Птичьи когти срывали хрупкую черепицу. Расставив крылья, чтобы удержаться на узком коньке крыши, пересмешник вертел башкой на подвижной шее высматривая добычу. Снег с дождём превратили всё вокруг в сплошную бело-серую рябь, но хищник был терпелив. Каждый пересмешник знал, что в городе полно людей, но не мог сюда пробиться. До этого дня.
Чуткий слух уловил стук копыт. Голова повернулась на звук, словно механическая, и узкие зрачки вцепились в нескольких двуногих существ на лошадях — настоящий комплексный обед, даже с собой останется. Огромные крылья выгнулись и мощно опустились, выбросив легкое тело над домами.
Хищник не боялся, что его заметят издалека. Напротив, в страхе жертва становится глупой и неловкой.
В грудь вдруг воткнулась стрела. Пересмешник даже не дёрнулся, ему это как заноза. Глупые люди. Еще бы камнем кинулись.
Но вдруг тело свело нестерпимой судорогой, от которой перья встопорщились до самого хвоста. Обездвиженные крылья бесполезно вытянулись и оцепенели. Пересмешник с криком задавленной галки рухнул на дорогу прямо перед копытами своей несостоявшейся жертвы.
Под визги седоков единорог и кентавр на всем скаку перепрыгнули через сбитую тварь и понеслись дальше.
Гарья обернулась. Обездвиженного пересмешника окружили собратья. Но вряд ли, чтобы спросить, в порядке ли он.
— Больная что ли так визжать? Я чуть не оглох! — нарычал Север. Он не знал за что держаться на кентавре, кроме как обхватить его за торс. А тут еще уши заложило от оглушительного вопля.
— Так ты и верещал! — огрызнулась Гарья, выворачивая плечи брата, когда кентавр на всем ходу перепрыгивал и обходил препятствия в виде ломаных телег и бочек.
— Блин! Можешь аккуратнее с граблями своими?! У девушки руки должны быть как у птички!
— У меня вообще-то и есть как у птички! — сообщила Гарья, словно не понимая, в чем претензия.
— Да. Как у тетеревятника.
— Что поделать, если все женское досталось тебе.
— Договоришься! Сброшу!
— Щас оба пешком пойдете! — пригрозил Йур, встряхнув обнаглевших пассажиров.
Он согласился везти их на себе только потому, что ситуация была безвыходной, а единорог — не резиновый.
Элексий и Хафён скакали впереди, показывая Йуру путь и расчищая дорогу от пересмешников, точнее засоряя её их тушами. Охотник стрелял. Упырь одними руками придерживал его, другими направлял лошадь, которая взбрыкивала каждый раз, когда охотник заряжал электричеством стрелу. Упырь тоже чувствовал, как руки, которыми он вцепился в кафтан Эла, прошибает одной мощной мурашкой.
— А можеф не каждую заряфать?
— Пхех! И стрелять обычными стрелами?! По пересмешникам? Совсем свихнулся?!
— А не должен был?! Посиди взаперфи с мое!
— Не истери! — в тон ему пополам со смехом ответил Элексий. — Тормози, приехали!
Хафён так резко натянул поводья, что единорог встал на дыбы и в него чуть не врезался Йур, успев обойти со стороны.
Север удивленно осмотрелся. Улица, которую он покинул прошлым утром, стала сама на себя не похожа. Угол магазина осыпался, окна в домах выбиты, на дороге вперемешку с кирпичами и изрытой брусчаткой валялись доски и колеса разбитой телеги и несколько ломаных стульев. Дождливо-снежная пелена делала все вокруг одинаковым и неузнаваемым.
— Ну чего řасселись? Слезайте, — поторопил Йур.
Север осторожно сполз с него и выругался сквозь зубы, когда ноги — одна прокушенная, другая придавленная, обе отсиженные — коснулись земли, принимая на себя немалый вес.
Он подал руку сестре. Та из принципа попыталась спуститься сама, но так долго примеривалась, что Север не выдержал, сцапал ее за локоть и стащил с кентавра.
— Шевелись!
Стянув ее на землю, он так же торопливо и бесцеремонно повел ее в магазин.
— Дверь придержите, а? — Элексий вел за собой единорога. — Что? Кентавру-то можно, а лошадь пусть едят?
Внутри было тепло, темно и тихо. Ну и воняло как в хлеву.
Три свечки в канделябре освещали прихожую. Нутро магазина оставалось во мраке. Оттуда как летучие мыши из пещеры, уставились люди и бывшие пленники скотовника.
— Здесь вам конюшня что ли? — проворчал кто-то из дальнего темного угла.
