Глава 24. Княгиня на букву Г.

Каждый навянин желал знать, насколько велика Навь.

Сосновая долина хоть и тянулась на десятки тысяч врст, но была окружена горными хребтами. Дорогу к ним заступали болота да дикие, не зачищенные от нечисти леса. Многие смельчаки отправлялись туда, на край мира, но пропадали без вести, если вовремя не поворачивали обратно. Любители приключений редели, предпочитая трудиться на благо единственного и самого прекрасного города в Нави — Змееграда.

Город-крепость стоял на высоком скалистом берегу Ледяного озера. От студеных навьих ветров его защищала стена, настолько толстая, что внутри нее помещались целые квартиры. Правда для человека они были непомерно просторными, а двери и ступеньки слишком громоздкими. Улицы в городе тоже сильно разнились по ширине, а под ними, за решетками огромных люков, в тоннелях плескалась озерная вода. Она протекала сквозь подземелья и омывала скалу, на которой стоял город.

Каждому пожилому Змееградовцу было известно, что все эти квартиры, огромные лестницы, подземелья и угловатые некрасивые дома когда-то давно служили другим хозяевам: русалкам, оборотням, минотаврам, фавнам, нетопырям и прочим навьим существам. В те далекие времена город привечал любой народ и менялся вместе с ним.

Но однажды сюда пришли люди.

Первый правитель Чернобор истребил самую лютую нечисть: убийц и насильников. Второй князь Горивест очистил город от нарушителей порядка и воров. Лихояр изгнал тех чудовищ, которые унижали людей словом и не тем взглядом.

Лютомир нашел управу и на тех, кто просто был противен. И как-то вдруг не осталось в городе больше ни фавнов, ни русалок ни вообще кого-то из навей. Воодушевленный успехом, занялся благоустройством города. В самых важных местах появился водопровод и электричество. А по улицам теперь ходил конный трамвай. Народ был доволен, но не впечатлен.

В народе ходили слухи о могущественном Змее, который живет далеко на Севере и может исполнить желание. Путь туда смертельно опасен, и никто из отправившихся не возвращался.

И всё же кое-кому удалось добыть князю Змеев Дар. Правда вместо награды лишился головы. Город получил защиту от бурь и холодов, а жители — богатый урожай и живую воду, исцеляющую от всех болезней и ран. Лютомир и его жена обрели бессмертие.

Все было прекрасно, но недолго. У Лютомира и его жены резко ухудшилось здоровье. Оказалось Змеев Дар тянул силы из княжеской четы взамен на благодать. Затем пропала их дочь. От горя княжна покончила с собой, оставив новорожденного сына — Аресия. И тепер Змей стал требовать в жертву молодых девушек. Сначала раз в год. Ныне — раз в месяц. А Лютомир стремительно превращался в ходячую мумию.

Он и рад бы передать Дар и трон молодому сильному Аресию. Но Дар его не принял потому как по праву рождения принадлежал другому наследнику. И пока охотники его искали, князь подбирал для сына невесту.

Вот только дурочек, желающих пожертвовать здоровьем и красотой, было найти сложнее, чем тех, кто обрадуется чирью на заднице. А готовых дарить свою любовь юному князю было еще меньше.

Однако в Нави случались чудеса.

***

Дверь распахнулась с пинка. Стучаться восемнадцатилетний князь Аресий не считал нужным. Особенно в её покои.

Нарисовавшаяся месяц назад невеста была старше его лет на пять, здоровая, сильная, но самая настоящая деревенщина. Даже имя как у козы — Гарья. И ума как у скотины. За месяц так и не научилась проявлять к будущему мужу должное уважение. В частности, Аресию не нравился ее взгляд, от которого хотелось отряхнуться и посмотреть в зеркало и проверить нет ли на лице навоза. Лютомир же напротив — окружил ее заботливыми слугами и чуть ли пылинки с нее не сдувал. Так что Аресию приходилось самому воспитывать будущую жену.

Девушки — хотя какая она ему девушка, — тётеньки он в комнате не нашел. Зато вместе со сквозняком с открытого балкона тянулась писклявая трель окарины.

Гарья стояла на краю просторного полукруглого балкона и выводила печальную мелодию. Ветер трепал ее непослушные каштановые волосы и шевелил меховую накидку. Рыжее, но холодное солнце очертило девушку золотым контуром. Такое зрелище могло бы заставить трепетать душу любого мужчины. А музыка, подхватываемая ветром, растопила бы самое холодное и черствое сердце.

Сердце Аресия трепетало только от удовольствия скрытно подглядывать за личным занятием Гарьи. Впрочем, весьма скучным. Музыку он не любил, считал ее глупой забавой для стариков и баб. Когда-то его пытались научить игре на гитаре, но гитара попалась плохоиграющая, да еще и случайно сломалась о дверной косяк.

Мелодия резко прекратилась, и Гарья обернулась. На ее лице не было смущённого удивления девицы, которую застали врасплох. Скорее наоборот — так оглядывается лось, заметивший чужака на своей территории.

— Играй-играй, — разрешил Аресий тоном, каким дозволяют вылизывать ботинки.

— Сгинь, — ответила Гарья, но, вспомнив, с кем говорит, добавила вежливости. — … Те.

