Глава 21. Ночь в Моховке.

Влад со стоном облегчения завалился на скрипучую раскладушку, вытянувшись поверх одеяла. Дождавшиеся отдыха мышцы свело приятной судорогой. Баня и горячий ужин вытравили въевшийся в кости навий холод. Теперь его остатки медленно таяли от мягкого печного жара, припекающего плечо и бок. Влад лежал неподвижно, не обращая внимания на неудобно подогнутую руку и упирающийся в ногу телефон в кармане штанов.

Он остался один в полной темноте. В ушах еще звенела вечерняя суета, прекратившаяся пару минут назад. Все как-то быстро потушили свечи и разошлись. Ивар не оставил Севра ночевать в большой комнате, а погнал его на чердак вместе с Марийкой, строго приказав: “Сидеть тихо и не хрюкать”.

Влад удивился. Север тут, конечно, в доску свой, но, все-таки двенадцать лет его не было. Они с Марийкой не обнялись при встрече и за весь вечер даже плечом друг друга не задели. А Ивар, суровый мужик и заботливый отец, отпустил их спать вместе. Навь воистину полна чудес.

Хотя какое там спать? Они сразу нарушили запрет — принялись хрюкать, топотать и разговаривать, будто кроме них в доме никого не было.

“И хрюкотали зелюки, как мюмзики в мове.” — вспомнилось Владу.

Влад достал телефон и попробовал включить. Тот моргнул картинкой с пустой батареей и погас. Влад положил его на лавку и перевернулся на спину. Глядя в потолок, за которым продолжали шуметь, и вздохнул.

Он всё понимал — дело молодое. Но беспокоился, как бы Север завтра не проспал. Обещал же вернуть в Явь.

Сейчас, одному в огромной комнате, среди незнакомых запахов, скрипов и шорохов домой захотелось особенно сильно.

Единственное, что здесь было привычно слуху — стук маятника в настенных часах. И тот навевал тоску. Такие же часы висели в квартире, в Упырях — остались от прежних жильцов. Ночью, чтобы не слышать их щелканье, приходилось закрывать дверь и затыкать уши наушниками. Сейчас бы музыка не помешала.

Сегодня в программе были только песни пересмешников. Влад предпочитал что-нибудь более мелодичное, чем надрывный плач женщин и визги резаной скотины. Снаружи орали, здесь тикали и стучали, а наверху болтали и хихикали. Влад уже не надеялся сегодня уснуть. Глядел в потолок и клялся себе, что в гости с ночёвкой он больше не пойдёт.

***

Север поднялся с Марийкой на чердак. Выпрямившись, тут же ударился головой о косой свод крыши, до которого в детстве даже рукой не доставал.

— Потолки понаставили…, — в шутку возмутился он, потирая макушку.

— Пригнись, — поздно посоветовала Марийка, хихикая в кулак, и тут же сама задела головой висящий под потолком масляный фонарь. Хорошо хоть не горел.

Она распахнула дверь.

— Прошу.

Север вошёл в залитую медным светом комнату и поражённо осмотрелся, не узнавая чердак, на который они с Марийкой лазили, чтобы спрятаться или поискать чего-нибудь интересное.

Мрачное, пыльное, захламленное место непонятной формы Марийка превратила в уютное жилище.

Во многом чувствовалась помощь Ивара. Косой свод был оббит светлыми досками. На них в самодельных, но аккуратных рамках висели вышитые гладью картины — цветы да птицы. У дальнего окна в полумраке ютился столик, на котором боролись за свободное место кружки, расчески, пяльцы для вышивания, нитки и книги.

Справа от входа у печной трубы под скатом крыши раскинулся квадрат сложенных друг на друга матрасов. Все это было накрыто тканым покрывалом и присыпано подушками, в основном самодельными в виде морд сирина, водяного и даже обглода.

Среди них сидел золотисто-курчавый игрушечный заяц, которого привез маленькому Севке отец. Уже после смерти отца он, опасаясь загребущих рук сестры, подарил игрушку Марийке. Знал, что она бережно отнесется к его подарку И все равно был приятно удивлен, увидев этого зайца много лет спустя как нового и не где-нибудь на полке, а на почетном месте.

— Здорово тут у тебя. А как же твоя старая комната?

— Там теперь мастерская. Папа шьет пернатники. А я здесь. Помнишь, как тут было раньше?

