Глава 44. Чистый.

Север карабкался на гору. Без снаряжения и тёплой одежды. В одном свитере и походных штанах легко лез по стене, цепляясь голыми руками за острые обледенелые камни. И это казалось естественным. Он совсем не уставал, не мерз и не боялся. Только было страшно любопытно: кто это поет там, наверху?

Девичье пение разливалось звонко и чисто, несмотря на свист ветра. Голос был незнакомый. Но мотив отзывался в сердце.

Неожиданно Север оказался на вершине, плоской и ровной. Но никого здесь не увидел. Впрочем — как это бывает во снах — сразу обо всем забыл и с интересом осматривался в новом месте.

Над горой висела черная плотная туча, так низко, что невольно хотелось пригнуться. Она заполнила все небо от края до края, тенью ложась на однообразные пики гор. Север подошел к краю. Острые хребты внизу выглядели совсем крохотными, словно трещинки на асфальте. От страха и восторга захватывало дух. До чего же высокая гора. Как теперь спускаться? Зачем он вообще сюда лез? Ведь его давно ждут в Моховке. Мама, сестра, Марийка и Влад сидят на кухне, в его родном доме и смеются над его вечным стремлением куда-то идти. А он почему-то здесь. Если не поспешить, они все разойдутся.

Кто-то вдруг крепко сжал его плечо и, смеясь как над невинной дружеской шалостью, стал толкать к краю. Север не мог обернуться или вывернуться из-под грубой, сильной руки. От удивления и возмущения слова застряли в горле. Жестокий шутник хихикал все веселее над его жалкой борьбой и неумолимо напирал сзади. От последнего резкого толчка Север качнулся за край. В испуге выставил ногу, взмахнул руками и сорвался вниз.

Живот подвело.

“Я умру. Сейчас. Через секунду меня не станет”, — думал он со странным любопытством и смирением.

С жутким треском и громом горы под ним разошлись. Наружу вышла бурлящая лава. Обломки скал осыпались внутрь, тонули, шипели и плавились как сахар в горячем чае. Север зажмурился от пышущего в лицо огня и жара.

***

Падение вырвало из него резкий вздох. Север открыл глаза и оказался в темноте, в которой еле-еле проступал деревянный потолок. Пахло печкой, горелой древесиной, смолой и мясным варевом. Слева что-то заманчиво побулькивало.

А еще кто-то тихо пел.

Женщина мычала под нос песню, которую он слышал во сне, а ещё раньше — в детстве. Наконец-то он вспомнил.

“Так вот куда попадают люди после смерти”, — подумал Север, чувствуя, как от слез защипало глаза. — “Я дома”.

Следом за облегчением разрушительной волной тело захлестнули жар, ломота и боль. Простреленная рука горела, словно лежала не на кровати, а на раскаленной печи. Голова разрывалась как плотно закрытый кипящий котел.

Север зажмурился и застонал, умоляя о помощи или хотя бы о смерти.

Пение прекратилось, скрипнули половицы, и на висок легла холодная рука, подарив мгновенное облегчение. Приоткрыв глаза, Север выловил в тусклом свете расплывчатый женский силуэт.

— Мам? — выдавил он, цепляясь здоровой рукой за женское запястье.

— Угу. Еще не хватало, — ласково проворчали в ответ.

— Черт… Я что, не умер? — огорченно хныкнул Север, не отпуская чужой руки.

— Понимаю твое разочарование. Я на этом свете уже восемьдесят лет. А надоело мне тут еще в тридцать.

Север запоздало сообразил, что холодная ладонь на щеке и в его горячих пальцах за весь разговор ничуть не согрелась, как будто принадлежала не живому человеку, а....

Он отмахнулся чужой руки и подскочил, забираясь на подушку.

— Да-да. Вот так всегда. Стоит сказать про возраст..., — с картинной досадой цыкнула девушка и вернулась к булькающей кастрюле.

Север осмотрелся.

