Аглаша

Тук. Тук. Тук.

Деревянная расписная лошадка прохаживалась по подоконнику. Девочка в зеленом сарафане и тонкой вязаной кофте, передвигала игрушку и бормотала под нос.

За окном растеклась июльской жарой белая ночь. Прозрачная луна в светлом небе не нарушала уютного комнатного сумрака. И даже огромный темный куст сирени затенявший окна не мог убедить хозяев включить ночник или зажечь свечу.

Громко тикали большие настенные часы. Тихо шуршали деньги, которые Кристина Миколовна перебирала дрожащими от радостного волнения пальцами.

— Спасибо вам! Дорогой вы наш Диакин Потуевич. Дай вам Бог здоровья! — заохала она в очередной раз, протягивая пачку бумажных сбережений в такие же дрожащие, только от усталости, руки некроманта.

Высокий чернявый парень с аккуратной квадратной бородой, в черной рясе затянутой широким поясом небрежно запихал пачку купюр в сумку. Туда же отправил остальные вещи: книги, баночки с косточками, чудной формы амулеты, белый мел, уголек и небольшие мудреные приборы со стеклышками.

После ритуала сумка чуть опустела, но оттягивала плечо сильнее, чем раньше. Ноги и руки потяжелели и едва слушались. Глаза покраснели. На усах осталась кровь.

Шестилетняя Аглаша спокойно играла, не обращая внимания ни на гостя, ни на бабушку. Милый ребенок. И не скажешь, что всего три дня назад она была капризной хулиганкой, которая выбежала на дорогу перед лошадью, которая быстрой рысью везла телегу.

Никто не заметит разницы, покуда клиент выполняет условия.

— Кристина Миколовна. Вы помните условия?

— Конечно! Я все записала! Будет выполнено, не сомневайтесь!

— Главное не кормите ее. Ничем. Ни кусочка.

— Я все запомнила. Ни крошки!

— А слова? Слова запомнили?

— Конечно. А перед этим постучать по дереву.

— Не просто по дереву, а по поверхности, где она стоит. Не забудьте, вы подписали договор. Меня здесь не было. А расскажете кому, — он облизал губы и посмотрел на бабку в упор. — Навсегда забудете родную речь.

— Что ты, милый! Да ты ж такую радость в дом принес! Я за тебя до конца жизни молиться буду!

— Всего доброго, Кристина Миколовна, — выдохнул Диакин.

Он вышел во двор, где в комариной компании томилась его черная с рыжим "зернышком" на морде лошадь Овсянка.

Возле ее ног гуляла одинокая курица, не пойманная и оставшаяся при голове, в отличие от своей менее шустрой подружки. Увидев Диакина, она заквохала и рванула к закрытому курятнику.

Диакин Потуевич вывел кобылу за ворота и закинув руку через дверцу, дернул засов. Вздохнул, собираясь с силами, и только с третьей попытки забрался в седло. После чего отдышался, будто огород вскопал.

Недавно в пользование вошли самоходные машины, и Диакин вполне мог купить себе такую, если бы не отсылал все деньги пожилым родителям в деревню, да сестре на учебу и сладости.

К тому же лошадь была надежнее: не нужно ничего крутить или нажимать — идет себе и идет, никуда не врежется, не заглохнет посреди поля. А если после трудного заказа вымотался, или с друзьями напился до беспамятства — то умная кобылка даже сама домой привезет. Только что в постель не уложит.

Несмотря на теплую ясную погоду, деревенские спали. Теплый ветер играл с кружевными занавесками. Кругом все зелено и чисто. Здесь явно жили люди порядочные, хозяйственные. И воспитанные — каждый встречный кинул "здрасти" незнакомому человеку и не полез с расспросами "кто и откуда". Хорошая деревня Черемушка.

Была, — хмыкнул внутренний темный скептик.

Однако в каждой шутке лишь доля шутки. Диакин вспомнил, что по дороге сюда в траве наперебой стрекотали кузнечики да сверчки, в канавах лягушки пели, а из густых крон разливалось птичье пение.

