45

Елена Викторовна, ласточка моя! Хрупкая, почти что юная пятидесятилетняя блондинка, вылитая Дюймовочка с осиной талией и пластикой, как у балерины, ни намёка на вульгарность. О, как я обожал слушать тебя, и не только слушать, но и глядеть на тебя, на твои губы, накрашенные яркой алой помадой, на твой двойной подбородок, на твои ноги, величественные, как мраморные колонны.

Раз в неделю по расписанию стоял классный час. На нём мы беседовали об очень важных и интересных событиях, связанных с историей и культурой нашей страны. Например, если на этой неделе был день рождения Лермонтова, кто-то из ребят готовил презентацию о Лермонтове и ещё раз подробно рассказывал всю его подноготную, которую нам и так рассказывали на уроках литературы, посвящённых творчеству данного автора. Докладчик вдохновенно и увлекательно докладывал, иногда подглядывая в листок с распечаткой «Википедии», но я всё равно принципиально ничего не запоминал. Такая уж я сволочь. А если был день именинника, 14 февраля или 8 марта, весь класс ждали увлекательнейшие конкурсы и шарады. На 23 февраля и 9 мая кто-нибудь из группы поддержки Елены Викторовны обязательно готовил презентацию о том, как советские воины героически боролись с немецкими оккупантами, куда же без этого.

Смешно представить, но мне буквально пришлось отстаивать своё право не ходить на классные часы. Раз, другой прогулял — Дюймовочка позвонила маме. Мама деликатно, но настоятельно попросила меня уступить требованиям классного руководителя. Но я продолжал настаивать на том, что посещение классных часов не является обязательным, и пресловутые сорок минут — это моё личное время, и никто не имеет права отнимать его или диктовать, как им распоряжаться. Я стоял на своём, и в итоге меня оставили в покое. Я был один такой, из «отказников», все остальные ходили как миленькие.

Или вот ещё что — сочинения. Одним из ключевых заданий на ЕГЭ являлось сочинение. В качестве цели декларировалось развитие творческого начала. Впрочем, работу нужно было писать строго по схеме: вступление, формулировка проблемы, один-два аргумента из жизни, два-три аргумента из литературы, туда-сюда, выводы, то есть заключительная часть. Вроде бы ничего такого. В литературе тоже есть план — первый-второй-третий акты, кульминация, то-сё. Только я-то всегда думал, что схема это что-то вспомогательное, на что нужно опираться, а цель состоит в чём-то другом, в раскрытии того самого творческого начала, работе воображения (оксюморон). У Елены Викторовны же, да и, подозреваю, не только у неё, важность схемы была возведена в абсолют, в ранг священной коровы. Много разговоров было о композиции, о грамматике, стилистике, и едва ли — о творчестве, вдохновении, индивидуальности, самовыражении, образности, таланте, изяществе формы и мысли, красоте… Так, о чём это я? Я написал одно сочинение, второе, третье, четвёртое, показал своё владение структурой, но Елена Викторовна требовала от нас писать их десятками. Я сказал, что больше писать не буду, потому что если шлёпать их, как блинчики, то навык написания сочинений дойдёт у меня до автоматизма, и я не смогу написать действительно хорошую работу, когда понадобится, а напишу сто десятую копию. Во всяком случае, на тот момент я был в этом уверен. Конечно, возможно, что я совсем чуть-чуть, слегка лукавил, и роль тут играла ещё и банальная лень. После нескольких написанных фантастических романов мне было скучно страдать такой хренью. Это как если бы олимпийского чемпиона по плаванию заставили плескаться с первогодками в лягушатнике. Моя упёртость негативным образом сказалась на успеваемости по русскому и оценках в четверти, но я остался непреклонен.

С Еленой Викторовной у меня было связано много странных и неловких моментов. Например, однажды она нашла в интернете мою страницу на сайте «Стихи.ру», на перемене подошла ко мне и во всеуслышание объявила, что она моя фанатка. Потом, на уроке литературы, как бы случайно вспомнила о том, что недавно имела удовольствие читать стихи одного молодого поэта, в которых присутствовала ненормативная лексика.

А когда по программе проходили футуристов и Велимира Хлебникова, прямо сказала: «Таким у нас будет Костюк!», чем изрядно смутила меня. (Как она догадалась?!)

…Я всё-таки решил помириться с Сергеем.

Если честно, я переживал за него. После того, как он в красках расписывал своё бедственное материальное положение и проблемы со здоровьем, я боялся, что с ним может случиться непоправимое. Поэтому прочитал те сообщения, которые не прочитал тогда, летом, и написал что-то нейтральное (в стиле «привет, как дела»).

Ответа не последовало. Моя тревога усилилась.

Спустя несколько дней я перевёл ему деньги, отложенные с карманных расходов, довольно приличную сумму. В банке было не по себе. И пока ждал очереди, и пока общался с сотрудницей. В прошлые разы я делал переводы, когда родители уезжали на Мальдивы, а теперь они были в городе. И в любой момент в зал могли зайти мать или отец, они регулярно заезжали сюда по делам. Это было довольно популярное место, скажем так. И как бы я объяснил, почему не нахожусь в школе и кому отправляю деньги? Ещё боялся, что со стороны сотрудницы будут какие-то вопросы, всё-таки я делал перевод в Украину, уже не первый раз, на вид мне было меньше восемнадцати, она могла что-то заподозрить. Но слава богу, всё обошлось.

Если бы автор таких книг умер от голода, как бы я потом дальше всю жизнь жил с осознанием того, что у меня были материальные ресурсы, чтобы помочь, но я не помог? И как бы это выглядело в глазах будущих поколений?

Я написал Сергею, что перевёл деньги. Он ответил через некоторое время, поблагодарил и сказал: «Не зря в Дороге повстречались…» Он казался усталым и немногословным. Потом Сергей признался, что месяц после нашей ссоры «пролежал пластом» в депрессии.

Накануне Нового года мы созванивались по «Скайпу», и он сообщил мне новость. Оказалось, что третью книгу, которую я ему отправлял, он давно отредактировал и отправил в издательство. Получилась настоящая книга — что-то на уровне самого первого романа цикла, даже лучше. Причём в какой-то момент Сергей почти опустил руки, сдался и решил, что не сможет довести этот текст до состояния, пригодного к публикации. И вдруг его осенило, и он понял, ЧТО нужно добавить. Только в последние две-три недели работы Сергею стало ясно, что получится настоящая книга, ему удалось подобрать те самые слова, которые начал подбирать я. Но Сергей также выразил сомнение, что книга выстрелит. Он сказал, что она будет воспринята, как продолжение цикла, хотя с остальными частями никак не связана, и Сергей даже предлагал редактору выпустить её как-то отдельно, вне серии, но тот не проявил особого энтузиазма.

Сергей сказал, что тысяч 50 из моих 450 килобайт с пробелами пришлось вообще выкинуть, потому что они не подлежали никакой редактуре. К сожалению, выяснилось, что лучшая, как мне казалось, сцена в книге, в которой один из главных героев и несколько второстепенных персонажей закидывались кокаином, а потом герой делал куннилингус проститутке, тоже была «забракована». Сергей высказал мнение, мол, то, что я полагал эту сцену лучшей, только лишний раз подчёркивает, что я не осознавал, ЧТО творил…