Глава 24 Дорога в Змееград

Единорожиха, которую, как сказал Ивар, зовут Солька, без отдыха тащила телегу бодрой рысцой весь день и только к вечеру сбавила ход — и то, по команде хозяина. Она не казалась уставшей или встревоженной. Пернатый костюм делал ее практически невидимой для пересмешников. Собрат, не занятый едой, не заслуживал их внимания.

А вот Ивар и Влад ближе к обеду перебрались в будку.

Дощатая коробка закрывалась приставной дверью, которая вешалась на крючки. Сейчас она висела на таких же крючках рядом с выходом. Не было смысла закрываться, пока пересмешники не знали, что внутри кто-то есть. К тому же пернатники воняли так, что к горлу подкатывало даже с открытой дверью.

В открытом проходе однообразно покачивался пернатый лошадиный зад и поблёскивали оглобли.

Только пейзаж на фоне постоянно менялся. То заросшее бурьяном и кустами поле раскинется до горизонта с узкой полоской леса, то дорога пойдёт прямо по серому, слякотному болоту, то густой лес с высоченными осинами скроет повозку в своей тени. А потом деревья сменились на высокие скалы, между которыми петляла разъезженная колея.

Они приближались к тоннелю под небольшой горой, которую красиво высвечивал по контуру ярко-желтое, почти исчезнувшее за горизонтом солнце. Влад подумал, что неплохо было бы это сфотографировать, если бы телефон был заряжен. И тут вспомнил, что оставил телефон в Моховке. Сердце упало от досады. Но Влад не стал ничего говорить Ивару. Слишком поздно. Не поедут же они обратно по темноте. Пересмешники только обрадуются, если где-то на болоте перевернётся коробка с двумя дураками.

Птицы к вечеру особенно часто стали проноситься над телегой и клекотать, как старые ржавые качели.

Влад не понимал, почему Ивар не закрывает дверь. Ведь в любой момент какой-нибудь пересмешник мог запросто заглянуть в будку и найти там ужин и десерт.

Они объехали большую корявую иву и нырнули под скалу, в темноту тоннеля, и Ивар зажег масляную лампу.

— Что-то не так? — спросил он, почуяв перемену в настроении Влада.

— Да нет, ничего.

— Не по себе от их "песен" да? Понимаю. Мы сами еще не привыкли.

— Вы про "конюха и кентавриху"? Да. Всю ночь какая-то дичь снилась

— Это-то само собой, — усмехнулся мельник. — Но я про пересмешников.

— Поначалу, пугали. Но Север мне все объяснил, — пожав плечами, ответил Влад и про себя добавил "когда меня чуть не съели".

— Повезло тебе с Севкой. Представить страшно, сколько людей они успели выманить и переловить, пока все, наконец, поняли, что это всего лишь звуки.

Влад не без стыда вспомнил, как повелся на детский плач, который вообще-то и звучал-то не так уж правдоподобно, чтобы высовываться из пещеры. А ведь он не считал себя идиотом. Как не считали себя дураками и люди, испугавшиеся прибывшего поезда, хотя тот был всего лишь на экране. Только поезд был безобидной картинкой. А Влад мог стать птичьим обедом, если бы рядом не оказался опытный человек.

— Чего вы отсюда не уедете в Явь?

— А там что, лучше?

Влад оторопел.

— А как же! Еды — завались. Добраться можно куда угодно и на чём угодно. Лекарства продают на каждом углу в любое время суток хоть от головы, хоть от поноса. А главное — никто не пытается тебя сожрать. Могут, правда, побить и обобрать. Но это ведь везде так.

Ивар рассмеялся.

— Не-ет. Мы уже там не приживемся. Мы — дети Нави. В нас нечистая кровь. Моего прапрапрапрадеда в детстве похитили вампиры. Он был одним из первых кто восстал против лиха. И борьба эта все еще не закончена. Каждое поколение пожертвовало слишком многим, чтобы просто так взять и бросить эти места, — мельник грустно усмехнулся. — Как в стихах. Вижу горы-исполины, вижу реки и поля, это навьская природа, это родина моя.

— Так это же наши стихи, — удивился Влад. — И там по-другому было.

— Где же на них написано, что ваши? Стихи, если они с душой, в народ идут и вместе с народом живут, меняются и умирают. Мы здесь не невежды безграмотные. Читаем одни и те же книги. Только у нас на это не всегда есть время. Но мы знаем про ваши войны, культуру и историю.