А сейчас все стихло. Светлая безмятежная ночь стала неуютной, неправильной. Живые твари явно догадывались, что произошло. Чуяли недоброе.

Диакин задержал взгляд на кладбищенской церкви, что стояла на окраине. Днем он не обратил на нее внимания, спешил к клиентке. А теперь, в тишине она так и притягивала взгляд.

Небольшая белобокая постройка обросла мхом и кустами. Облупившийся купол чернел под луной, побелка осыпалась, оголив "язвы" красных кирпичей.

От каменной дорожки тянулась тропинка. Правда быстро терялась в зарослях крапивы и кустов, над которыми торчали старые деревянные кресты.

Да, перехвалил Диакин местных. В этот храм если и заходили, то разве что нужду справить или выломать что-нибудь забавы ради.

Церковь провожала уезжающего некроманта пустыми оконцами с выбитым стеклом и будто упрекала всем своим уязвимым видом: — "Сделал дело и ходу?".

Диакин обозлился на свою паранойю и пустил лошадь рысью, чтобы поскорее оказаться подальше от замолкшей в бирюзовых сумерках Черемушки.

***

Днем ранее.

— Я таким не занимаюсь, — кротко, но твердо сказал некромант дьяку.

Дьяк, Каллистрат Павсикакиевич, обмахиваясь какой-то книгой, нахмурил рыжие брови, от чего конопатая лысина разгладилась и заблестела как соборный купол.

— Как же? Ты же у нас по покойничкам.

— Я предсказываю смерти и устраиваю беседы с умершими для родственников. В крайнем, в очень крайнем случае, помогаю ловить упырей. С вашей просьбой я вам помочь не могу.

— Но ты же умеешь. Я знаю, что вас этому обучают.

— Чтобы знать как бороться с этим, а не творить, — Диакин начинал терять терпение, но голос его даже не дрогнул.

— Слушай. Наша клиентка — родственница очень важного человека. Ему отказывать нельзя. Платят прилично. Сто тысяч новых. Из них тридцать, Бог с тобой, сорок, возьмешь себе. Семье твоей за глаза и за уши хватит, и сам обновишься, отпуск возьмешь.

— Или в острог сяду, если что не так. Нет, спасибо.

— Да нет же! Ответственность вся на мне. Если что, спишем на несчастный случай. Но если уж тебе так принципиально, я другого попрошу. Феньку хотя бы. Энтузиазма у него хоть отбавляй. А вот опыта маловато.

Внешне Диакин остался скучен и непоколебим, но внутри у него все содрогнулось от мысли что такое ответственное и тонкое дело доверят юнцу, который только неделю назад из школы на службу поступил. И правда дьяка: хватался малец за все подряд, не брезговал даже мелкой и пустой работой, но и справлялся кое-как.

Понимая, что дьяк его просто дразнит, Диакин не подал оскорбленного вида, но и поделать с собой ничего не мог. Неохотно сдавшись, он шумно выдохнул и отвел глаза в окно.

— Знал, что на тебя можно положиться, — улыбнулся Каллистрат Павсикакиевич.

***

Кристина Миколовна заперла дверь в прихожей и вернулась в комнату. Убрав договор с некромантом и записанные своей рукой указания в ящик секретера, обратилась к внучке.

— Ну что, Глашенька. Спать будем? А завтра пойдем тебе платье новое покупать, да?

Девочка не ответила. Только улыбнулась и покивала.

Легли вместе, как всегда: Кристина Миколовна скраю, Аглаша у стенки. Бабушка мягко похлопывала внучку по одеялу и тихо рассказывала любимую Глашенькину сказку.

"Жили-были три котенка..."

***

На следующий день они поехали на рынок в соседнюю деревню. В общественной повозке было много народу. Кристина Миколовна переживала, что кто-нибудь, глядя на Аглашу, заподозрит неладное. Но все смотрели на ее внучку с улыбкой, восторгаясь красивыми глазами и скромным нравом.