В небольшой комнате без окон почти все место занимала печь. Через щели в плите пробивалось красное зарево. На табурете в блюдце стояла толстая оплавленная свеча. Маслянисто поблескивали бревенчатые стены, увешанные травяными вениками, хозяйственными инструментами и одеждой. Среди шуб и фуфаек Север узнал по светоотражающим полоскам штаны от своего походного костюма. Сам он сидел во вторых спортивных штанах и футболке. Еще и под шерстяным покрывалом. Неудивительно, что ему было жарко.

А вот хозяйка в протопленной избе была накутана как на улице. Только что без шапки. Из-под её тулупа торчали подолы ещё нескольких слоёв одежды. На ногах — короткие валенки. Плечи покрывала шерстяная косынка, по которой рассыпались отливающие изумрудом черные волосы.

Нездоровая любовь к теплу, ледяные руки. Перед ним явно стояла нечисть. Но почему-то не спешила высосать из безоружного человека кровь. А ему вон пробитое запястье плотно забинтовали. Обе ладони тоже замотаны и воняют жиром водяного и какой-то травой.

Вурдалаки и стрыги не стали бы лечить жертву, съели бы так. А эта разговаривает, что-то варит, да еще поет.

— Извините, — робко заговорил он. — Вы русалка?

Незнакомка медленно обернулась к нему с таким видом, словно ей в голову попали снежком. Север уже приготовился к страшной расправе, но девушка вдруг улыбнулась, вроде бы доброжелательно, но с безуминкой.

— О, да. Мы русалка, — с усмешкой подтвердила она. — Это плохо?

Север замотал головой, так что щёки затряслись.

— Н-не! Это прекрасно! Скажите, а давно я здесь? И где вообще это — здесь?

— Поселок "Чистый". Снежок тебя вчера принес.

— А. Сне… Снежок? — Север удивленно икнул. — Это тот здоровый бык-убийца-метатель-дротиков?

— Да, наш заботливый и мудрый бычок. Он часто в лесу болтается. То ягод где-то среди зимы соберет, то зверушку раненую притащит..., — с умилением пояснила девушка, помешивая варево в кастрюле. Потом обернулась и многозначительно посмотрела на Севра. — То еще какую-нибудь падаль.

Север взволнованно оживился.

— А он никого больше не находил?

— До тебя деда какого-то здорового приволок, а потом круглого такого парнишку с дерева снял. Не твои, часом, попутчики?

— Мои, — Север с облегчением откинулся на стенку, а потом снова тревожно выпрямился. — Они живы?

— Да. Только у деда обе ноги сломаны и ребра. Он даже пока в сознание не приходил. А второй руку сломал и умом тронулся. Сначала по улицам бродил, тыкал палкой в сугробы и бубнил себе чего-то под нос, а вот час назад в лес убежал.

— Так надо искать! — Север отбросил одеяло и вскочил на ноги.

— Без тебя найдут, — русалка оттеснила подорвавшегося охотника обратно к кровати и заставила сесть.

— Но я могу быстрее! У меня чутье!

— Остынь, говорю. Не бойся. От Снежка еще никто не уходил, — девушка плеснула из кастрюльки в большую железную кружку густой бульон и сунула больному.

Север взял кружку левой рукой и с подозрением покосился на русалку. Осторожно отхлебнул и замер с полным ртом.

— Что не так? — — нахмурилась девушка.

— Не могу понять, отравлено или нет.

Русалка замахнулась половником, но, смягчившись, повесила его над печкой. Переставив свечку на кособокий столик у кровати, она села рядом с Севром.

— Ну? Рассказывай, что вы тут вообще забыли?

— Да так. Гуляли.

— «Гуляли», — скептически уточнила девушка.

Север выпил половину бульона и выдохнул, ощущая, как по телу разливается другой жар — обновляющий, сытный, приятный. Сразу почувствовал себя человеком — глубоко пожилым, больным и жалким, но на удивление бодрым. Как будто хлебнул живой воды. Хотя с голодухи даже обычная подсоленная вода покажется живительной.

— Гуляли, — сыто выдохнул он. — Потерялись.

— Севочка, — предостерегающе промурлыкала русалка. — Сюда невозможно попасть, просто гуляя.

