Глава 56 Из огня да в полымя.

Гарья мрачно смотрела на отдаляющийся город. Красные животы копченых туч над Змееградом отражались грязными мазками на черных волнах. Озёрный ветер не развеивал запах дыма, а смешался с ним в тошнотворную взвесь. Отвар Хафёна уменьшил боль, но от горелой вони, постоянного покачивания лодки и не проходящей тревоги нестерпимо крутило в животе.

Гарья не могла поверить, что пережила эту ночь и теперь, укутанная пледом, делит дождевик с русалкой. Больше половины лодки занимала нечисть, и девушка чувствовала себя не в своей тарелке. Точнее у них на тарелке. Это сейчас все усталые и раненые. А когда заметят рядом с собой жену их злейшего врага, вряд ли станут сдерживаться. Сожрут и не подавятся.

Что ж, она другого и не заслужила. Как и быть княжной. Пока город был в огне, а люди — в панике, она пряталась в комнате и делала то, что ей диктовали обстоятельства. Особенно, когда брат пришел за ней. Гарья мгновенно приняла новые правила игры: он — большой и сильный защитник, а она — маленькая беспомощная девочка.

Не обращая внимания на ее поведение и отбросив личную неприязнь, Север просто делал то, что было нужно. А потом скинул как обузу на заботу Враны. Едва ли он действительно забыл всё плохое, что между ними произошло, скорее просто перечеркнул, найдя для себя в жизни что-то более важное.

Узнать, что это, Гарья не надеялась. Особенно после того, как Север вернулся с арены мрачный и бледный. Ни с кем словом не обмолвился и даже не возражал, когда Гарья отдала ему кафтан. А потом принял из рук Враны кружку с отваром и покорно выпил всё разом, будто надеясь, что это яд. И к лодке ушел один, никого не дожидаясь.

Север сидел в самом конце ладьи на чьих-то вещах. Гарья бросала на него короткий взгляд через других пассажиров. Но он за весь путь так и не поднял глаз, хотя явно не спал — смотрел на воду.

Убивался по Марийке, думала Гарья, но не понимала, почему. Её гибель — это бесспорно была большая трагедия. Но Север переживал так, будто у них с Марийкой была любовь до гроба. Его много лет где-то носило, когда он успел к ней привязаться? Или Гарья в силу своей душевной бедности не могла постичь нормальное человеческое чувство? Для нее смерть Марийки — это не столько печальная разлука, сколько горькая, напрасная жертва — тяжелый груз на совести, и так переполненной ошибками.

Врана заметила ее задумчивое напряжение и крепче обняла за плечи. Сидевший напротив Хафён о чем-то вспомнил, полез в сумку, достал кожух и вынул из него закупоренную пробирку с плотным дымом внутри. Он протянул одну Гарье и жестом показал: встряхни. Девушка легонько стукнула стекляшку о ладонь, как в бубен. Дым исчез, и в пробирке вспыхнуло жар-птичье перо. Гарья от неожиданности чуть ее не выронила.

Остальные пассажиры заинтересованно выглядывали из-под плащей, хмыкали и переговаривались. Даже Север невольно обратил внимание на вспыхнувший свет.

Врана тихо порадовалась, что охотник не провалился после неудачных поисков в яму уныния. Но, когда их глаза случайно встретились, она вдруг поняла, что радоваться было рано.

У парня был взгляд отнюдь не сдавшегося или скорбящего человека — эту иллюзию создавал отвар, навевающий сонливость. Нет, так смотрит мужчина, твердо задумавший что-то сделать без чужого ведома и совета.

***

Дно громко шаркнуло о берег, и лодка, дернувшись, остановилась.

Север резко проснулся, и с трудом разлепил глаза от недолгого и тяжелого сна. Он даже не помнил, как отключился.

Ладья плотно стояла, народ зашевелился, вставая со своих мест — значит приплыли. Но над головой был не каменный потолок грота, а порозовевшее небо. Кругом раскинулся просторный пляж, где-то с мелкой галькой, где-то с крупными плитами и валунами, покрытыми снегом.

Широкоплечий сатир с царапиной на большом круглом лбу и перевязанным глазом вдруг перекрыл Севру обзор, грубо выдернул из-под него свой мешок и, уходя, бросил на прощание презрительный взгляд.

Север поспешил вылезти из лодки, чтобы не мешать людям забирать свои вещи.

Он сошел на берег, потянулся, разминая засиженные суставы, и поежился от холода. Кусок плотной ткани, доставшийся ему вместо плаща, весь промок и передал часть воды кафтану. А здесь, на природе, стояла не городская ноябрьская прохлада, а самая настоящая январская зима.