— То есть, все здесь знают, что есть другой мир, и никого это не удивляет?

— Многие из ваших пишут про космос, но многие ли его видели своими глазами, чтобы верить?

— Вообще-то, у нас есть такие кто думает, что Земля плоская.

— Вот, но для тебя это совершенно настоящее явление. Так и для нас ваш мир как космос. Кто-то знает о нём, кто-то там бывает, а кто-то не видит дальше околицы.

— Ну это вопрос образования.

— Это вопрос смелости. Не всякий готов к истине. Как ты, в Навь легко уверовал?

Влад, конечно, был с мельником согласен, но сравнение параллельной вселенной и космоса грубо преуменьшало масштаб фантастичности. Но это только для него, человека городского, привыкшего к интернету, четырем стенам и беспросветной скучности Яви. А пока прогрессирующее человечество яростно креститься при одном упоминании черта, здешние люди, живущие как в позапрошлом веке, считают двоякость миров обыденной вещью. И называют людей из Яви "простыми", не нарочно, но естественно опуская их по сравнению с собой на уровень ниже.

Взять хотя бы Севра и его курткой с антикражным магнитом: зачем ему красть деньги, если можно взять все что хочешь, заморочив "простого" человека. Все равно что отобрать игрушку у полоротой собаки.

— Можно странный вопрос?

— Ну?

— Я не видел у вас дома ни одной иконы. Вы не верите в бога? Или у вас тут такое вообще не заведено?

— А. Понял, про что ты. Первые навяне еще верили, ставили идолов, молились, ждали спасения. Пока не догадались сами взять в руки топор и надавать нечисти по рогам. А вы там до сих пор верите.

— Многие. Я нет. Хотя я и в единорогов не верил.

— Ну и что? Я ваших крокодилов тоже только у Марьки в книжке видал. Незнание чего-то — еще не повод верить, что это нечто волшебное и божественное.

— Но людям же хочется чуда. Когда все обыденно и понятно, то скучно жить.

— Скучно тем, кто привык чтоб его развлекали. Хочешь чуда — ищи его сам, а ещё лучше сделай его для кого-нибудь. Тогда ещё и о себе узнаешь много нового.

Влад хотел поспорить, что не у всех есть сила и способности чудить, но закрыл рот, вспомнив вчерашнюю битву с пересмешником. Он при всей своей беспомощности смог выстрелить — это ли не чудо.

Повозка выползла из-под горы в темный еловый лес, над которым уже висела луна. Ивар повесил дверь и потушил лампу.

— А как же вы поведёте?

— Солька знает дорогу. Довезёт. А пока можно поспать.

Влад подвинулся к дальней стенке, прислонившись к тюку со шкурами.

Постоянная тряска в темноте, непрерывный клёкот, а потом женский плач, детские визги, блеянье и крики пересмешников вскоре действительно начали убаюкивать Влада. Он долго, как ему казалось, балансировал на краю сознания, цепляясь слухом за неспешный перестук копыт. А когда уже начал клевать носом, пересмешники смолкли.

Резко наступившая тишина подействовала отрезвляюще. Сильно похолодало. Дверь перевешена на стену. Ивар сидел снаружи, свесив ноги, и пил из бутылки воду.

Влад отпрянул от вонючего тюка и спрятал замерзшие руки подмышки, а потом вылез оглядеться. В алом, как раздутые угли горизонте постепенно проступали башни и край городской стены. Красноватая дорога вела прямо в огненное марево рассвета, откуда словно из растопленной печи выкатила другая повозка. Влад спрятался.

— О, Ивар! Ты к нам, а мы к вам! — в четыре мужских голоса поприветствовали путники, когда повозки поравнялись. — Думали, посидим, выпьем

— Ничего. В этот раз дом без мужика не остался. Если хорошо попросите, он с вами тоже посидит.

— Ну посмотрим.

Влад подождал пока удалится чужая телега, и когда стихнет стук копыт. И только потом высунулся снова.

— Видишь? Там уже Змееград. Почти приехали. Ты не волнуйся. Я знаю у кого прыг-камень попросить.

— Север говорил, его так просто не дают. А мне даже нечем отплатить за него.

— Вот… Кстати об этом, — тяжело вздохнул Ивар. — Есть одно дело...