— Помню ли я как прятался от разъяренной Гарьки и просидел тут полдня с молью и чертями? До сих пор снится. Хорошо, что она боялась твоего папу.

Марийка улыбнулась и села на кровать, откинувшись на расписанную полевыми цветами печную трубу.

— Падай, — пригласила она.

Пригибаясь под снижающимся потолком, Север присоединился к ней, так же привалившись к теплой трубе. Под матрасами заскрипели доски. Север расставил руки, готовый вскочить, если пол вдруг проломится, и круглыми глазами посмотрел на Марийку.

— Вам проход на кухню не нужен?

Они рассмеялись, шикая друг на друга. А когда наконец успокоились, около минуты сидели молча. Север посадил себе на живот зайца и перебирал пальцами жёсткие кучеряшки. Ощущения вернули его в прошлое, когда с благодарностью смотрел на отца, улыбающегося, довольного, что смог удивить сына. Правда потом, как и за всеми подарками, за зайцем следовали требования, ожидания и разочарования.

Заметив, что подруга неотрывно смотрит на него, он неловко ухмыльнулся и посадил зайца на место. Но девушка не отводила взгляда.

— Что ты так смотришь? — с улыбкой поинтересовался Север и чуть повернулся на бок, опершись на локоть. — Я понял уже что ты рада меня видеть. Я тоже рад, но я же не пялюсь. Ну. Стараюсь.

— Нет, Сев. Ты даже не представляешь, как я рада, — вздохнула она.

— И как? — подтолкнул он все еще веселым голосом.

— В тот день, когда ты убежал, я видела, как ты прячешься в повозку охотников, — виновато призналась она, теребя уши подушке-обглоду.

Север выпрямился, напряженно глядя на Марийку.

— Видела? И никому не сказала?

— Сначала хотела. Но подумала, что это будет предательством. Я видела, как тебе плохо в деревне, как ты хотел… Что-то сделать, показать себя...

— Марька..., — растроганно выдохнул Север.

Она тоже села прямо, положив подушку на колени и продолжила, будто обращаясь к ней.

— В общем, потом-то поняла, что совершила страшную глупость. И чем дольше ты не показывался, тем сильнее винила себя. Когда рассказала Гаре, мы поссорились. Нас и так-то подружками нельзя было назвать. А тут мы даже здороваться перестали. За все это я начала злиться на тебя. Думала, что если мы встретимся, я не то, что разговаривать, видеть тебя не захочу. Но вот ты здесь, и я не могу отвести глаз.

Она посмотрела на него. Север отвёл взгляд и почесал шрам на носу.

— Потому что, видя каким ты стал, — девушка потянула его за локоть, привлекая внимание. — Я перестаю жалеть о своем решении.

— Марька, — снова протянул он с благодарностью.

Марийка отвернулась, потянувшись со своей стороны куда-то за трубу. Послышались два коротких тихих плеска.

Марийка вернулась с двумя кружками и передала одну Севру.

— За встречу? — предложила она. — Только тихо, а то папа услышит.

Они тихонько "чокнулись", выпили и снова устроились на подушках.

— Значит, твой папа делает пернатники. Вот откуда столько живухи.

— М-м. Вроде того.

— Если он столько зарабатывает, то почему вы не уедете в город? Здесь же невозможно жить.

— Как видишь, вполне.

— Но тут же нет никого.

— И что?

— Но как же… Я был уверен, что ты уже кого-нибудь себе нашла, и у тебя своя семья.

— Семья? — скептично, но мягко удивилась Марийка. — С кем? Шныря с бабушкой почти сразу уехали. Рыбацкие тоже всей семьёй куда-то свалили. А Горох вообще за Гарькой таскался, пока ему не надоело попусту биться и он тоже куда-то пропал. Да я особо ни с кем близкой дружбы водила, потому что, как ты верно подметил, моего папу все боялись.

Марийка продолжала рассказывать про их старых знакомых. Север слушал её и всё хотел что-то спросить, но каждый раз вопрос ускользал, как песок сквозь пальцы, а язык от усталости заплетался. Слова Марийки постепенно перестали рисовать образы в его голове. Ее голос словно за руку уводил Севра в мир снов, в кои-то веки спокойных и приятных.