Кристина Миколовна и сама отметила, что новая Аглаша лучше прежней. Девочка во всем слушалась взрослых, мерила все предложенные продавщицей туфли и сарафаны, не убегала, не клянчила и не возражала. Ей все нравилось, что ни предложи. Ну просто идеальный ребенок.

Ближе к вечеру с корзинами полными покупок они стояли у обочины на остановке, дожидаясь повозку вместе с другими людьми.

Кристина Миколовна умаялась за полдня, взмокла и проголодалась. Она заняла почти все место на скамейке и то обмахивалась, то обтиралась платком. И тут заметила через дорогу очередь к большой деревянной бочке с надписью "Квас". От зависти и жажды у женщины аж язык пересох. Аглашке-то ничего не нужно теперь. А Миколовна сейчас четко поняла, что не выпив холодного квасу, не доедет в душной повозке живой до дома.

— Аглаша, посиди на скамейке, я сейчас приду.

Девочка послушно забралась с ногами на большую скамью и занялась любимой игрушкой, которую так и не выпускала из рук.

"Тук. Тук. Тук." — неспешно отстукивала деревянная лошадка по крашеным доскам.

— Уф. Девонька, разреши бабушке присесть?

Аглаша подняла голову и посмотрела из-под края панамки на худенькую старушку в больших очках и с пушистой прической, как у одуванчика. Девочка улыбнулась, сползла со скамейки и встала рядом.

Старушка села и поставила на колени корзину полную крупной спелой вишни.

— Угощайся, детонька, — ласково протянула она. — Бери ягодку, не стесняйся. Кушай.

Аглаша послушалась.

***

Диакин уже вторую ночь не спал.

То на одном боку полежит с закрытыми глазами, то на другом, то на светлое небо за окном посмотрит, то на часы. Минутная стрелка словно назло едва сдвигалась на четверть часа.

Он уж и на жару выругался и на белые ночи. Уже и рубаху сменил и мокрую подушку холодной стороной под голову несколько раз переворачивал, но легче не становилось. Сон как ветром сдуло.

И даже известно, куда — в Черемушку.

Совесть с дотошностью прокурора сыпала вопросами. Как можно было свалить на пожилую женщину такую ответственность? Разве ж она уследит? И как она объяснять всем будет, что девочка не меняется? Аглаша ведь всего лишь повторяет те действия, что успела освоить за свою короткую жизнь. Она словно кукла — не может расти и чему-то учиться. Сможет ли Кристина Миколовна вовремя отозвать обряд, как ей сказано, и разыграть похороны? Станет ли?

Но больше всего некромант мучался виной перед Аглашей. Зачем он ее с того света вытащил? Ведь даже взрослых он возвращал всего на несколько минут, чтобы родственники поговорили, а потом отпускал. А тут детская душа вместо того чтобы найти спокойное место, оказалась запертой в неживом теле. Все равно что синичку малую за лапку к тяжелому камню привязать.

Жестоко это, нечестно. Не этому его родители учили. Хоть они и оставались неверующими, а свое место в жизни и ее негласные законы знали получше тех, кто все молитвы наизусть заучил и посты как часовой блюдет.

"Деньги приходят и уходят", — говорила матушка. — "А совесть с тобой до самой смерти".

"Все", — подумал Диакин. — "Завтра же поеду в Черемушку и покончу с этим безобразием. Миколовне, скажу, что ошибку допустил, и надо переделать. Да что угодно совру. Лишь бы до беды успеть".

Приняв решение, он тут же успокоился и наконец заснул.

***

Утром Диакин отправился в конюшню при бюро потусторонних услуг. К его удивлению помимо Овсянки другие лошади тоже были на месте, что редко увидишь в разгар рабочего дня.

— А что, сегодня у всех выходной? — поинтересовался он у старого конюха, подходя к Овсянкиному стойлу.

