22

Декабрь пролетел незаметно. Несмотря на то, что я честно старался написать как можно больше, к написанному за осень мало что прибавилось. В какой-то момент я удалил с планшета игру, хотя и не прошёл её до конца, а при удалении терялся весь достигнутый прогресс — решил, что ради литературы нужно чем-то жертвовать. Также я бросил читать «Волхва» на середине. Обычно я так не делал, и если уж начинал читать какую-то книгу, то принципиально дочитывал до конца, даже если не нравилось. Но сейчас обстоятельства были экстраординарными. Честно говоря, бросать не хотелось, потому что книга оказалась очень затягивающей. Я пообещал себе, что обязательно вернусь к ней позже, когда допишу своё произведение.

Декабрь — пора контрольных в школах. Как я уже говорил, родители довольно сильно давили на меня из-за оценок в четверти. А после школы особо не оставалось времени на творчество. Поэтому писать я мог в основном по выходным, если, конечно, отец не находил мне какую-нибудь работу во дворе — почистить снег, поколоть дрова, поменять сено в курятнике и так далее.

Один раз вечером, когда мама забрала меня со школы, и мы ехали в машине с водителем, меня накрыло вдохновение, и я начал быстро-быстро набирать текст прямо в заметке на телефоне. Приехав домой, я на одном дыхании выдал десять тысяч знаков за час. Это был мой рекорд по скорости. Конечно, текст пестрил грамматическими ошибками и опечатками, но главное, в нём присутствовал отблеск подлинного вдохновения. Пользуясь терминологией Сергея, канал открылся на полную мощность. В другой раз, в воскресенье, я написал боевую сцену на двадцать тысяч за день. Мама в тот день приготовила яблочный пирог и звала меня покушать, пока он ещё не остыл. Но я не поддавался ни на какие её призывы, усадив себя за письменный стол и запретив отходить от клавиатуры, пока эпизод не будет закончен. Честно говоря, бой был искусственно растянут. Для смысла детальные описания перестрелок не играли никакой роли. Но мне нужно было чем-то заполнить заданный объём. Вообще сцены в книге делились на два типа: одни я писал искренне, вынашивая чуть ли не каждое предложение, и они действительно имели важное значение для сюжета, а другие — чисто «боевые сцены» — нужны были просто «для галочки». Просто потому, что книга должна была быть на 450 тысяч знаков, а не, например, на 250. В сценах второго типа я часто едва не скатывался в откровенный треш. Не знаю, может, это был стёб над среднестатистическим читателем «постапка». Однако подобные моменты, к сожалению, сильно снижали воздействие «серьёзных» и сильных эпизодов, и подпорчивали впечатление от текста в целом. Например, в одном эпизоде даже фигурировала летающая голова (честно говоря, я ожидал, что Сергей потом её вырежет, но нет).

Несмотря на то, что я усиленно писал, к концу декабря мне всё равно не доставало количества знаков до нужного объёма. Набросков на бумаге, которые я перепечатал, конечно, не набралось ни на каких пятьдесят тысяч, а хватило хорошо если на двадцать. Кроме того, родители затеяли делать ремонт в библиотеке. Библиотека в доме была сразу напротив моей комнаты, между собой мы ещё называли её «боковая комната». С точки зрения человека, который поднимался по лестнице, дверь в неё находилась с левой стороны лестничной площадки. С противоположной, правой стороны располагалась, соответственно, моя комната. А прямо, посередине между ними, были двери в «большую комнату» — по совместительству, спальню родителей. Теперь родители решили переделать боковую комнату под спальню, а библиотеку перенести в одну из комнат на первом этаже.

Но перед этим комнате, по их мнению, требовался ремонт. Для начала нужно было вынести из неё книги. Таскать приходилось на улицу и класть на специально расстеленные покрывала, так как мама решила протереть все книги, многие из которых были довольно старыми, от плесени и потом просушить на свежем воздухе. Книг оказалось просто какое-то невообразимое количество. Одна только серия «Всемирная библиотека» в полном составе чего стоила. Эту серию выписывали по подписке ещё папины родители. Бабушка Тамара говорила, что, когда выйдет на пенсию, и у неё появится много свободного времени, будет читать. Правда, сейчас, когда она была на пенсии, то не читала ничего, кроме газет, и в основном целыми днями лежала на кровати перед телевизором, разгадывала кроссворды или делала что-то в огороде.

И вот я нёс во двор стопку книг и вдруг резко осознал: «Чёрт! А ведь если я не успею дописать книгу до Нового года, я не смогу стать писателем. Это мой ПОСЛЕДНИЙ шанс, вообще ПОСЛЕДНИЙ. Надо что-то делать!» И я стал носить книги быстрее. Теперь я метался туда-назад по лестнице чуть ли не бегом, стараясь за один раз унести стопку побольше. Удивительно, как я не навернулся и не сломал шею. Раз где-то на третий я вспотел. Книг почему-то всё никак не становилось меньше.

