Глава 29. Обоз.

После обеда быстро стемнело. На Моховку обрушился ливень с ветром, застлав окна слошным потоком воды. На крышу словно горох сыпался из бездонного мешка. В сенях было особенно громко.

В горнице было тепло. Печка гулко мурчала, как сытая кошка. В огне изредка щелкали дрова. Свечи разгоняли полумрак, который лез в окно раньше времени.

— Что-то не едут, — вздохнула Ялка, заходя в горницу.

Вместе с шумом дождя из сеней влетел холод.

— А когда обычно приезжают? — спросил Север.

— К обеду обычно поспевали. Может, что случилось в дороге и остались ночевать в Рогах, — женщина потёрла руки. — Как быстро холодает. Дождь еще этот некстати.

Ялка наклонилась к печке, чтобы подкинуть дров, которые Север наколол. Точнее, тех щепок, которые он натесал. Марийка усмехнулась, глядя как мама методично, по одной штучке вкладывает получившийся хворост между нормальных поленьев. Заняв кресло в углу у буфета, она наигрывала что-то на гитаре, едва касаясь струн, а иногда начинала вслух вспоминать строчки из песен. Время от времени она ловила взгляд Севра и слегка улыбалась ему.

Север смотрел на нее и чувствовал огромное облегчение, что они хоть и не ссорились, но помирились.

Он сидел за столом и мастерил обереги от чертей; на тонкую щепку насаживал ягоду рябины и листочек мяты для запаха, заворачивал всё это в квадратик ткани и на готовом мешочке рисовал подпаленной лучиной защитную руну. Пусть эти обереги и прослужат всего день или два, но зато привычное занятие отвлекало от нестерпимого желания почесать пострадавшую ладонь.

Щетинки легко вытащились наждачной бумагой, живая вода подлечила израненную кожу, но не справилась с зудом и еще одним, подарком от черта, опаснейшим ядом — беспросветным унынием.

Раньше, по незнанию люди поддавались действию яда, опускали руки, а бывало и накладывали их на себя. Теперь, зная причину хандры, справиться с ней было проще. Достаточно сосредоточиться на каком-нибудь деле или другой проблеме.

Север мастерил обереги и думал про обоз. Ждал и одновременно боялся его прибытия. Хотел поехать в город, устроить сестре допрос, но страшновато было бросать одних Ялку и Марийку, хотя понимал, что Ивар и раньше не раз уезжал в город.

Ялка прикрыла заслонку, села на лавку с другой стороны стола и занялась шитьем.

— Ну, что, Марька, спой чего-нибудь? А то Севушка что-то совсем загрустил.

— Кто? Я просто задумался..., — резко оживился Север, выпав из раздумий, но Марийка успокоила его мягкой улыбкой.

Она прекратила бессознательный перебор, и ее пальцы забегали по струнам, выводя незатейливую мелодию.

В кружевном лесу осеннем

Мчат кентавры под луной

Тетивой тревожат ветер

Как гитарною струной.

(припев)

Разноцветны Нави голоса.

Страшны, веселы и жарки.

Добрые и злые чудеса

Превратили наши жизни в сказку.

Переливистую трель

До весенних лун

Завела, присев на ель

Птица-Гамаюн

Ночь бела как молоко

Посредине лета

До рассветных петухов

Фавн играл на флейте

БАМ-БАМ-БАМ-БАМ! В сенях загрохотала дверь.

Рука Марийки дрогнула, оборвав аккорд. Беззаботный уют вечера развеялся как дым от погасшей свечки. Все напряженно притихли.

В дверь снова требовательно забарабанили.

— Смотри-ка! Приехали! — спохватилась Ялка, бросая шитье и вскакивая.

— А точно они? — насторожился Север.

— А кто еще? — суетливо отмахнулась женщина, хватая свечку и выбегая в сени. — Пересмешники что ли?

Север, выходя за ней, хотел было подтвердить, что это запросто могли быть они, но к ударам добавились крики.

— Откройте, скорей! Человек умирает! Скорее же!

Ялка открыла и в дом ввалился мужчина в мокрой длиннополой куртке. Он захлопнул дверь и заполошно дыша, оглядел присутствующих. Капюшон скрывал его глаза, но не жуткий, чёрный от крови свежий шрам во всю щёку.

— Помогите! Дайте живой воды!

Как оказалось, просил он не для себя. В повозке лежал его товарищ с проломленным черепом, но еще живой.

Пока Север и Марийка отпугивали налетевших пересмешников огненными стрелами, Ялка помогала перетащить раненого в дом напротив. Вскоре там все и собрались, желая узнать, что произошло.

Раненый охотник, совсем еще юнец, лежал на кровати с обмотанной головой. Полная кружка живой воды не свершила чуда, а лишь приглушила страдания бедолаги. Рваный порез на щеке второго охотника тоже слегка уменьшился до тонкой царапины.