— А, Диакин. Тебя вчера не было, да? — ответил мужчина, наваливая в загоны свежее сено. — Прошлым вечером псих какой-то из деревни прибежал. Весь потрепанный, запыхавшийся, напуганный. Говорил как какая-то тварь по улицам шастает и собак да людей ест. Все, кто успел деру дали из деревни.

— А где это?

— Черешня… Не. Как ее… не сирень, а другое.

— Черемушка, — пробормотал Диакин, сам с собой.

— Во! Кто ж захочет переться по жаре в такую даль? Только Фенька.

— Что?!

***

— Да не могу я тебя одного отпустить! — отваживал Каллистрат Павсикаиевич настырного юношу. — За упырем нельзя в одиночку! Устав читал? И вообще, ты даже испытательный срок не отработал. Иди, на чаинках гадай. Больше заработаешь.

— А если с кем-то? Отпустите? Я же должен у кого-то учиться!

— Да, пожалуйста, — весело согласился дьяк, зная, что Фенька никого не найдет. Дураков-то нет.

— Каллистрат Павсикакиевич! — в кабинет без стука ворвался Диакин. — Я сам поеду!

— Ты домой должен был ехать. Я тебе для чего отпуск дал?

— Вы что, Феньку за упырем отправляете?!

Каллистрат изумленно уставился на некроманта, от которого даже вздоха обычно не дождешься, а тут вдруг целая паника.

— Вот с ним вместе и поедем, — деловито заявил Фенька.

— Ага, молодец. Я один поеду. И вы знаете почему, Каллистрат Павсикакиевич.

— Да кто ты такой, чтобы решать? — зафырчал юноша, толкнув плечо мужика на две головы выше себя. — Думаешь, самый умный? Чего все самое интересное тебе?

Диакин взял Феньку за наглое болтливое лицо и выпихнул за дверь, прижавшись к ней спиной.

— Зачем подставляешься, дурень? Сам же говорил, что не хочешь разгребать, — тихо упрекнул Каллистрат.

— Фенька мелкий совсем для такого. Он все равно не знает слов, которыми оно привязано.

Бум! — подпрыгнула дверь под спиной Диакина.

— А то что же, прям ловить упыря собрался? Ты это брось! Застрелить, сжечь, и закопать! И все.

— Конечно, зачем вытаскивать занозу, если можно отрубить палец? И все.

— Хорошо, делай как знаешь. Но Феньку с собой возьмешь! А если нет, выгоню тебя со службы за нарушение правил безопасности.

— Каких еще...?

— А ну ка! Четвертое правило охоты на упыря?

Диакин вспомнил и недовольно буркнул.

— В одиночку не ходят.

Дьяк кивнул за его спину, мол, впускай мелкого.

Некромант дернул за ручку так резко, что прижавшийся ухом к двери Ферапонт распластался поперек порога. Парень быстро встал и принялся сердито отряхивать свой черный кафтан, похожий на бешмет, который совсем не шел юнцу. Хоть он и был стройно сложен, но с придурковатым лицом хулиганистого розового поросенка ему бы гусей гонять да яблоки с чужих огорода воровать. Только ушей висячих не хватало. Грозности ему не прибавлял даже сердитый взгляд, которым он стрелял то в начальника, то в коллегу.

— Слушай приказ, Ферапонт. Едешь с Диакином Потуевичем в Черемушку. И помогаешь ему во всем. Понял?

— Угу. А разрешение на лошадь дадите?

— Ах, да, — Каллистрат Павсикакиевич быстро чиркнул что-то на бланке и вручил Ферапонту.

— Копейку? — разочарованно протянул юноша, прочтя имя лошади. — Она же еле ползает! Быстрее на хромой черепахе.

— Была бы черепаха, все равно бы дал Копейку.

— Не скули. На моей поедем, — тихо буркнул Диакин и вышел из кабинета.

***

На полпути до деревни солнце стали закрывать плотные облака. Душный ветер поднял из травы пыль и принес с полей запах грозы.