***

Когда на чердаке стало тихо, Влад перевернулся на бок. Раскладушка при этом заскрипела как старая телега. А та ее часть, что была под ногами, взяла и сложилась с характерным лязгом. Влад от неожиданности тихо ругнулся, но не стал ничего поправлять. Спугнутый сон, упрямой волной накатил снова, накрывая его с головой.

Засыпая, он смотрел в окно, в которое стучали редкие капли дождя.

Влад медленно моргнул и вдруг оказался в детской пижаме. Сидя на полу в огромной тёмной гостиной, он рассматривал осколки елочного шара в луже крови. В окно светила луна. На ёлке блестели игрушки. Лежащее рядом мертвое тело почему-то не пугало Влада. Он с интересом вглядывался в растянутую морду щенка в отражении на боку разбитого шара. В соседнем осколке отразилась искаженная фигура мужчины, возникшего в дверях за его спиной. Незнакомец долго стоял и просто смотрел на мальчика, будто решая, что с ним сделать, а потом двинулся к нему.

Влад испуганно оглянулся и обнаружил что сидит на раскладушке. Чернота за окном сменилась сине-серой хмарью. В такую непогожую рань меньше всего хотелось вставать с постели и куда-то идти. Но окружение чужого дома вернуло его в суровую реальность. Только мужчина из сна никуда не делся, затаившись огромной тенью у стола перед раскладушкой.

— Вставай, — сказал он. — Поедем в город.

Узнав голос, Влад проснулся окончательно и успокоился. Это всего лишь Ивар. Но когда до него дошёл смысл услышанных слов, снова насторожился.

— А как же Север? Он должен был....

— Знаю. Но он останется. И так замотался. Не волнуйся, я отправлю тебя домой. Вон, я тебе одежду кинул.

Он кивнул на лавку.

Влад растерянно молчал. Он предпочел бы, чтобы именно Север отвёз его и отправил в Явь. Хоть он и растяпа, но к нему Влад успел привыкнуть, а Ивара он знает только второй день.

Видя, что он колеблется, Ивар с надеждой спросил:

— Поможешь мне погрузить мешки?

— А. Л-ладно, — неуверенно ответил Влад и стал выбираться из-под одеяла.

В конце концов, не пойдет же он трясти человека просто потому, что боится ехать с незнакомым дядькой. Он не маленький мальчик. А у Севра есть свои дела. Жалко только, что попрощаться нормально не успел. Забавное было приключение, хоть и опасное.

***

Телега стояла в хлеву под навесом. Прошлым вечером Влад не заметил ее в темноте — во все глаза смотрел на единорога. Это была даже не телега, а почти экипаж — будка, напоминающая деревенский туалет на колесах с маленьким окошком без стекла. А запряжен в нее был… Пересмешник.

Влад испуганно замер, уставившись на спокойно стоявшую между оглоблями пернатую тварь. У нее, как оказалось, не было крыльев, но зато были стройные лошадиные ноги. Влад с облегчением выдохнул. Всего лишь костюм. К пернатой шкуре, покрывающей круп лошади, прилагалась морда с клювом и отверстиями для глаз. Кобыла в наряде пересмешника сонно жевала удила и охотно подставила Владу шею для почесушек.

— Как тебе? — спросил Ивар, возникший за спиной так неожиданно, что Влад с перепугу отдернул руку от лошади.

Мужчина усмехнулся в бороду и поставил тюки с пернатыми накидками, на чистый краешек сена.

— Нравится?

— Очень. А… Почему вы в таких не ходите?

— Пробовали, — отрезал Ивар, затаскивая тюк в будку. — Пересмешники хоть и глупые, но не слепые.

Влад представил, как пересмешник видит прямоходящего товарища, разочарованно качает головой и разрывает ряженого дурака на клочки.

Загрузив телегу, Ивар вывел ее улицу и закрыл ворота. Влад влез на деревянное сиденье и чуть не свалился с него, когда на свое место рядом с ним опустился мельник.

Повозка тихо покатила по размокшей дороге в дождливую даль. Маленькое блеклое солнце смотрело им вслед через тоненькую щель между горизонтом и тяжелым пластом туч. С нарастающим тревожным предчувствием Влад провожал глазами удаляющийся дом. Вопреки его тайной надежде, никто так и не выбежал оттуда, не замахал руками и не велел остановить повозку.