— Если не будешь играть, то собирайся. На арене скоро бой. Ты же не в этом тряпье пойдешь? Как бродяжка.

— Я и не пойду.

— А тебя никто не спрашивал.

— Вот и отлично, значит можно не идти.

— Что?!

— Не спрашивают — не лезь. Простая житейская мудрость. Возьми на заметку. Может быть, люди к тебе потянутся.

— Ты не можешь пропускать такие события!

Гарья скучающе моргнула.

— Его Светлость Лютомир лично разрешил мне никуда не ходить, — её равнодушным голосом можно было бы укладывать асфальт, если бы в Змееграде он был.

— Ты не за моего отца выходишь, а за меня. Так что, если не хочешь, чтобы твоя жизнь здесь превратилась в ад, чти наши традиции!

— Это жестокий и нелепый цирк, а не традиция.

— Кто ты такая, чтобы судить! Обычная деревенская девка! Знаешь, что бывает за подобные оскорбления?

— Что, — это был не вопрос, а усталое разрешение договаривать.

— Казнь! — Аресий пожалел, что слово слишком короткое, чтобы вместить в него весь смертельный ужас угрозы.

Однако лицо Гарьи изумленно вытянулось.

— Есть что-то хуже, чем общаться с прыщавым надутым ёрпылем? — заинтриговано спросила она.

— Как ты смеешь?! — оскорбленно прошипел Аресий.

— Извиняюсь, — виновато прикрыла глаза девушка. — Кхм, "Его Светлостью Прыщавым Надутым Ёрпылем".

Аресий гневно посопел и ухмыльнулся.

— А знаешь, что? Ты на самом деле боишься меня! Поэтому огрызаешься.

Теперь ему удалось её удивить. Брови Гарьи поползли на лоб.

— Охо?

— Да-да, — Аресий двинулся к Гарье. — Я девок насквозь вижу.

Гарья попятилась и села на каменные перила.

— Надо же..., — протянула она, вытянув и сложив ногу на ногу. — Видишь.

— На самом деле, — повторил Аресий, воодушевленный ее замешательством, и приблизился ровно настолько, насколько позволяли вытянутые ноги девушки.

Гарья незаметно двигала их в ту сторону, с какой пытался подойти Аресий.

— Я могу сделать с тобой что хочу, — продолжал он натужно уверенным тоном, словно не замечал ее действий. — Для этого ты здесь. Для меня, ясно?! И ты знаешь, что будет после свадьбы. Поэтому, если хочешь, чтобы приятно было нам обоим, советую вести себя повежливей.

Аресий перешагнул через её вытянутые ноги. Его подростковое достоинство в обтягивающих брюках княжеской формы оказалось в опасной близости от женского колена. Но он не замечал этого, так как не хотел проиграть Гарье в гляделки. Аресий приближал свое лицо к лицу девушки, в ожидании, что она отвернется первая.

Глядя на молодого князя, Гарья приоткрыла губы и… Рыгнула. Довольно скромно. Но Аресий отскочил, будто его снесло ураганным ветром. Отпрянув, он споткнулся о ее ноги и упал на задницу.

— Ты — грязная свинья! Кабаниха! — задыхаясь от злости кричал Аресий. — Неудивительно, что ты пришла сюда, ко мне. Никто в мире не захочет связываться с такой мерзкой бабой!

Гарья выслушала все это с каменным лицом, а затем встала и сделала шаг к Аресию. Юноша подорвался с пола, бросился в развороте к выходу, оглядываясь на девушку, и врезался щекой в дверной косяк.

— Дура! — выпалил он и, зажимая рукой щёку, выбежал из чужих покоев.

***

Услышав, как за Аресием захлопнулась дверь, Гарья с дрожью выдохнула. Окаменевшее от напряжения лицо расслабилось.

Гарья взяла лежащую на перилах окарину. Мамину окарину. Когда отец пропал, мама часто играла, чтобы скрасить скучные вечера. Потом убежал Севка, и Гарья сама играла маме, даже когда та уже не слушала. Здесь, во дворце Гарья представляла, что снова играет для нее. Но верить в это становилось всё сложнее. Дворцовый быт, его глухие стены, городская одежда, звуки и люди постепенно выдавливали из сердца память о доме.

Гарья, конечно, знала, что будет непросто. Думала, что справится. Ведь вся её ответственность заключалась в том, чтобы просто присутствовать, ну и отдавать здоровье за людей. Ничего сложного. Но она даже приблизительно не представляла, как отчаянно захочет убежать уже в первые дни.

"Я хочу, чтобы больше не было жертв. А мне терять нечего." — собственные слова, сказанные Лютомиру, прозвучали в ее памяти как издёвка.

Гордость не позволяла после данной клятвы сомневаться в собственном решении. К тому же возвращаться было некуда. Она сожгла дом. А теперь жалела, что не сгорела вместе с ним. Аресий прав в одном — она дура. Как еще можно назвать ее после того, как она отпугнула от себя всех людей деревне, сожгла дом и от безысходности подалась в невесты к князю.

Оставалось играть на окарине и надеяться, что мама там за облаками услышит и простит глупую дочь.