В Черемушки прибыли уже под шум деревьев, радующихся скорой буре. Небо стремительно чернело. И не скажешь теперь, что середина июля.

Неуютно становилось от понимания, что в деревне никого нет. Пустые дома в ожидании грозы мрачно смотрели на гостей черными неблестящими окнами.

Диакин остановил лошадь у сирени возле зеленого дома.

— Наконец-то, — тяжко простонал Ферапонт, спрыгивая с лошади. — Че у твоей кобылы задница такая костлявая?

Овсянка фыркнула и хлестнула грубияна хвостом по лицу.

— Это у тебя, — перевел некромант. — Ждите тут.

— А ты куда?

Диакин толкнул калитку — та легко отворилась, хлопнув по стене дома. Однако никто не среагировал на звук, и парень двинулся к дому, бросив взгляд на раскиданные по двору потрепанные тушки мертвых кур. Крови на земле и на курах он не заметил. Упырь видимо был слишком голодный, чтобы зря обронить хоть одну каплю.

Кристина Миколовна, точнее ее обескровленное, неприглядно похудевшее тело лежало поперек гостиной в окружении гудящих мух. У головы валялся ящичек, который она успела выдернуть из секретера. Среди рассыпавшихся бумаг был листок с заветными словами, которые она не успела произнести.

Жара и влажность довели трупный запах до сладкой пряности, от которой даже у некроманта, видавшего сотни мертвецов разной свежести, желудок согнулся в твердый знак.

Диакин ходил по дому, не отрывая рукава от лица. Одной рукой открывал шкафы, задирал покрывала и заглядывал под кровати.

Повсюду валялись разбитые опустошенные банки из-под сметаны, кости от обглоданных свиных окороков. На кухне все было перевернуто и перемазано остатками еды.

— Фу, тут воняет, будто кто-то, — увидев останки женщины, Ферапонт запнулся о порог и растянулся рядом с ней.

— Диакин! Тут...! Тут она!

— Не верещи! Накрой чем-нибудь, а потом загляни на чердак.

— Зачем? — спросил Фенька, поднимаясь. Он сдернул со стола скатерть и накрыл ею мертвое тело.

— Ищи упыря! — донеслось из дальней комнаты.

— Сначала схожу за арбалетом!

— Не нужно! До заката еще, — Диакин посмотрел на большие часы отстукивающие тяжелым маятником драгоценные секунды. — Полчаса, наверное, есть. Надо все сделать пока она спит!

— Она? — подивился сам с собой Фенька, но допытываться не стал. Вынул из кармана свечку, которую каждый борец с тьмой обязан иметь как электрик отвертку, поджег святой спичкой фитиль и полез вверх по крутой лестнице.

На чердаке в свете скромного контрастного огня Фенька разглядел развешенное белье, ломаную лошадку-качалку, куклы, детский стульчик и коробки с тряпьем.

Диакин тем временем со своей свечкой заглянул в подвал. Там разбитые банки валялись на дне вперемешку с огурцами и помидорами.

— А с чего ты взял, что упырь здесь? — окликнул его вернувшийся Фенька, закрывая нос воротником. — Лошадь-то спокойна.

— Пока упырь спит, его считай в нашем мире, нет. Как только солнце уйдет за горизонт, он оживет.

— Но почему именно здесь? Ты с такой уверенностью сюда ворвался. Ты как-то по дому понял? — не прекращал расспросы Ферапонт, наблюдая, как некромант заглянул под стол и прикарманил найденную там игрушечную лошадку. — Если ты мне ничего не объяснишь, я так ничему не научусь.

— Нет времени, — выдавил Диакин в рукав, еще раз осматривая комнату. От запаха слезились глаза и хотелось откашляться. — Нужно искать упыря.

— Тогда, может хотя бы выйдем из этой вонючей парилки?

— Точно! Там она! — некромант ломанулся к двери.

— Где?! — поспешил Фенька следом.