К тому же, где-то на окраине сознания маячило горькое предчувствие того, что все мои старания напрасны, и что хоть я вылезу вон из кожи, а всё равно не поспею написать до 31 декабря 450 тысяч. Сколько я ни гнал его прочь, это ощущение отравляло меня изнутри и дополнительно лишало сил. Как же я пожалел теперь, что не работал, как нужно, раньше, летом и в октябре, а страдал фигнёй со съёмками и прочим!

В декабре мне начали постоянно сниться сны. Раньше я видел сны не каждый день, а, допустим, раз в несколько дней, или даже раз в неделю. И уж совсем нечасто я видел несколько снов за одну ночь. И вдруг в какой-то момент сны стали сниться каждую ночь и помногу, причём очень яркие и насыщенные. Чаще всего они были странными и абсурдными, реальность в них работала совсем не так, как в нашем мире. Поэтому даже просто запомнить что-то оттуда представало нелёгкой задачей.

Сергей сообщил, что он так и не дописал свою книгу, потому что серию, для которой она предназначалась, закрыли из-за низких продаж, и текст попросту оказался не нужен. Поплавский был очень опечален. Межавторский проект, о котором шла речь, появился когда-то на волне успеха той самой серии по игре, но, в отличие от множества других аналогичных проектов, не являлся банальным клоном и обладал какой-никакой индивидуальностью, а потому его было жаль немного сильнее, чем большинство серий-однодневок; жаль было и невышедшую книгу Сергея.

В последний день учёбы, 26 декабря 2014, я пришёл в школу в красивой тёмной рубашке в белый горошек, которую родители купили мне в Сеуле, и в красной бабочке с нарисованными футбольными мячами. Такой бабочкой больше никто в классе не мог похвастаться, кроме меня. В тот день было всего два урока. На физике мы с пацанами стояли на голове. Я под дружный гогот остального класса переползал между рядами и прятался под партами от учительницы, старой мымры. На перемене я играл в настольный теннис с Маратом, и у меня всё получалось, хотя обычно я проигрывал ему, но не сегодня. Я был неотразим. Елена Викторовна сделала комплимент и сказала, что мне очень идёт эта рубашка. После «уроков» мы пошли в «ночной клуб», праздновать окончание полугодия. Несмотря на то, что здание располагалось в городе, недалеко от школы, напоминало оно скорее какой-то сельский клуб. Атмосфера была ужасной. При наличии всех или почти всех формальных атрибутов соответствующего заведения, происходящее напоминало утренник в детском саду. Пили сок (а что ещё могли пить в девятом классе?!). Теоретически я мог туда не пойти. Но я и так слишком редко посещал внеклассные мероприятия, а я твёрдо решил мимикрировать, стать, как все. Кроме того, так как мы шли вместе с десятым классом, была надежда встретить Сабину — как раз отличный повод, чтобы завязать разговор. Но тот класс, где училась Она, в последний момент «откололся» — они отправились в другое место, а нам составил компанию десятый класс с другой буквой, не «А», а «Б» или «В». Большую часть мероприятия я просто слонялся по помещению как неприкаянный. Говорить мне было не с кем и не о чем. Я чувствовал себя, так сказать, чужим на этом празднике жизни. Меня не раз уговаривали присоединиться к танцующей толпе, но я был довольно скованным. Под занавес, поддавшись на настойчивые просьбы, я всё-таки вышел на сцену и стал танцевать, и имел большой успех у собравшейся публики. Но мой друг Марат переплюнул меня, когда в самом конце праздника под всеобщее улюлюканье забрался под самый потолок по стриптизёрскому шесту, как будто это была мачта какого-нибудь корабля. Короче, «пир» выдался на славу. Уже на следующий день в паблике «Подслушано» нашей школы выложили видео с вечеринки, и кто-то в комментариях написал, что парень в рубашке в горошек танцует, «как будто у него ДЦП». В принципе, я считаю, что они были правы. Танцевать нужно, либо когда у тебя есть природный талант, либо когда ты ходил в танцевальную школу и знаешь, как это делается. Не умеешь — не берись. Впрочем, мораль сия справедлива не только по отношению к танцам, но также и ко многим другим занятиям.

На зимних каникулах мне наконец-то разрешили ложиться спать не в десять часов, а тогда, когда захочу. Впрочем, днём я всё равно должен был помогать папе с ремонтом в боковой комнате. Он вздумал поменять весь ламинат на потолке. Обычно мы начинали в девять-десять утра, делали паузы на обед и на ужин, а заканчивали когда в четыре-пять часов дня, а когда в восемь-девять вечера, в зависимости от папиного настроения, а также от длительности упомянутых пауз. Иногда, если у папы было ленивое настроение, перерыв на обед мог затянуться, скажем, до шести вечера, пока отец лежал на диване. Такая неопределённость вовсе не способствовала литературной работе, которая требует чёткой организации своего личного времени. Но хотя бы ночь была в моём полном распоряжении. Родители даже шутили по этому поводу, говоря, что «Макарушка перешёл в режим призрака», имея в виду, что я и днём не сплю, и ночью бодрствую. Ночью у меня открывался канал, и я, заварив кружку чёрного чая с лимоном, принимался писать. На рабочем столе скапливалось огромное количество пустых кружек из-под чая. Мама даже возмущалась, что на кухне не оставалось кружек вообще, и она не может попить чай, и просила спустить всю немытую посуду вниз.

