозможно. Нужна помощь не только бедолаги с пробитой головой, но и еще как минимум пары якобы убитых товарищей. Судя по тому, что сверху на кентавра были небрежно сложены мешки с провизией, у ребят даже хватило времени и сил вытащить вещи, освободить место и сложить все обратно.

Север придумал только два объяснения: либо мужик — некромант, ожививший товарищей, чтобы те поработали грузчиками, что было бы слишком сказочно, либо он просто сказочный…. Напрашивающийся эпитет Север заменил кивком.

Ну, допустим, — думал Север сам с собой. — Молодец, разоблачил негодяя. Точнее назначил. А дальше что? Звать тетю Ялку тянуть репку, то есть полуконя из клетки? Спрячем его в жар-птичнике. Скажем, что кентавр ходил во сне и ушел в неизвестном направлении. Или тоже голову проломим — не удалось стать толковым охотником — не беда, будем маньяком. И Север даже не сомневался, что Марийка с готовностью поддержит затею.

Несмотря на желание сию же минуту освободить Йура, сейчас он ничего не мог сделать без последствий для Марийки и тети Ялки.

Север вздохнул и положил руку на плечо подруги.

— Распряжешь коня? Я разгружу телегу.

***

Ночью Север извертелся на раскладушке — та аж подпрыгивала. Благо тканые половики чуть приглушали стук подпорок об пол.

Стрелки часов подползали к двум ночи. А стрелка чутья светилась ярче солнца указывая на неоновую вывеску: "Только завтра и только для вас — поездка в город. В программе: спасение кентавра, встреча с сестрой и новости об оборотне!".

Если с тревогой за Влада Север как-то справился, то кентавр — совсем другое дело. От Влада отстанут, как только князь получит то, что ему надо, и вернут в Явь. Наверное. А вот Йур уже оттуда не выберется. Он же нелюдь, враг народа.

Сможет ли Север спать спокойно, зная, что жеребец, который их приютил, накормил и проводил, сидит в тёмной грязной клетке? Бессонница уже махала ручкой.

Он снова перевернулся на другой бок, и подпорки сложились. Раскладушка грохнулась на пол. Север притих, слушая, не перебудил ли весь дом. И в это время привыкшие к темноте глаза уловили знакомый прямоугольный предмет, чернеющий под лавкой у самой стенки. Север свесился с раскладушки, протянул руку во мрак и подобрал мобильник.

Он тупо смотрел на забытый Владом телефон, а чутьё загорелось ярче солнца, с непреодолимой силой зазывая в город.

***

Дождь к утру прекратился. Порывистый ветер шумел над крышами и гнул голые кусты.

В такую погоду не то, что ехать куда-то, а даже во двор выходить не хотелось. Но одно из полезных умений, которое Север освоил в охотничьем лагере, это отправляться в дорогу в любое время дня и ночи, хоть в дождь, хоть в метель. Он быстро собрался, запряг единорога в повозку и вывел на дорогу.

Раненого положили в клетку, прямо на копыта кентавра, подстелив одеяло.

Вернувшись к хлеву, чтобы закрыть ворота, Север увидел Марийку и виновато застыл. Он ведь не предупредил её. Получалось, что снова втихомолку сбегает.

Но Марийка не выглядела сердитой или расстроенной, хотя Север заметил в ее глазах горькое смирение.

— Ты в этом собрался в город? — спросила она прежде, чем он открыл рот для объяснений.

Девушка потянула его в темноту хлева.

— Возьми, — она указала на стоявшие у стога сена сапоги, которые выглядели приличнее и надежнее Севкиных валенок в галошах. — У папы еще есть.

Север не стал спорить и переобулся.

Марийка вручила ему его меховую куртку, чистую и слегка сыроватую.

— Я ее постирала. Но не успела до конца высушить. Если б я знала, что она понадобится так скоро…

— Спасибо, — перебил он, её заглядывая в глаза.

Марийка смущённо улыбнулась и потупилась.

Север снял заплечный мешок и переоделся в свою куртку. Она действительно была чуть сыровата, но все-таки плотнее и длиннее, чем короткая огородная фуфайка. Переложив телефон в карман, обнаружил там зажигалку и горсть леденцов.

Марийка взяла со стога арбалет с чехлом полным самодельных дротиков и протянула другу.

Север сначала взял их, но потом подумал и вернул. В повозке уже лежали арбалеты, да и в городе ему оружие было ни к чему, только лишнее внимание будет привлекать. А в деревне каждая стрела на счету.

— Оставьте у себя. Я все равно вернусь.

— Ладно. Тогда еще вот это возьми.

Она передала ему большой теплый вкусно пахнущий сверток в платке и термос с горячим чаем.

— Спасибо, — улыбнулся он, запихивая узелок и термос в мешок, где уже лежали завёрнутые в полотенце два ломтя хлеба и фляга с обычной водой. — Постараюсь обратно привезти. Если не забуду.

— Чтобы не забыть… Вот, шапку надень, — сказала она и заботливо напялила ему на голову по самые глаза вязаную черную шапку со стершейся эмблемой на боку. — А то последние мозги застудишь.

В отместку Север шкодливо улыбнулся, взял ее лицо в ладони, напухлив румяные щеки, затем приблизил упирающуюся подругу к себе и смачно чмокнул в лоб, прямо как тетя Ялка поступила с ним в первый день.

— Да что ты..., — с напускным возмущением промямлила раскрасневшаяся девушка, но не смогла сдержать смешок. — Делаешь.

Север тихо посмеялся, позволив Марийке перехватить свои руки. Сцепив горячие пальцы, они подняли глаза друг на друга. Потом, неохотно разъединив ладони, обнялись. Марийка уткнулась в меховой воротник, а Север — в ее шерстяную косынку, которая пахла домашним теплом.

— Эй! Ты едешь?! — крикнули с улицы.

Отпустив подругу, Север взял мешок, вышел на улицу и сел в повозку. Марийка стояла на дороге и провожала его взглядом, пока телега не скрылась за поворотом. Север тоже долго смотрел на Марийку, а потом на удаляющуюся деревню, уже сгорая от нетерпения вернуться.