Диакин спрыгнул с крыльца и, перешагивая кур, стремительно прошел к сараю; опасливо заглянул в темноту, а потом протянул руку влево и, не глядя, сцапал со стены лопату.

— А это еще зачем? — удивился затормозивший у калитки Ферапонт. — У меня же арбалет есть. А у тебя шашка.

— Быстрей, поехали!

С лопатой в руке, Диакин, не закрывая калитку, вышел со двора и вскочил на Овсянку. Фенька едва успел усесться сзади и схватиться за седло.

— А мы куда?

— В единственное прохладное и сырое место. В церковь.

— Разве упырь может войти в храм Божий, — возразил Ферапонт скорее из интереса, чем из искренних сомнений.

— Да там от того храма одно название.

***

Издалека эхом прикатился гром. На придорожной пыли появились точки первых капель дождя. Вокруг церкви и кладбища зловещими тенями ярились на ветру огромные деревья.

Диакин спешился в начале каменной дорожки и, не выпуская из рук лопату, ворвался в темноту храма через незакрытую арку.

Деревянные створки ворот лежали на полу, на котором уже росли пучки травы. Кругом валялся всякий мусор: от сапог и тряпья, до бутылок, мисок и ломаных стульев. Ферапонт схватил чехол со своим ручным самострелом и, разворачивая его на ходу, побежал следом за некромантом.

— Где оно? — спросил он, раскладывая арбалет.

— Не знаю. Может вообще не здесь.

Они долго и внимательно озирались, пытаясь разглядеть в полумраке что-то неуместное для полуразрушенного интерьера церкви. Шелест дождя снаружи усиливался, мешая прислушиваться.

— Вон… Сидит, — прошептал Ферапонт, показывая на самый верх.

На своде купола именно что сидело, как на полу, маленькое существо. Сжавшись в комок, словно от холода, оно не двигалось. Еще спало.

Ферапонт зарядил в маленький арбалет серебряную спицу с оперением и поднял оружие над собой, целясь в упыря.

Диакин вдруг вырвал арбалет из его рук и вручил лопату.

— Иди на кладбище и копай яму.

Фенька настороженно посмотрел на коллегу, но все вопросы растаяли под суровым взглядом, с каким обычно срубают на скаку головы, а не просят поработать лопатой. Юноша решил отложить разбирательства на потом и послушно отправился выполнять наказ.

Диакин посмотрел на наручные часы — четверть одиннадцатого. от этого знания было мало толку. Он все равно не знал, во сколько точно заходит солнце.

Деревянные ворота под его ногами вполне подходили для обряда отзыва. Некромант нашел в кармане кусок мела, встал на колени, и решил быстро начертить вспомогательные руны. Из-за щелей между досок, да еще и в темноте линии получились кривые и с разрывами. Но утопающий и за соломинку хватается.

Так Диакин себя и чувствовал. Утопающим в своем страхе.

Однако пугала вовсе не предстоящая схватка — упырь был слишком маленький, чтобы бывалый борец с нечистью мог всерьез опасаться за свою жизнь.

Его ужасала вся ситуация, сам факт что невинная маленькая девочка превратилась в чудовище. Ведь она о таком не просила. И ее даже никто не спрашивал, хочет ли она возвращаться в этот мир. Просила Кристина Миколовна, а он, профессионал-некромант со стажем, не смог отказать бедной, страдающей от горя утраты женщине. Как всегда взрослые все решили сами.

А теперь только Диакин должен был своими руками еще раз убить уже умершего один раз ребенка.

— Прости. Прости, — бормотал он, нажимая на крошащийся мел.

Он вздрогнул, когда в церковь ворвался оглушительный грохот, словно кто-то выстрелил из ружья прямо над ухом.

Бросив мел, он встал и посмотрел наверх.

Яркая вспышка на секунду осветила каменные своды и отразилась двумя точками глаз под потолком. Удар грома словно оркестр представил этому миру проснувшегося упыря.