Пока все разминались и отдыхали от утомительной переправы, Север украдкой проверил чутье. С тем же успехом можно проверять голос сразу после того, как принял таблетку от ангины. Он пробовал снова и снова, уже не на Марийке, а на простых вещах вроде сумки Хафён. Но чем сильнее старался, тем больше злился, не получая даже слабого отклика. К тому же кто-то все время звал его, мешая сосредоточиться.

— Север!

— Ну чего?! — он неохотно обернулся и встретился с требовательным взглядом Враны, державшей под руку его сестру.

— Помоги, — невозмутимо потребовала она.

— Чего? — фыркнула Гарья, отстранившись. — Не надо! Вот еще! Без чужих соплей обойдусь!

Развернувшись, она пошла за теми, кто уже отдохнул и тронулся в дорогу.

— Хочешь, тебе помогу? — предложил Север, ироничным сычом посмотрел на русалку.

Та укоризненно покачала головой.

— Шагай. А то мы до вечера не доберемся.

Север выдержал упрямую паузу и пошел впереди.

Неаккуратная лесенка из каменных плит вела наверх, исчезая в тени заснеженных деревьев, и через сосновую рощу выходила на вычищенную ровную тропинку.

Ну да, подумал Север, путем, который ему показал Снежок, нормальные люди не пройдут. А раненые тем более. Тут у каждого второго было что-нибудь сломано или разорвано.

У одного фавна не хватало рога и, судя по перевязанной руке, нескольких пальцев. Человек-нетопырь нёс на руках завёрнутого в шубу мальчишку, обхватив его ещё и крыльями. А сам хромал, оставляя на снегу красные, похожие на оленьи, следы.

— Это не самый короткий путь, да? — флегматично уточнил Север, шипя от холода.

— Нас должны встретить, — сказала Врана, зябко поежившись в отсыревшем полушубке. — Если что-нибудь не случилось.

— Хорошо бы. Я уже соскучился по Снежку.

— Снежок ушел Влада провожать, — обломала русалка. — Если ты боялся, что маленький беззащитный волчок пойдет на гору один, то расслабься. С ним большой защитный бык.

— Что?! — Север аж споткнулся от возмущения. — Снежку можно, а мне — нет?!

— Лучше о сестре позаботься. Что-то она мне не нравится.

— Мне она с детства не нравится. Привыкнешь.

Врана не ответила, только посмотрела на Севра, как на идиота. Он прекрасно понял, что она имела в виду, но из вредности не хотел это обсуждать.

Тропинка скакнула на холм и раздалась вширь. Солнце смотрело путникам в спины, даря иллюзию тепла. Попадавшиеся вдоль дороги редкие заиндевелые березки и сосны словно светились изнутри прозрачным золотом. За ними в молочно-голубом горизонте растворялись далекие горы. Местами из-под снежной глади, нарушая мягкую сказочность пейзажа, торчали острые скалы похожие на брызги пролитых чернил.

Замёрзшие люди и существа смотрели на всю эту сказочную красоту без интереса, даже с ненавистью. В отчаянной попытке согреться, они терли руки, топали и прятали голову в воротники. Но холод пробирал до костей, безжалостно вгрызаясь в открытую кожу и выбеливая отсыревшую одежду колючим инеем.

Гарья переставляла ослабевшие, будто деревянные ноги и старалась не отставать, чтобы не привлекать внимание. Она была уверена, что ее пока не трогали только потому, что не замечали.

— Э-эй! — закричали вдруг впереди.

Гарья затормозила и попятилась, наткнувшись спиной на костлявое существо в грязном от крови плаще. Из надвинутого капюшона торчала только длинная морда с подвижным мокрым носом.

— Смотри куда идешь! — сварливо пробурчало существо, схватив девушку тонкой многофаланговой лапой за плечо и отодвинув ее с пути.

Гарья замерла с неожиданным для самой себя страхом и вдруг поняла, что кричали не ей, а саням. Но все-таки дернулась, когда на плечо снова легла рука, на этот раз человеческая, точнее русалочья.

— Держись, девочка, сейчас поедем. А там отогреешься, — оптимистично заверила Врана. — Чуть-чуть осталось.

Сани были чуть короче, но зато шире лодки. Чтобы уместиться на них, дюжине разношерстных пассажиров пришлось плотно прижаться друг к другу. И никому уже было не важно, чья спина касалась чьей. Главное, что стало чуть теплее. А с быстро мчащих саней и елочки с холмами казались красивее.