Севочка поперхнулся воздухом.

— Откуда ты знаешь моё имя?

— Да так. Угадала, — развела руками девушка.

Оба испытующе пялились друг на друга. Глаза русалки искрились теплой зеленью в свете мерцающего огонька свечи.

— Так он здесь, — догадался Север. — Здесь, я знаю! И он тоже знает, что я здесь!

— Кто?

— Влад. Мой друг.

— От семи недуг. Только не говори, что ты приперся сюда, чтобы просто сказать ему «привет».

— Нет. В смысле — да. А что, нельзя?

— Нельзя.

— Это он сам так сказал? — сощурился Север.

— Хуже, — сощурилась в ответ русалка. — Староста. Нам под страхом смерти велено держать вас, чужаков, подальше от Влада. Но…

— Почему? Он же знает меня…!

— НО! — твердо перебила девушка и продолжила уже вполголоса, почти не размыкая губ. — Влад — и мой друг тоже. Сначала поговорю с ним. А потом, может быть, устрою вам встречу втайне от старосты. Если будешь себя хорошо вести. Ясно?

— Бред сивой кобылы, — закатил глаза Север. — Кстати, как ваше имя?

У русалки дернулся глаз.

— Врана. Но это для друзей. Для тебя Госпожа Варанея, — сказала она, резко встав, и с русалочьей беспощадностью сцапала правую руку охотника.

— Ай-яй-йасно. Госпожа Варанея, — послушно повторил Север, чуть не приплясывая от боли. — О-очень приятно!

— Взаимно, — по-щучьи улыбнулась русалка, отпустив его руку, и холодно поинтересовалась. — С дедом хочешь увидеться или нет?

— Да! — буркнул Север.

— Тогда одевайся.

Врана сдернула с гвоздей штаны от костюма и черную клочковатую шубу с капюшоном. Небрежно перекидав шмотки на кровать, она поставила перед Севром валенки.

— Помощь нужна?

— Обойдусь, — он понюхал шубу и закашлялся. — Из обглода что ли? А где моя куртка?

— Это та тряпка с дырявым рукавом? Ее постирали, на чердаке сохнет.

— А эту хоть раз стирали? Вонь как от дохлой крысы.

— Зато перебивает твою, — сверкнула глазами русалка. — А то смотри, кругом нечисть.

Пока Север, чертыхаясь и пыхтя, но кое-как справляясь одной рукой, одевался, русалка тоже переобулась в высокие валенки с мехом, надела ушанку и черную шубу с серыми пятнами.

Глядя на нее, можно было подумать, что на улице космическая мерзлота.

Для Враны так оно и было. В стародавние времена, русалки по осени либо уходили на юг, либо впадали в спячку в чьей-нибудь землянке, перекусив перед этим хозяевами. Но прогресс никого не щадил. Есть людей стало неэтично и небезопасно. Нужно было подстраиваться под новый образ жизни. С одной стороны русалки получили еду и компанию в любое время суток, с другой — зиму, которую приходилось как-то терпеть. Терпеть собачий холод, постоянное бессилие, короткий солнечный день и снег, по которому ходить тяжело и скользко.

С непривычки от яркого солнца у Севра глаза спрятались в череп. Ослепленный охотник поскользнулся и чуть не сел на крыльцо, повиснув на заледенелых перилах, и съехал по ступеням на ногах. Врана даже не думала помогать, только нервно озиралась прищуренными от солнца глазами.

— О нет. Давай быстрее.

— Не могу. Кажется, у меня вытекли глаза, — жмурясь ответил Север.

По мере того как он привыкал к яркому свету, в ослепительной белизне медленно проявлялся далёкий горный хребет, затем — домики, заборы и широкая дорога. На другой стороне улицы задорно махал лопатой фавн. На нем была фуфайка и меховая шапка, из-под которой торчало мохнатое ухо.

— Замело-о уж давно хризантемы-ы в лесу-у, — пел он, лихо закидывая снег кому-то во двор и на середину дороги.