Девочка поползла по заплесневелым стенкам барабана, напоминая сонную муху в стакане. Словно не осознавая, где находится, и не замечая человека внизу, упырь выглянул в стрельчатое окно и высунул наружу маленькую грязную руку.

Тук.

Девочка, резко и неестественно вывернув голову, посмотрела вниз. Точнее для нее это Диакин сидел на потолке и "шел " игрушечной лошадкой по доскам.

Тук. Тук.

— Аглаша, — завладев вниманием упыря, некромант поднял игрушку над собой. — Смотри. Это ведь твоя? Иди ко мне. Пойдем домой.

Он говорил и не верил сам себе. Слишком сложно было сохранять голос уверенным и беззаботным, разговаривая с девочкой, сидящей на потолке.

В белых шортиках и ночной рубашке в цветочек нежить пауком побежала по западной стороне, остановившись в треугольнике паруса.

— Иди сюда. Бабушка дома ждет.

Девочка чуть шевелила головой следя за каждым движением будущей добычи.

— Ну же. Бери свою лошадку, — Диакин оставил игрушку среди начертанных рун, отступил назад и посмотрел на упыря.

Девочка моргнула невидящими мертвыми глазами и вдруг раззявила рот до жути широко. Лицо ее исказилось злобной нечеловеческой гримасой. Из чудовищной пасти вырвался обычный и тем еще более жуткий детский крик.

***

Несмотря на непогоду, Ферапонт снял кафтан, и засучил рукава рубахи, чтобы не запачкаться и не упариться. Вымокший до нитки, он торопливо, но тщетно ковырял твердую, заросшую травой землю, не обращая внимания на дождь и молнии. Высокую крапиву он топтал, кромсал лопатой, а иногда сердито рвал голыми руками.

Устав, он оперся на лопату, оценивая получившуюся яму. В нее можно было положить кастрюлю или банку компота. От отчаяния Фенька страдальчески сморщился и театрально провыл.

И тут же испуганно выпрямился, когда сквозь грохот бури до него долетел надрывный детский крик.

***

Сцепившись с упырем, Диакин катался по полу, то оказываясь сверху, то снизу. Он разодрал голову о валявшийся мусор и камни, и кровь оставшаяся на полу еще больше раззадоривала кровожадное чудовище.

Ему едва хватало сил удержать руки девочки, которыми та рвалась покромсать здоровому дядьке лицо. Клацая зубами, несоразмерно мощный упырь пытался дотянуться ртом до сочной, горячей жилы на шее жертвы.

Зацепившись ногой за столп, Диакин смог подтянуться и сесть. Упырь вывернулся из его рук и полез на стену. Не думая о том что делает, некромант схватился за ночнушку и хотел было содрать упыря со стены. Но к своему ужасу сам повис над землей, когда чудовище быстро поползло по стене все выше и выше.

Ферапонт ворвался в церковь и удивился, увидев пустой зал. А когда наконец заметил болтающиеся ноги в черных сапогах и самого некроманта, удивился еще больше.

— Что вы делаете?!

— У меня все под контролем! — ответил из-под потолка Диакин.

Упырь мог бы возразить и сказать, что это у него все под контролем, но куда убедительнее было просто лезть и ждать, когда некромант сам отвалится и разобьется. Тогда можно будет его спокойно доесть.

Мертвеца вдруг обожгло нестерпимой болью. Он заверещал, тряся рукой и пытаясь сбросить спицу.

Серебро постепенно лишало нечисть сил, заставляя всем хрупким тельцем почувствовать вес повисшего на нем мужчины. Сам некромант тоже почувствовал свой вес до болезненной судороги сжимая в кулаках тонкую, но на удивление крепкую рубашку. Постепенно свело и остальные мышцы. Еще немного и он волей не волей отпустит руки.

Ферапонт в это время поднял край тяжелой деревянной створки, чтобы подвинуть ее под Диакина. Но она уперлась верхушкой в дыры в полу, и получилось только перекинуть.

Дверь громко упала на каменный пол, явив сырую изнанку с мокрицами и пауками.