Сидя на самом краю и держась задубевшими руками за ледяные доски, Север постоянно поглядывал на единорога. Еще издалека он узнал свою лошадь, бросившую его в Бесовых горах. То, что ей каким-то чудом удалось выжить, да еще и найтись, что Север считал своей личной удачей. Заметив на себе подозрительный взгляд Враны, Север отвернулся и притворился, что любуется пейзажем. Однако чувствовал, что русалка еще подпортит ему малину.

Часа два сани несли по морозному ветру сквозь желтую зарю. Когда уже совсем рассвело, вдали наконец показались знакомые домики. Хотя выдыхать с облегчением было рано.

Улица на самом въезде в поселок чернела от столпотворения.

— Чего это у вас там? — спросила Врана у возничего.

— Да черт знает, — пожилой седобородый сатир удивлено повел плечами. — Я два раза ездил все тихо было.

Сани спустились с холма и остановились у первого дома. Их тут же обступила толпа разгневанных стариков и женщин всех мастей.

— А где Татий?! Бросили?! Мы так и знали! — наперебой возмущались они. — Где наши воины? Обманули! Сгубили! Предатели!

— Что тут происходит?! — Врана спустилась с саней и вышла в середину толпы.

К ней прорвались другие русалки и стали пересказывать ей на ухо:

— Они бесятся, что Татий с даром все не едет. Приезжих успели в столовую запустить. С ними наши девочки. А эти как поняли, что все пошло не по старостиному, так и началось.

— Слушайте! — Врана подняла руки, призывая к тишине. — Успокойтесь и дайте проехать! У нас много раненых!

— Кто тебя главной назначал? Никто в дом не пойдет, пока старосту не привезете и Змеев дар! Мы его больше заслуживаем, чем эти! — бабка с торчащими из платка козьими рогами указала пальцем испуганно жавшихся друг к другу людей на санях. — Столько страдали и по что? Чтобы лишние рты кормить?

— Про старосту забудьте, — сказала Врана. — У Татия давно было плохо с головой. Он остался в городе.

— Убили! — заверещали в толпе. — Мы так и знали! Еще и сюда явились?!

— Да не убили его! В клетку посадят и все! — возразил фавн с саней. — Спятил на старости лет. На нашего волчка бросился!

— В клетку?! Как вы посмели?! А где наши ребята? Вы их бросили?

— Затея старосты была обречена! — Врана говорила негромко, вынуждая прислушиваться к ней. — Никакого дара не будет! От него одно только зло! Мы спокойно жили без него, проживём и дальше! А ваши “ребята” сами выбрали свою судьбу. Они имели голову на плечах, но разумным доводам предпочли слепой бой. Если продолжите упираться да зубы скалить, как обглоды, то мы и правда уедем. Останетесь тут одни! Сами будете охотиться, воду носить и дома строить!

— Вот и уезжайте! Лучше умереть с голоду, чем жить рядом со зверьми!

— Да вы на себя посмотрите! — пристыдила Врана. — Сами как звери! Уже и забыли для чего вам Змеев Дар!

Дальше народ действительно озверел. Русалки угрожающе шипели, ликом теперь больше походя на жутких глубоководных рыб, чем на девушек. Старый как мир тролль со сморщенным рылом оскалил острые зубы, грозясь пустить их в ход несмотря на то, что их осталось через один. Каждое чудовище всерьез пыталось устрашить другое.

Гарья рассеянно смотрела на разгневанные морды. Ругань и рык с обеих сторон смешались в один сплошной уродливый гомон, от которого звенело в голове. Перед глазами все стало как будто замедленным и меняло цвета. Звуки отдалились.

«Зря мы приехали. Теперь нас точно убьют» — собственная мысль прозвучала как чья-то чужая, подброшенная.

— Чего пялишься, понравился?! Ну так пошли ко мне в гости! — к Гарье подступил высоченный молодой сатир с лицом, изуродованным болезнью или Гарьиным искаженным виденьем.

Его вдруг кто-то загородил, примирительно расставив руки. Север. Видимо, он еще и что-то сказал, потому что сатир одной рукой взял его за грудки и поднял над землей.

Вдруг над толпой пронёсся заполошный крик:

— Горит! Дом горит! Смотрите! Скорее! Тушите!

Отпущенный Север упал на пятую точку, приложившись головой о сани. Потирая затылок, он удивленно покосился на Гарью, наклонившуюся, будто желая что-то сказать. Но, не издав ни звука, она без чувств повалилась на снег.