Глава 53. Чутье Шредингера.

Пересмешник высматривал добычу. Срывая когтями черепицу, стоял на коньке крыши и вертел башкой. Большой полый клюв улавливал малейшие шорохи, да все не те, не съедобные. То ветер какую доску уронит или корзинку протащит, то в сгоревшем доме чего упадет. Но все не разговоры, не крики и не шаги, а так, пустой шум. Мертвецов на площадях и дорогах уже подъели, а живые успели попрятаться.

Но пересмешник был терпелив. Он давно знал, что в городе полно добычи, не мог сюда пробиться. А теперь свое не упустит.

Наконец, послышался звонкий перестук копыт по мокрой брусчатке. Голова повернулась на звук, словно механическая, и узкие зрачки расширились, выхватив из темноты нескольких двуногих существ на лошадях — настоящий комплексный обед, даже с собой останется.

Пересмешник взмахнул крыльями и заскользил над самыми крышами.

Он не боялся, что его увидят издалека. Напротив, в страхе жертва становится глупой и неловкой.

Его заметили. Пустили стрелу. Пересмешник даже не попытался увернуться, ему ножи и стрелы — как заноза. Глупые люди. Еще бы камнем кинулись.

Стрела воткнулась в грудь и тело вдруг свело нестерпимой судорогой, от которой перья встопорщились до самого хвоста. Обездвиженные крылья бесполезно вытянулись — ни согнуть, ни взмахнуть. Пересмешник с криком задавленной галки рухнул на дорогу прямо перед копытами своей несостоявшейся жертвы.

Под визги седоков единорог и кентавр на всем скаку перепрыгнули через сбитую птицу и понеслись дальше.

Гарья обернулась. Обездвиженного пересмешника окружили собратья. Но вряд ли, чтобы спросить, в порядке ли он.

— Больная что ли так визжать? Я чуть не оглох! — нарычал Север. Он и так не мог решить, как и за что держаться на кентавре, кроме как обнять его. А тут еще уши заложило от оглушительного вопля.

— Так ты и верещал! — огрызнулась Гарья, изо всех сил держась за Севкины плечи, когда кентавр на скаку перепрыгивал и обходил препятствия в виде ломаных телег, бочек, а теперь и пересмешников.

— Блин! Можешь аккуратнее с граблями своими?! — продолжал ворчать Север. — У девушки руки должны быть как у птички!

— У меня вообще-то и есть как у птички! — сообщила Гарья, словно не понимая, в чем претензия.

— Да. Как у тетеревятника.

— Что поделать, если все женское досталось тебе.

— Договоришься! Сброшу!

— Это я щас сбřошу! — пригрозил Йур, встряхнув обнаглевших пассажиров.

Он согласился везти их на себе только потому, что ситуация была безвыходной, а единорог — не резиновый.

Элексий и Хафён скакали впереди, показывая Йуру путь и расчищая дорогу от пересмешников, точнее засоряя её их тушами. Охотник стрелял. Упырь одними руками придерживал его в седле, другими направлял лошадь, которая взбрыкивала каждый раз, когда Элексий заряжал электричеством стрелу. Хафён тоже чувствовал, как руки, которыми он вцепился в кафтан охотника, прошибает одной мощной мурашкой.

— А можеф не каждую заряфать?

— Пхех! И стрелять обычными стрелами?! По пересмешникам? Совсем свихнулся?!

— А не должен был?! Пофиди вфаперфи с мое!

— Не истери! — в тон ему пополам со смехом ответил Элексий.

— Стойте! — вдруг завизжал Йур, перепугав своих пассажиров.

Элексий и Хафен остановили единорога, с недоумением обернувшись на испуганно пятящегося кентавра. Прежде, чем кто-то решился спросить в чем дело, они услышали гулкие шаги. Из-за снежной пелены к ним приближался кто-то настолько огромной, что от его поступи с разрушенных домов сыпались мелкие камушки и доски.

Единорог захрипел, запряг ушами и попятился.

— Это Дымок, — обреченно простонал Йур. — М-минотавř.

У Севра округлились глаза.

— Так чего мы стоим?! — крикнул он. — Давайте назад и в обход по Кузнечной улице!

— Поздно, он нас видит! — отрезал Элексий. — Все равно догонит! Стойте на месте! Хафен, успокой кобылу!