Упырь сползал по стене, из последних сил царапая безжизненными пальцами штукатурку. Стена вдруг кончилась, оборвавшись аркой нефа.

Удар о каменный пол выбил из Диакина дух. Головой он удачно приложился об одинокий рваный резиновый сапог и остался в сознании, но качество этого сознания не отличалось ясностью от сна после буйной попойки.

Упырь упал на дверь и как ни в чем не бывало вскочил, чтобы добить свою добычу.

Ферапонт замахнулся лопатой и со всего маху воткнул ее между досок, зацепив за край ночнушки.

— Диакин!

Глядя в потолок под куполом, откуда на него строго смотрел Христос, Диакин с трудом вспомнил кто он, где и зачем. Рядом что-то происходило, кто-то кричал, царапал дерево.

Диакин стиснул зубы, собрал всю волю в кулак и перевернулся. На двери бесновался приколотый лопатой упырь, пытаясь достать уже до Ферапонта. Тот нервно чиркал спичками, но они промокли вместе с одеждой.

— Никакого огня, — отрезал Диакин.

Сделав последнее усилие, он подполз к двери и постучал по ней три раза.

— Аглаша кытаанахтык утуй!

Спи крепко, Аглаша.

***

Утро дышало сладкой послегрозовой свежестью. На яркой зелени крупными бусинками блестели остатки дождя. Воробьи и синицы громко чирикали, радуясь новому дню.

Аглаша лежала в ровной овальной яме. Диакин вложил ей в руки игрушечную лошадку, посмотрел на нее печально и отошел. Ферапонт накрыл тело девочки своим кафтаном и стал закапывать.

— Не жалко? — спросил некромант, наблюдая как комья земли разбиваются и рассыпаются по черному кафтану.

Фенька не ответил, глянул искоса и продолжил работать.

— Давно догадался? — снова заговорил Диакин.

— О чем?

— Обо всем. Иначе не пошел бы копать яму, когда я тебя попросил.

— Давно. Еще когда ты в кабинет ворвался. Тебя же не было, когда тот мужик прибежал о помощи просить.

— Ну и что. Я у конюха узнал.

— Ага. И так тебе так захотелось какого-нибудь упыря поймать, что аж про отпуск забыл.

— Хм. Ладно. А с дверью как догадался? Если б ты не подвинул....

— Увидел каракули твои, подумал, для чего-то надо.

— Так ты умный оказывается, — хмыкнул Диакин. — А чего притворялся?

— В нашем обществе свой ум выпячивает либо полный дурак, либо бессмертный, — проворчал Ферапонт и скромно добавил. — Я не расскажу.

Диакин улыбнулся и покачал головой.

— Почему не расскажешь? Я же мертвого воскресил, да еще и ребенка. Это запрещено, не знал?

— Так тебя же Каллистрат Павсикакиевич принудил.

— А это ты как узнал?

— По твоему отношению к упырю, — Фенька оперся на лопату и посмотрел на Диакина. — Не каждый будет помнить, что это человек, тем более — что ребенок. Даже я сжег бы и все, а ты… Не стал бы ты ради личной выгоды просто так кого-то воскрешать, чтобы потом заморачиваться.

— Да что ты?

— Да. На морде твоей доброй написано: "Порядочный человек"

— А ты у нас по мордам читаешь.

— Читаю, — парень продолжил закапывать. — Еще по чаинкам, ладоням и вообще...

— Так вот и найди другую работу.

— Зачем?

— Мне за свои дела еще отвечать придется. А тебе ни к чему там фигурировать.

— Иди ты, — обижено, но без истерики огрызнулся Ферапонт. — Мне всю жизнь это все подряд долдонят "Ни к чему, ни к тому". Твоих еще советов не хватало. Где хочу там и фигурирую. Ясно?

Ферапонт бросил лопату и зашагал прочь с кладбища.

Диакин проводил взглядом удаляющуюся в зарослях макушку и добродушно ухмыльнулся.

— Ясно.