Йур и Север обернулись, недобро всматриваясь в толпу.
— Что вы сказали? — громко переспросил охотник у таинственного ворчуна.
Темнота промолчала, но недовольно поёрзала.
— По мне так, кормильня, — язвительно прошипело сгорбленное существо похожее на ленивца, и облизнулось длинным раздвоенным языком.
— Только попробуй, отправишься туда, где сидел, — ответили ему из темноты.
— Зато поем.
— Не стоит, — вмешался тролль. — Судя по прыщам на их уродливых мордах, их слишком вредные для здоровья. Надо вываривать.
— На свою рожу посмотри, жаба!
Йур демонстративно громко плюхнулся брюхом на пол, оборвав разгорающуюся ссору.
— Что у вас тут опять? — из кладовой выскочила Врана, вся растрёпанная и запыхавшаяся. Шальными глазами она оглядела прибывших и, заметив Севра с Гарьей, шумно выдохнула. — Наконец! Где вас носило. Лодка ещё ждёт. Как раз три места осталось. Если, конечно, кто-нибудь не желает сам погрести.
— Вот ее отвези, — Север подтолкнул сестру к русалке.
Гарья с подозрительной покорностью подалась вперёд и позволила Вране подхватить себя за плечи.
— Погоди, а что с ней?
— Что?
— Она как в огне, — сказала русалка, тронув лоб девушки и отдернув руку.
— Это ты холодная, — равнодушно напомнил Север, падая на лавку и откидываясь на спинку. Но все равно украдкой покосился на сестру.
Усаженная на стул Гарья действительно была как мешком пришибленная, уставившись куда-то в пол и сжимая в кулаке край рубашки. Она старалась не выказывать, что ей больно, но ее рука сама тянулась к животу.
Видно, Аресий успел ей как-то навредить. Хотя и сложно было поверить, что ей вообще кто-то может причинить зло. Обычно это её прерогатива — подарить перелом или два.
Жалости к ней Север не испытывал. Точнее, держал это чувство на короткой привязи в самом темном углу своей души. Он договорился с собой, что позаботится о Гарье ровно в той степени, какой требовала обычная человечность и только до тех пор, пока от него не станут ждать большего, тыкая носом в семейное родство.
Никто и не тыкал. На него вообще не обращали внимания. Все возились с больной. Укутали покрывалом, дали воды.
— Фифяф, у меня кое-фто ефь! — вспомнил Хафён и зарылся в свою сумку, всеми руками перебирая какие-то пакетики и банки с разными жидкостями, травой и порошками.
Какой-то мальчик притащил с кухни ведро холодной воды с кружками. Элексий и Север несколько раз зачерпнули и напились. Когда дошла очередь до Йура, он забрал все ведро и под изумленными взглядами присутствующих допил остаток — чуть больше половины. Для единорога мальчику пришлось снова сходить за водой.
— Ей нужно отдохнуть, — сказала Врана, укутывая Гарью в плед, который нашла на полках. — Я с вами подожду. Только лодку отправлю.
— Нет. Я могу идти сейчас! — возразила Гарья.
— Пусть идёт. Я все равно остаюсь, — равнодушно отмахнулся Север, снимая свой черный кафтан и кидая его сестре. На своей шкуре испытал, как освежает прогулка по озеру. Себе он другую одежду найдет, а пока и в свитере не замерзнет.
— Почему?! — Врана, Эл и Хафён посмотрели на него с осуждением. Даже Гарья стрельнула в него сердитым взглядом и хотела было швырнуть кафтан обратно, но сделала вид, что ее заинтересовал единорог, жующий алоэ на подоконнике.
Элексий первый догадался, в чем дело.
— О нет, только не говори, что ты....
— Я поеду за Марийкой, — произнес Север буднично и твердо, чтобы ни у кого не возникло даже мысли, что он отпрашивается или предполагает.
— Так и знал! — вскинул руками Эл. — Ну и куда ты поедешь? Тебя там просто сожрут! Ты же еле ходишь!
— Я же не пешком пойду.
— Север, прекрати, — Эл подошел к другу и встряхнул его за плечи. — Нет ее. Тебе показалось, понимаешь?
— Нет. Это ты пойми, — Север встал с лавки и упрямо взглянул на друга сверху вниз. — Я знаю, что это звучит дико и нелогично. Но мое чутье не имеет с логикой ничего общего. Я Марийку просто чувствую! Она жива! Напугана! И она прямо…
Он занес руку, чтобы показать туда, где чутьё видело девушку последний раз — в горы, — но, изумлённо вытаращившись на Эла, повернул руку в другую сторону.
— Здесь. В городе….