Упырь развернул единорога боком к врагу и постарался усмирить, поглаживая по заднице. Но лошадь не могла перестать трястись и танцевать на месте. Пока Элексй заряжал стрелу и натягивал тетиву, кобыла затопталась и захрапела еще сильнее. Её белая грива заискрилась как вытащенный из рукава пуховой платок.

Лохматые короткие волосы Хафена тоже встали дыбом, прямо как у Элексия. Правда он не мог точно сказать — от электричества или от страха.

Огромный бык несся по улице словно пущенный с горы валун.

— Стойте! — тихо, но твердо напомнил Элексий и, когда лошадь на миг замерла, отпустил тетиву.

Стрела вошла чудовищу в грудь. Наконечник крепко застрял в толстой коже. Однако, Дымок даже не обратил внимания на эту неприятность и продолжал разгоняться, пока сердце вдруг не охватила резкая, зашибающая дух боль.

Многотонный минотавр оступился и упал на четвереньки. Единорог и кентавр, почувствовали удар через землю, вздрогнули и расставили копыта. Сгорбившись, Дымок водил рогатой головой и трубно ревел, от чего у всех поблизости заложило уши. Затем он вдруг вытянул шею, будто все еще хотел достать своих обидчиков. Черные зрачки закатились, явив налитые кровью белки. Бык повалился набок и больше не шевелился.

— Все? — тихо спросил Север.

— Надеюсь, — выдохнул Элексий, с удивлением вытирая под носом кровь.

— Чего с тобой? — спросил Хафен, заглядывая ему через плечо.

— Не смотри, — отвернулся Элексий. — Тебе такое вредно.

— Иди ты! Я, по-твоему, кто, тупой вурдалак, который не фпособен уфтоять перед...?!

Издалека с неба долетел скрипучий хищный крик. К убитому минотавру спешили те, кто действительно не мог устоять перед халявным угощением.

Не дожидаясь команды, Хафен подстегнул единорога. Лошадь рванула вперед без всякого страха перед лежащим чудовищем, легко перескочив через вытянутую на дороге ручищу толщиной с бревно.

Йур, перепрыгивая следом, с презрением взглянул на поверженного минотавра, убийцу его матери. Сколько еще невинных существ задрал этот зверь, сколько гонору было, сколько страху внушал всем вокруг. А сдох от какой-то стрелы, как обыкновенная дикая тварь и стал едой для пересмешников, которые облепили его как мухи, расталкивая друг друга крыльями и с жадностью выдирая куски побольше.

***

— Тормози, приехали! — скомандовал Элексий.

Хафён так сильно натянул поводья, что единорог встал на дыбы и в него чуть не врезался Йур.

Север удивленно осмотрелся. Улица, которую он покинул прошлым утром, стала сама на себя не похожа. Угол магазина осыпался, окна в домах выбиты, на дороге вперемешку с кирпичами и изрытой брусчаткой валялись доски, колеса разбитой телеги и несколько ломаных стульев. Снежная пелена делала все вокруг одинаковым и неузнаваемым.

— Ну чего řасселись? Слезайте, — поторопил Йур.

Север осторожно сполз с кентавра и выругался сквозь зубы, когда ноги — одна прокушенная, другая отдавленная — коснулись земли, принимая на себя немалый вес.

Он подал руку сестре. Та из принципа попыталась спуститься сама, но так долго примеривалась, что Север не выдержал, сцапал ее за локоть и стащил с кентавра.

— Шевелись!

Стянув ее на землю, он так же торопливо и бесцеремонно повел ее в магазин. За ними кентавр и Хафен, а сзади Элексий с лошадью.

Внутри было тепло, темно и тихо. Ну и воняло как в хлеву.

Три свечки в канделябре освещали прихожую. Нутро магазина оставалось во мраке. Оттуда, как летучие мыши из пещеры, смотрели люди и бывшие пленники скотовника.

— Здесь вам конюшня что ли? — проворчал кто-то из дальнего темного угла.

Вошедшие обернулись, недобро всматриваясь в толпу.

— Что вы сказали? — громко переспросил Север.

Темнота промолчала, но недовольно поёрзала.

— По мне так, кормильня, — язвительно прошипело длиннорукое существо похожее на помесь ленивца с ящерицей, и облизнулось раздвоенным языком.

— Только попробуй, отправишься туда, где сидел, — ответили ему из темноты.

— Зато поем.

— Не стоит, — вмешался тролль. — Судя по прыщам на их уродливых мордах, они слишком вредные для здоровья. Надо долго вываривать.

— На свою рожу посмотри, жаба!