Севру его голос показался знакомым. Фавн устало выпрямился, увидел Врану с Севром и побежал к ним.

— Пошли уже, — русалка потащила охотно заторопившегося Севра, но бежать было поздно.

— Брат мой! Живой! — фавн, никого не стесняясь, вырвал охотника из лап русалки и обнял как дорогого родственника.

Хотел обнять и Врану, но был грубо отпихнут за рог. Тогда он снова переключился на «брата».

— Ох, не плачь. Я тоже рад, что ты сбе-ежал, — взволнованно проблеял фавн. — Теперь вместе будем. Ты же с нами останешься?

Север, вытирая все еще слезящиеся от солнца глаза, так опешил, что логичный вопрос за него задала Врана.

— Тебе рога мозги жмут или как? С черта ли он тебе брат? — она кивнула Севру. — Ты понимаешь, о чем он говорит?

— Он меня убить пытался, — пожаловался Север, стараясь держаться на расстоянии от свеженазванного родственника.

Все еще не верилось, что тот свирепый монстр из скотовника и этот дурачина с лопатой — один и тот же человек, то есть фавн.

— Ты что?! Я только хотел тебя чуть-чуть вырубить и все. Мне сказали, пришлем тебе безобидного, возьмешь у него кл..., — русалка сердито пихнула фавна локтем и тот, как игла на пластинке перескочил дальше по песне. — А у тебя башка такая крепкая оказалась, что у меня барашки из глаз посыпались. Не иначе как у нас с тобой общая пра-пра-пра…

— Уйди а? — вежливо буркнула Врана.

— …Пра-пра-пра-бабка, — закончил фавн, упрямо глядя на русалку, а потом посмотрел на Севра. — Или дедка. Разве не здорово?

Север слышал что-то такое про своих предков, но от мысли, что это может быть правдой, захотелось расшибить себе голову, только бы доказать обратное.

— Я же не пре-едставился! — фавн звонко стукнул себя по рогу и схватил Севра за руку, конечно же правую. — Меня Лышем звать.

Север едва не пнул его в ответ, тонко промычав от боли.

— А тебя весь поселок знает. Я все-ем рассказал, как ты помог мне Влада освободить.

— Госпожа Варанея, помогите, — тоном терпеливого, но не железного человека попросил Север.

— Закончил? — Врана сурово оборвала разошедшегося фавна. — Дела у нас. А ты лопату в зубы и скреби, а не раскидывай.

— Ох-ох, деловые, — важно повел плечами Лыш. — Вот вы, наверное, к Мофье идете? А ее нет. Она в столовую как ушла, так полчаса уже там чай пьет.

— Ну так изба-то открыта.

— Не-еа, — с виновато-шкодливой ужимкой покачал головой фавн. — С тех пор как я у нее мешочек сушеных грибов одолжил, она стала какой-то не-еобщительной и закрытой. Замок вешает.

— Ври да не завирайся. Она что, больных оставила запертыми в доме?

— Она их с нянькой заперла. Клянусь после-едней лопатой.

— Ну так метнись за ключом.

— Ты че-ем слушаешь, селедка? Как это она мне-е-е ключ даст?

— А. Тьфу! Толку с тебя как с козла молока.

— Сходи сама, а мы с братом тебя там подождем, — Лыш бросил лопату в сугроб.

— Я с тобой! — Север схватился за рукав Враны.

— Там народу тьма. Лучше иди, с братом пока пообщайся. Или в избе подожди. Только один нигде не болтайся. А не то нам всем бошки отгрызут.

Север попробовал усовестить её неотрывным презрительным взглядом. Но русалка лишь улыбнулась, похлопав Севра по плечу, и быстрым шагом направилась вниз по как бы расчищенной дороге.

Возвращаться в дом Север не захотел. Не было у него лишнего времени, чтобы рассиживаться. Пришлось набраться терпения и всю дорогу слушать про побег Влада из Змееграда. Оказывается, в городе давно караулили оборотня, в скотовнике много подсадных пленников, а в охотничьей дружине — своих людей. И навий народ разгуливает в городе чуть меньше, чем полностью, умело маскируясь и прячась по квартирам. Север хотел расспросить об этом поподробнее. Но Лыш резко перешел на местные забавные истории и пошлые анекдоты.