Север потрясённо оглядел присутствующих, как будто кто-то из них решил подшутить над ним.
Чутье без сомнений тянуло в другую сторону, практически пустив в голове охотника бегущей строкой точный адрес: "Скотовник. Арена". От Марийки исходило сильное беспокойство, паника и острое желание найти хоть кого-нибудь.
— Она здесь. У арены.
— Стой-стой-стой! — Элексий встал между ним и дверью. — Не глупи, её не может тут быть. Подумай ты своей башкой, которой, кстати, чуть колесо не проломил! После падения твоё чутьё и сбилось! Странно, что ты вообще овощем не остался. Хафён, скажи ему!
— А? — Хафён оглянулся, оторвавшись от своего мешка. — Да-да. Иди ф ним. Не мефай.
Элексий ударил себя по лбу.
— Да ну нет же....!
— Да пусть сходит! — тоном «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не надоедало» поддержала Врана. — А ты с ним.
Элексий застонал раненым берендеем.
— Меня никто не слышит...! Это самоубийство. Север! — он предупреждающе посмотрел на друга. — Если там никого не окажется, я тебя сам убью.
— Спорим на щелбан? — невесело предложил Север и вышел из магазина.
— Пойдем, лошадка, — Эл потащил единорога к выходу. Оторванный от трапезы конь уронил горшок с подоконника и грустно на него оглядываясь, поплелся за хозяином. — Не время жрать. Такая у нас с тобой доля, присматривать за идиотами.
— Ага, нафел! — Хафён вынырнул из своего мешка и резко обернулся ко всем, победно потрясая маленьким мешочком, словно пойманной мышью.
— А… что это? — недоверчиво поинтересовалась русалка.
— Это единорофья пыль и фарафум с фирафевлом.
— Что, прости?
— Короче! Нужно заварифь. Если она это выфьет, ей полегчяет. Кентавру тоже не помефало бы. И вфем раненым.
— Ну нет. Фаřафум с фиřафефлом я не ем, — брезгливо насупившись, кентавр поднялся и вышел на улицу.
Он даже не думал, что когда-нибудь компанию охотников предпочтет мирным русалке и упырю угрожающим ему непонятной бодягой.
***
Пересмешники облепили купол арены, как шершни — улей. Подлетали и так, и эдак; ходили вдоль трибун, подбирая объедки угощений; грызли прутья, но как пролезть на поле не могли сообразить. Оставалось ползать вокруг и облизываться на людей и нелюдей, испуганно глядящих из-за решетки.
Главная арка после взрыва в день побега оборотня представляла собой руины похожие на полукруглый скол керамической кружки. Только решетка не пострадала и служила надежным барьером от пересмешников. Путь к ней был расчищен от обломков.
Там хищники и собрались встретить людей, мол, мы толпа и вы толпа, выходите, будем толпиться.
Охотники спрятались за углом здания напротив.
— Ну что? Она там? — тихо спросил Элексий, закрываясь от летящего в лицо снега.
— Вроде, — неопределенно промямлил Север не без страха рассматривая пересмешников. — Может, на поле...
— Север, мы тут у птиц на блюдечке. Давай так, если Марийка там, я отправлю ее в Чистый первой же лодкой. Лично приведу. Но сейчас мы не можем ничего сделать. Твоей сестре плохо. Мне тут тоже не нравится. Пойдем, а?
Север, кажется, вообще не слушал. Он как завороженный пялился на пересмешников.
— Смотри.
— На что? — нехотя обернулся Элексий.
— Они… Улетают?
Пересмешники, теряя интерес к арене, по одному взмывали в небо, пропадая в тучах. Несколько птиц завернули лихой круг над головами охотников, заставив их испуганно прижаться к дому, но, так и не напав, улетели.
— Ну так утро же.
— А. ну да… — согласился Север. Он уже и забыл, что пересмешники улетают перед рассветом. И вообще забыл, что бывает рассвет. — Я пошел.
Север побежал через дорогу к арене.
Элексий махнул на него рукой и остался с лошадью, топтавшуюся позади.
— Бунтаřь, — недовольно прокартавили за спиной.
Эл резко обернулся.
— А, это ты, — вздохнул он. — Я думал ты все, выдохся.
— Я уже вдохся обřатно. Подумал, вдřуг во что вляпаетесь.
— Да тут не вдруг, а конкретно и неотвратимо. Пошли уже, чего тут выжидать.
***
Север долго разглядывал толпу через решетку, не осмеливаясь звать подругу во всю глотку. Какая-то его часть (не самая любимая, ибо умников никто не любит) понимала, что Марийки тут и правда быть не может, и он только напугает народ, выставив себя дураком. А народ, замёрзший и вымоченный под дождем и снегом, и так был не в настроении, требуя немедленно открыть выход.