Йур демонстративно громко плюхнулся брюхом на пол, оборвав разгорающуюся ссору.

— Что у вас тут опять? — из кладовой выскочила Врана, вся растрёпанная и запыхавшаяся. Шальными глазами оглядела прибывших и, заметив Севра с Гарьей, шумно выдохнула. — Наконец! Где вас носило? Лодка ещё ждёт. Как раз три места осталось.

— Вот ее отвези, — Север подтолкнул сестру к русалке.

Гарья с подозрительной покорностью подалась вперёд и позволила Вране подхватить себя за плечи.

— Погоди, а что с ней?

— Что?

Русалка тронула лоб девушки и отдёрнула руку.

— Она как в огне.

— Это ты холодная, — указал Север, падая на лавку и откидываясь на спинку. Но все равно украдкой покосился на сестру.

Гарья действительно была как мешком пришибленная. Глядела куда-то в пол и старалась не выказывать, что ей больно, но ее рука сама тянулась к животу, сжимая в кулаке край рубашки. Видно, Аресий успел ей как-то навредить. Хотя и сложно было поверить, что ей вообще кто-то может причинить зло. Обычно это её прерогатива — подарить перелом или два.

Жалости к ней Север не испытывал. Точнее, держал это чувство на короткой привязи в самом темном углу своей души. Он договорился сам с собой, что позаботится о Гарье ровно в той степени, какой требовала обычная человечность и только до тех пор, пока от него не станут ждать большего, тыкая носом в семейное родство.

Никто и не тыкал. На него вообще не обращали внимания. Все возились с больной. Усадили на стул, укутали покрывалом, дали воды.

— Фифяф, у меня кое-фто ефь! — вспомнил Хафён и зарылся в свою сумку, всеми руками перебирая какие-то пакетики и банки с разными жидкостями, травой и порошками.

Какой-то мальчик притащил с кухни ведро холодной воды с кружками. Элексий и Север несколько раз зачерпнули и напились. Затем Йур забрал все ведро и под изумленными взглядами присутствующих допил остаток — чуть больше половины. Для единорога мальчику пришлось снова идти за водой.

— Ей нужно отдохнуть, — сказала Врана. — Я с вами подожду. Только лодку отправлю.

— Нет. Я могу идти сейчас! — возразила Гарья.

— Пусть идёт, — Север встал с лавки, снял кафтан и кинул его сестре. — Я все равно остаюсь.

— Почему?! — Врана, Эл и Хафён посмотрели на него с осуждением.

Даже Гарья стрельнула в него сердитым взглядом и хотела было швырнуть кафтан обратно, но словно одумавшись, сделала вид, будто ее заинтересовал не уходящий брат, а единорог, поедающий алоэ из кадки на подоконнике.

Элексий догадался, что задумал Север, и замотал головой.

— О нет, только не говори, что ты....

— Я поеду за Марийкой, — произнес Север буднично и твердо, чтобы ни у кого не возникло даже мысли, что он отпрашивается или предполагает.

— Так и знал! — вскинул руками Эл. — Ну и куда ты поедешь? Тебя там просто сожрут! Или по дороге превратишься в сосульку! Ты же еле ходишь!

— Я же не пешком пойду.

— Север, прекрати, — Элексий подошел к другу и встряхнул его за плечи. — Нет ее уже. Тебе показалось, понимаешь?

— Нет. Это ты пойми, — Север упрямо взглянул на друга сверху вниз. — Я знаю, что это звучит дико и нелогично. Но мое чутье не имеет с логикой ничего общего. Я Марийку просто чувствую! Я знаю, что она жива, напугана и она прямо…

Он занес руку, чтобы показать туда, где чутьё видело девушку последний раз — в горы, — но, изумлённо вытаращившись на Элексия, направил руку в другую сторону.

— Здесь. В городе….

Север потрясённо оглядел присутствующих, как будто кто-то из них решил подшутить над ним. Чутье без сомнений тянуло в новом направлении, практически пустив в голове бегущей строкой точный адрес: "Скотовник. Арена". От Марийки исходило сильное беспокойство, паника и острое желание найти хоть кого-нибудь.

— Она точно здесь. У арены.

— Стой-стой-стой! — Элексий встал между ним и дверью. — Не глупи, её не может тут быть. Подумай ты своей башкой, которой, кстати, чуть колесо не проломил! После падения твоё чутьё как раз и сбилось! Странно, что ты вообще овощем не сделался. Хафён, скажи ему!