Одно хорошо — его трескотня отпугивала любопытных. Все, кто выглядывал из окна или из-за забора, при виде Лыша тут же отглядывали. Север успел заметить, как за занавеской спряталась жуткая морда с пятачком, за углом дома скрылся кончик длинного волосатого хвоста и услышал во дворе ворчание похожее на лосиное, оборвавшееся хлопком двери. Пару раз в окнах мелькнули человеческие лица, но Север сомневался, что это обычные смертные.

“Чистый. Надо же так назвать” — усмехнулся он про себя, догоняя Лыша.

Лекарский терем выплыл из морозной дымки как сказочный дворец. За пёстро расписанным забором вырастало целое произведение искусства с резными наличниками, полотенцами и коньком в виде оскалившегося волка. По двускатной крыше бегали тени высоких сосен, что стояли за домом.

На козырьке крыльца лежал незаметный среди солнечных пятен кот-баюн. Мордатый, с шикарной полосатой шубой и хитрыми желтыми глазищами.

Кот повернул щекастую морду к гостям, сверкнул желтыми глазами и, увидев Лыша, брезгливо прижал уши. Дернув пышным хвостом, кот прыгнул на высокие столбики калитки — Север удивился, как от такой встряски не рухнула вся конструкция вместе с забором — и потрусил по скрипучим воротам к соседнему дому.

Фавн с досадой пошевелил замок на калитке.

— Уже и снаружи ешает. Разжилась замками. Конечно, долго выслуживалась, — Лыш подошел к качелям, стоявшим в стороне от калитки и с размаху плюхнулся на них задом. — Тут у нас кто больше старается, тот лучше всех располагается. Ничего, в следующем году я тут буду хозяйничать. Э-э-эх!

Он оттолкнулся копытами и со всего маху качнулся. Столбики жалобно пискнули.

Север сел на пенек рядом с качелями.

— А что у вас за староста такой? Сильно страшный? Чего он так о Владе печется?

— О нем все пекутся. Он наш спаситель, ключ в светлое будущее.

— В смысле?

Лыш не ответил. Кажется, даже не услышал вопрос. Увидел кого-то и соскочил с качелей.

Мимо дома Мофьи бежала кикимора — долговязое создание с длинным лисьим носом, ослиными ушами, торчащими из-под косынки и журавлиными ногами, на которых она без всякой обуви ловко чапала по рыхлому снегу с двумя тяжелыми ведрами в руках.

— О-о! Добруня! Ты куда?

— Обглоду помои несу, — тонким, будто шуточным, голосом пропела кикимора.

— Одна в лес?

— А кого мне бояться?

— Причём тут “бояться”. Мы уже сто лет не болтали. Тебя разве с кухни вытащишь. Подожди, я этого сплавлю и с тобой пойду.

— Некогда мне ждать. Дел полно, — деловито отрезала кикимора и побежала дальше.

— Слушай, ты если хочешь, иди, — предложил Север. — Я и один подожду. Чего мне тут делать-то еще.

— Не могу я, — неуверенно возразил Лыш.

— Да, что со мной будет? Тут кругом никого. Врана, наверное, уже обратно бежит.

— Ну..., — задумчиво сморщил нос фавн. — Только не отходи никуда. А то и меня подставишь и её.

— Ни в коем случае, — серьёзно покачал головой Север. — Мы ж братья, сам сказал.

***

По гололедице сильно не разбежишься. Особенно в гору. Но Врана, семеня мелкой рысью, ни разу не упала и нигде не задерживалась.

Довольная, что смогла так быстро вернуться, она подошла к дому и огляделась: ни охотника, ни Лыша, ни шиша. Только следы копыт и ботинок перекрещивались и расходились в разные стороны.

От злости у русалки по-рыбьи выпучились зрачки и дернулось третье веко.

— Убью. Обоих.