Он устало сел на койку к раненому, выдохнул и заговорил.

— Мы вчетвером были. Выехали из Чертовых Рогов раньше, потому как там больше никого не осталось. То ли умерли все, то ли уехали. Там до Пошторы-то недалеко. Ну, в общем, едем через лес. Тишина. Пересмешники спят еще. И вдруг — кентавр! Как выскочит на дорогу! Мы ему предложили мешок сахара, а он как давай вилами махать. Двоих заколол, и этого вон..., — он показал на лежачего. — Чуть не обезглавил.

— А кентавр? Вы его убили? — бесцветным тоном поинтересовался Север.

— Вот еще. В город везем. В повозке лежит, под мешками, — мужик с удовольствием заметил, как обомлело застыл Север и как за сердце схватилась Ялка, и добавил. — Да не бойтесь, он нескоро встанет. В нем, хы-хы, лошадиная доза сонного яда.

Север сглотнул сухую слюну и не своим голосом спросил:

— А можно посмотреть?

— Смотри на здоровье! Неужто кентавров не видел, — хохотнул мужик.

Север попятился из комнаты и чуть не зашиб оказавшуюся за спиной Марийку. Она растапливала печь и хотела подойти послушать.

— Сев, что...

Север аккуратно подвинул её и выскочил в сени. Убедившись, что пересмешников поблизости нет, он схватил масляный фонарь и вышел под дождь.

Замаскированный пернатником единорог нетерпеливо переступал, ожидая, когда его тоже проводят в теплое, сухое место, накормят и напоят.

Север открыл ворота в хлев Марийкиного дома и завел туда коня с телегой. Но распрягать его не спешил. Подошел к повозке. По сути, это была клетка, накрытая брезентом. Север обошел телегу сзади, дернул за шнур, отвязав полотно и отбросил край.

Он думал, что был готов к любому зрелищу. Но в груди все равно что-то неприятно ухнуло, когда прямо перед ним оказалось избитое лицо Йура. Глаза его были закрыты, уши висели, на скуле ссадина, под носом размазана кровь.

Север повел лампой вправо, осматривая его тело. Человеческая часть кентавра была прислонена в угол, а лошадиная лежала на полу тесной клетки, скрюченная и заваленная мешками и ящиками. Верёвка обвивала копыта сложными узлами. Руки ему связали за спиной. Все тело покрывали усыпано кровоточащими порезами и синяками.

Свет лампы вылепил эту картину грязно-желтыми мазками и черными полосками теней от решетки.

Для любого охотника, сколько бы тварей он за жизнь ни поймал, кентавр в клетке это всегда радостное и поразительное зрелище. Север был потрясён до тошноты, словно ребенок, впервые увидевший как забивают синью. Он так и стоял, не шелохнувшись и не слышал из-за шума ливня чвакающих шагов.

Из оцепенения его вывело легкое прикосновение к плечу. Север не вздрогнул, но пришел в себя. Моргнул, принимая относительно спокойный вид, и взглянул на Марийку. Девушка смотрела на кентавра с ужасом и интересом.

— Никогда не видела кентавра так близко, — прошептала она.

— И как тебе? — поинтересовался Север. Тон снова получился грубее, чем он хотел.

Но Марийка не обиделась, будто ничего не заметила, только теснее прижалась.

— Один кентавр приходил в деревню пару недель назад, — рассеянно вспомнила она. — Собирал что-то на брошенных огородах, но не подходил близко к нам и тихо ушел. Может это он и был...

Ее замечание и удивленный тон укрепили в Севре подозрение, что рассказ охотника о бешеном кентавре с копьём немного приукрашен. Йур, конечно, тот еще вредитель, но не идиот, чтобы напасть на целую повозку с четырьмя. Главная странность была в другом: в одиночку затащить этакую гору мускул с копытами в клетку невозможно. Нужна помощь не только бедолаги с пробитой головой, но и еще как минимум пары якобы убитых товарищей. Судя по тому, что сверху на кентавра были небрежно сложены мешки с провизией, у ребят даже хватило времени и сил вытащить вещи, освободить место и погрузить все обратно.

Север придумал только два объяснения: либо мужик — некромант, ожививший товарищей, чтобы те поработали грузчиками, что было бы слишком сказочно, либо он просто сказочный… нехороший человек. Допустим, — рассуждал он про себя. — Молодец, разоблачил негодяя. Точнее назначил. Дальше что? Звать тетю Ялку тянуть репку, то есть полуконя из клетки? Спрячем его в жар-птичнике. Скажем, что кентавр ходил во сне и ушел в неизвестном направлении. Или охотнику голову проломим.

Несмотря на желание сию же минуту освободить Йура, сейчас он ничего не мог сделать без последствий для Марийки и тети Ялки.