— А? — Хафён оглянулся, оторвавшись от своего мешка. — Да-да. Иди ф ним. Не мефай.

Элексий ударил себя по лбу.

— Да ну нет же...!

— Да пусть сходит! — тоном «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не надоедало» поддержала Врана. — А ты с ним.

Элексий застонал раненым медведем.

— Меня никто не слышит...! Это самоубийство. Север! — он предупреждающе посмотрел на друга. — Если там никого не окажется, я тебя сам убью.

— Спорим на щелбан? — невесело предложил Север и вышел из магазина.

— Пойдем, лошадка, — Эл потащил единорога к выходу. Оторванный от трапезы конь уронил кадку с подоконника и, грустно оглядываясь на алоэ, поплелся за хозяином. — Не время жрать. Такая у нас с тобой доля, присматривать за идиотами.

— Ага, нафел! — Хафён вынырнул из своего мешка и резко обернулся ко всем, победно потрясая пухлым узелком, словно пойманной мышью.

— А… Что это? — недоверчиво поинтересовалась русалка.

— Это единорофья пыль и фарафум с фирафевлом.

— Что, прости?

— Короче! Нужно фаварить. Ефли она это выпьет, ей полегфяет. Кентавру тоже не помефало бы. И вфем раненым.

— Ну нет. Фаřафум с фиřафефлом я не ем, — брезгливо насупившись, кентавр поднялся и вышел на улицу.

Он даже не думал, что когда-нибудь компанию охотников предпочтет русалке и упырю, угрожающим ему непонятной бодягой.

***

Пересмешники облепили купол арены, как осы — арбуз. Подлетали и так, и эдак; ходили вдоль трибун; грызли прутья, но как пролезть на поле сообразить не могли. Ползали вокруг и таращились на людей и нелюдей, испуганно глядящих из-за решетки.

Главная арка после взрыва в день побега оборотня представляла собой руины похожие на полукруглый скол керамической кружки. Только решетка не пострадала и служила надежным барьером от пересмешников. Путь к ней был расчищен от обломков.

Там пересмешники и собрались встретить людей, мол, мы толпа и вы толпа, выходите, будем толпиться.

— Ну что? Она там? — тихо спросил Элексий, закрываясь от летящего в лицо снега.

Они спрятались за углом здания напротив развалин арены.

— Вроде, — неопределенно промямлил Север не без страха рассматривая пересмешников.

— Север, мы тут у птиц на блюдечке. Давай так, если Марийка там, я отправлю ее в Чистый первой же лодкой. Лично приведу. Но сейчас мы не можем ничего сделать. На арену не попасть. Твоей сестре плохо. Мне тут тоже не нравится. Пойдем, а?

Север, кажется, вообще не слушал. Он как завороженный пялился на пересмешников.

— Смотри.

— На что? — нехотя обернулся Элексий.

— Они… Улетают?

Пересмешники, теряя интерес к арене, по одному взмывали в небо, исчезая в тучах. Несколько птиц завернули лихой круг над головами охотников, заставив их испуганно прижаться к дому, но, так и не напав, улетели.

— Ну так утро же.

— А. Ну да… — согласился Север. Он уже и забыл, что пересмешники улетают перед рассветом. Казалось, что, попав в город, они уже никогда его не оставят. — Тогда я пошел.

— Ну, удачи...

Север побежал через дорогу к арене.

Элексий махнул на него рукой и остался с лошадью, топтавшейся позади.

— Бунтаřь, — недовольно прокартавили за спиной.

Элексий резко обернулся.

— А, это ты, — вздохнул он. — Я думал ты все, выдохся.

— Я уже вдохся обřатно. Подумал, вдřуг во что вляпаетесь.

— Да тут не вдруг, а конкретно и неотвратимо.

***

Север долго разглядывал толпу через решетку, не осмеливаясь звать подругу во всю глотку. Какая-то его часть (самая умная и потому не самая любимая) понимала, что Марийки тут и правда быть не может, и он только всех напугает, а себя дураком выставит. А народ, замёрзший и вымоченный под дождем и снегом, и так был не в настроении, требуя немедленно открыть выход.

Герса дернулась. Север получил по челюсти поперечиной и быстро вынул лицо из «окна» решетки.

— Внимание! — захрипел над ареной громкоговоритель. Север узнал голос Никодима. — Пересмешники улетают! Но выходить крайне не рекомендую! Подождите пока мы проверим безопасность улиц! Помощь и питание будет доставлена сюда так быстро, как это возможно!