До 31 декабря была практически полностью готова первая часть, а также некоторые фрагменты части второй. Тем не менее, мне оставалось написать 160 тысяч знаков. Я решил, что всю новогоднюю ночь буду работать и не сомкну глаз, пока не закончу книгу. А утром 1 января отправлю текст Сергею. В конце концов, вечер 31-го или утро 1-го — не такая уж и существенная разница.

Но всё-таки, 160 тысяч за сутки — нехило! Успею ли? Сергей говорил, что его персональный рекорд составлял 60 тысяч знаков с пробелами за сутки. Мне даже эта цифра казалась невероятно огромной. С другой стороны, написал же Герман Затворник свою «Библию Дьявола» за одну ночь. Так что, может, и у меня получится.

Тридцать первого декабря вечером я, закрывшись у себя в комнате, ходил кругами, одев наушники и слушая на репите песню «ДДТ» «Это всё». «Это всё-о-о, что а-а-астанетса по-осле меня!» — горланил Юра Шевчук. Слушая музыку, я никогда не мог усидеть на одном месте и всё время ходил туда-сюда по комнате, такие сильные эмоции она у меня вызывала. Родители пили вино внизу, в гостиной, и мама то и дело звала: «Сынок, спускайся к нам!» Но любоваться на обнаглевшую лоснящуюся физиономию Плешивого по телеку не было никакого желания. Нет уж, я твёрдо решил, что эту ночь посвящу творчеству. Сейчас, вот только послушаю ещё раз Шевчука. И ещё раз. И ещё раз. Ах, как он чертовски красиво поёт!

Вообще, надо сказать, что я был тем ещё меломаном и мог надолго выключаться из реальности, слушая музыку. В детстве, когда у нас дома появился большой кассетный аудиомагнитофон (тогда бы я ещё не выговорил это словосочетание), я мог часами раскачиваться в ритм под музыку (танцем это сложно назвать) «Ace of Base». Музыка меня гипнотизировала. Правда, меломания сильно мешала написанию книг. Совмещать два в одном я не мог. Во-первых, музыка отвлекала от писательства. Во-вторых, сидя в наушниках перед компьютером спиной к двери, я мог не услышать, как сзади подойдут родители. Тем не менее, во время прослушивания музыки мне приходило много отличных идей для книг, которые я потом воплощал на практике.

Итак, слушая своего любимого Шевчука, я серьёзно настроился на работу. Вот сейчас, решил я, я отложу наушники, сяду и напишу за один присест 160 тысяч знаков. Да, у меня точно всё получится, я сумею прыгнуть в секунду. И вот, заслушав до дыр «Это всё», я снял наушники, уселся в своё крутящееся рабочее кресло, включил компьютер и открыл файл. Взглянув на текст, осточертевший до невозможности, я вдруг осознал, что смертельно устал. Как физически, так и морально. Я понял, что не могу выдавить из себя ни слова, и что писать не хочется от слова вообще. Но делать нечего, писать-то всё равно нужно. Поэтому у меня созрел гениальный план. Я сейчас лягу на кровать, закрою глаза и продумаю весь текст у себя в голове до каждого отдельного слова. А потом, ближе к утру, встану и просто запишу его. Что может быть проще, записать то, что уже придумано?

Проснулся я часа в четыре дня первого января. Даже не хочу представлять, в какой ярости был Сергей, когда не получил 31 декабря вечером обещанный текст. Кое-как продрав глаза, спустившись на кухню и заварив чай, я осознал, что потерпел полнейшее фиаско. Нужно было как-то выкручиваться. Позавтракав, я зашёл в электронную почту. Я ожидал увидеть там письмо с разносом от Сергея, но меня встретила лишь оглушительная тишина. Тогда я сам написал Сергею письмо с таким предложением: я сейчас высылаю ему почти законченную первую, самую крупную по объёму, часть, он начинает над ней работать, а я через пару-тройку дней отправляю вторую часть и недостающие эпизоды из первой, а вскоре и третью часть. «Хорошо», — ответил Сергей к моему облегчению. Я выслал ему файл с первой частью. В каком виде был текст, я уже упоминал, повторять лишний раз нет нужды. Достаточно привести лишь такую красноречивую деталь, что у персонажа Косатки на протяжении книги то и дело изменялся цвет волос: в одних главах она была брюнеткой, а в других блондинкой. Так происходило оттого, что я писал эти главы в разные периоды, в которые был влюблён в двух разных девушек, и поэтому представлял на месте Косатки то одну, то другую. Тем не менее, несмотря на все шероховатости, неровности, изъяны, огрехи, дефекты, а в некоторых случаях, прямо скажем, безобразность, через пару дней, просмотрев текст и начав с ним работать, Сергей вынес следующее резюме: «У вас и правда есть способности, и вы действительно могли бы многому у меня научиться. Но, к сожалению, пока вы необучаемы. А я уже слишком стар, чтобы впихивать невпихуемое…»