Герса резко дернулась. Север получил по челюсти поперечиной и быстро вынул лицо из «окна» решетки.
— Внимание! — захрипел громкоговоритель. Север узнал голос Никодима. — Пересмешники улетают! Но выходить крайне не рекомендую! Подождите пока мы проверим безопасность улиц! Помощь и питание будет доставлена сюда так быстро, как это возможно!
— Пошел ты! Охотники тоже мне! — возмущались люди. — Помощь они пришлют, как же! Пока дождешься, с голоду помрешь!
— Сами сидите в своей клетке! — поддакивали им русалки и сатиры. — А с нас хватит!
Север прижался к стенке, пропуская всех и заодно высматривая Марийку. Сердце готово было разорваться фейерверком, как только встретятся знакомые зеленые глаза. Но вместе с редеющей толпой, гасла и надежда.
Когда поток незнакомых людей и существ закончился, Север вышел на арену, внимательно обходя взглядом поле. Стенки нескольких камер были опущены. Парень метнулся в левое крыло, выглянул в коридор.
— Марийка!
Эхо пронеслось по скотовнику, вернувшись пустым звоном: "… ийка… ка… ка". Север прошелся по коридору, заглянув в каждую клетку. Затем, поскальзываясь в песочно-снежной слякоти и шатаясь от усталости, направился через арену в другое крыло.
Ноги уже не держали. Хотелось упасть прямо на грязное сено и ждать смерти. Он повис на скрипучей дверце клетки чтобы действительно не развалиться в проходе.
— Марийка! Есть кто-нибудь?!
Ни ответа, ни шороха.
Часто и тяжело дыша от накатившей злости, Север снова напряг чутье.
Сосредоточиться не получалось. Только череп затрещал по швам, а мозг словно решил выйти через глазницы.
Зарычав, Север со всей силы хлопнул дверцей. От звонкого удара по пустому скотовнику полетело эхо. Створка с трубным скрипом отошла, и Север, выходя из камеры, хлопнул ею еще раз.
Элексий ждал его на арене уже в компании Никодима.
— Где она?! — Север пригвоздил взглядом командира.
— Север..., — Никодим протянул руку к его плечу.
Север отмахнулся.
— Где вы ее держите?! Зачем? Что вообще тут творится?!
— Ее здесь нет, — спокойно ответил Никодим. — Ты не в себе. Эл сказал, ты сильно ударился головой. Тебе лучше пока не использовать чутье.
— Чепуха. Даже после удара оно меня сегодня ни разу не обмануло. В отличие от вас.
— Ты о чем?
— Вы всю жизнь врали мне про оборотня. Говорили, что он опасен. Что он убил папу.
Он не собирался поднимать эту тему. Как будто мало ему переживаний из-за Марийки. Но, похоже, изможденный мозг перепутал педали тормоза и газа и со всей силы жал на последнюю.
— Так нужно было для твоего же блага, — не стал отпираться командир. — Если бы кто-то узнал, что ты знаешь правду, тебя бы убили.
Север ничего не ответил. Стоял и невидящим взглядом смотрел на Никодима.
Он не мог сказать какая правда хуже: та, в которой его убеждали всю жизнь — про оборотня-людоеда, или та, в которой он стремился угодить убийце и тирану, и даже оборотня ему притащил.
Север не хотел принимать ни то, ни другое. Но при этом выходило, что он, сам того не желая, отомстил за отца, вырвав Влада из семьи и спокойной жизни, и выслужился перед Лютомиром.
Молодец, Север. Сделал все, что хотел, и остался ни с чем.
От всех этих мыслей голова разболелась еще больше. В груди распирало от обиды и гнева. Мокрый свитер потяжелел и обвис, сдавливая плечи как смирительная рубашка. Шапка потерялась неизвестно где и когда, и волосы превратились в грязные сосульки. Хотелось шмыгнуть носом, но с покрасневшими от мигрени глазами выглядело бы будто он плачет.
— Сев? — окликнул его Эл.
Север прошел между ним и Никодимом и зашагал прочь с Арены. Разговаривать больше было не о чем. Всё кончено. С городом. С Марийкой. И с чутьем.
У выхода из арки его встретил кентавр.
— Ну? Нашел?
Вид охотника говорил за него ярче слов.
Проходя мимо кентавра, Север легонько коснулся его пушистой спины, благодаря за помощь и прощаясь.
Кентавр немного постоял, задумчиво глядя ему вслед, а потом поскакал искать своих.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.