— Распряжешь коня? — тихо попросил он. — Я разгружу телегу.

***

Ночью Север извертелся на раскладушке — та аж подпрыгивала. Тканые половики чуть приглушали стук подпорок об пол.

Стрелки часов подползали к двум ночи. А стрелка чутья светилась ярче солнца указывая на неоновую вывеску: "Только завтра и только для вас — поездка в город. В программе: спасение кентавра, встреча с сестрой и новости об оборотне!".

Влада отпустят, как только князь получит от него, что хотел. За него Север можно было сильно не переживать. А вот сможет ли он спокойно спать, зная, что противный кентавр, который их приютил, накормил и проводил, сидит в тёмной грязной клетке? Бессонница уже махала ручкой. Хотелось пойти посмотреть, как он там.

Север снова перевернулся на другой бок, и подпорки сложились. Раскладушка грохнулась на пол. Север притих, слушая, не перебудил ли весь дом. И в это время привыкшие к темноте глаза уловили знакомый прямоугольный предмет, чернеющий под лавкой у самой стенки. Север протянул руку во мрак и подобрал мобильник.

Он тупо пялился на забытый Владом телефон, а чутьё загорелось ярче солнца: “В город надо! Срочно!”

***

Дождь к утру прекратился. Порывистый ветер гнул деревья и тряс голые кусты. В такую погоду не то, что ехать куда-то, а даже во двор выходить противно. Но возможность упускать жалко. Север тихо собрался, нарядил единорога, запряг повозку и вывел на дорогу. Раненого укутали в одеяло и положили в клетку, прямо на кентавра, подстелив ватный матрас.

Вернувшись к хлеву, чтобы закрыть ворота, Север увидел Марийку и виновато застыл. Он ведь не предупредил её. Получалось, что снова втихомолку сбегает.

Но Марийка не выглядела сердитой или расстроенной. В ее глазах север увидел лишь горькое смирение.

— Ты в этом собрался в город? — спросила Марийка прежде, чем он открыл рот для объяснений.

— Да..., — Север оглядел себя. Оделся во что нашел. Короткая огородная фуфайка, валенки в галошах.

Марийка взяла его за локоть и утащила в темноту хлева.

— Возьми, — она указала на стоявшие у стога сена сапоги из шкуры водяного с мехом внутри. — У папы еще есть.

Север не стал спорить и переобулся.

Марийка вручила ему его меховую куртку, чистую и слегка сыроватую.

— Я ее постирала. Только не успела до конца высушить. Если б я знала, что она понадобится так скоро…

— Спасибо, — перебил Север, заглядывая в глаза.

Марийка смущённо улыбнулась.

Север снял заплечный мешок и переоделся в свою куртку. Она действительно была чуть сыровата, но все-таки плотнее и длиннее, чем фуфайка. Переложив телефон в карман, обнаружил там зажигалку и горсть леденцов.

Марийка взяла со стога арбалет с чехлом полным самодельных дротиков и протянула ему.

Север сначала взял их, но потом подумал и вернул. В повозке уже лежали арбалеты, да и в городе ему оружие было ни к чему, только лишнее внимание будет привлекать. А в деревне каждая стрела на счету.

— Оставьте у себя. Я все равно вернусь.

— Ладно. Тогда вот это возьми.

Марийка передала ему большой теплый вкусно пахнущий сверток в платке и термос с горячим чаем.

— Спасибо, — улыбнулся он, запихивая узелок и термос в мешок, куда с утра положил завёрнутые в полотенце два ломтя хлеба и флягу с обычной водой. — Постараюсь обратно привезти. Если не забуду.

— Чтобы не забыть… Вот. Шапку надень, — сказала она и заботливо напялила ему на голову по самые глаза вязаную черную шапку со стершейся эмблемой на боку. — А то последние мозги застудишь.

В отместку Север шкодливо улыбнулся, взял ее лицо в ладони, напухлив румяные щеки, затем приблизил упирающуюся подругу к себе и смачно чмокнул в лоб, прямо как тетя Ялка поступила с ним в первый день.

— Да что ты..., — с напускным возмущением промямлила раскрасневшаяся девушка, но не смогла сдержать смешок. — Делаешь.

Север тихо посмеялся, позволив Марийке перехватить свои руки. Сцепив горячие пальцы, они подняли глаза друг на друга. Потом, неохотно разъединив ладони, обнялись. Марийка уткнулась в холодный меховой воротник, а Север — в ее шерстяную косынку, которая пахла домашним теплом.

— Эй! Ты едешь?! — крикнули с улицы.

Отпустив подругу, Север взял мешок, вышел на улицу и сел в повозку. Марийка стояла на дороге и провожала его взглядом, пока телега не скрылась за поворотом. Север тоже долго смотрел на нее, а потом на удаляющуюся деревню, уже сгорая от нетерпения вернуться.