— Пошел ты! Охотники тоже мне! — возмущались люди. — Помощь они пришлют, как же! Пока дождешься, с голоду помрешь!

— Сами сидите в своей клетке! — поддакивали им русалки и сатиры. — А с нас хватит!

Север прижался к стенке, пропуская всех и заодно высматривая Марийку. Сердце готово было разорваться фейерверком, как только встретятся знакомые зеленые глаза.

Вот, сейчас. Сейчас появится! Ведь большинство уже прошли. Марийка, должно быть, держится где-то позади, чтобы не попасть в давку.

Толпа редела. Надежда гасла.

Когда поток незнакомых людей и существ закончился, Север вышел на арену, внимательно осмотрев поле. Стенки нескольких камер были опущены.

Север метнулся в левое крыло, без страха нырнул в темный зев открытой клетки и выглянул в коридор.

— Марийка!

Эхо пронеслось по скотовнику, вернувшись пустым звоном: "… ийка… ка… ка". Север прошелся по коридору, заглянув в каждую клетку. Затем, поскальзываясь в песочно-снежной слякоти и шатаясь от усталости, пересек арену и осмотрел другое крыло.

Ноги уже не держали. Хотелось упасть прямо на грязное сено и заснуть надолго, навсегда. Он повис на скрипучей дверце клетки чтобы действительно не развалиться в проходе.

— Марийка! Есть кто-нибудь?!

Ни ответа, ни шороха.

Часто и тяжело дыша от накатившей злости, Север снова напряг чутье.

Сосредоточиться не получалось. Только череп затрещал по швам, а мозг словно решил выйти через глазницы.

Зарычав, Север со всей силы хлопнул дверцей. От звонкого удара по пустому скотовнику полетело эхо. Створка с трубным скрипом отошла, и Север, выходя из камеры, хлопнул ею еще раз.

Элексий ждал его на арене уже в компании Никодима.

— Где она?! — Север пригвоздил командира взглядом.

— Север..., — Никодим протянул руку к его плечу.

Тот отмахнулся.

— Где вы ее держите?! Зачем? Что вообще тут творится?!

— Ее здесь нет, — спокойно ответил Никодим. — Ты не в себе. Эл сказал, ты сильно ударился головой. Тебе лучше пока не использовать чутье.

— Чепуха. Даже после удара оно меня сегодня ни разу не обмануло. В отличие от вас.

— Ты о чем?

— Вы всю жизнь врали мне про оборотня. Говорили, что он опасен. Что он убил папу.

Он не собирался поднимать эту тему. Как будто мало ему переживаний из-за Марийки. Но, похоже, изможденный мозг перепутал педали тормоза и газа и со всей силы жал на последнюю.

— Так нужно было для твоего же блага, — не стал отпираться командир. — Если бы кто-то узнал, что ты знаешь правду, тебя бы убили.

Север ничего не ответил. Стоял и невидящим взглядом смотрел на Никодима.

Он не мог сказать какая правда хуже: та, в которой его убеждали всю жизнь — про оборотня-людоеда, или та, в которой он стремился угодить убийце и тирану? Даже наследника для него нашел.

Север не хотел принимать ни то, ни другое. Но при этом выходило, что он, сам того не желая, отомстил за отца, вырвав Влада из семьи, и выслужился перед Лютомиром. Молодец, Север. Сделал все, что хотел. Вот тебе и награда.

От всех этих мыслей голова разболелась еще больше. В груди распирало от обиды и гнева. Мокрый свитер потяжелел и обвис, сдавливая плечи как смирительная рубашка. Шапка потерялась неизвестно где и когда, и волосы превратились в грязные сосульки. Хотелось шмыгнуть носом, но с покрасневшими от мигрени глазами выглядело бы будто он плачет.

— Сев? — окликнул его Элексий, обеспокоенно переглядываясь с Никодимом.

Север прошел между ними и зашагал прочь с арены. Разговаривать больше было не о чем. Всё кончено. С городом. С Марийкой. И с чутьем.

У выхода из арки его встретил Йур, нетерпеливо переступая на месте и мотая хвостом.

— Ну? Нашел?

Север не ответил. Шел, глядя в землю, будто слепой и глухой. Только на ходу легонько коснулся пушистой спины кентавра, без слов отблагодарив его за помощь и за участливость.

Йур немного постоял, провожая его задумчивым взглядом, а потом поскакал искать своих.