12

Крайний срок, до которого я должен был отправить текст черновика Сергею, плавно сдвинулся с середины июля на конец августа. Но, естественно, к концу лета никакой текст готов не был. Когда бы я успел его написать, если всё время проводил или на съёмках, или на побегушках у отца во дворе? А вдохновение отчего-то так и не приходило.

Однажды я пожаловался Сергею, что, мол, нет вдохновения.

«Вдохновения не существует, — ответил Сергей. — Есть КАНАЛ. Я верю, что всё, что человек способен вообразить, где-то, как-то, пусть и не в нашем мире, но существует. Если что-то невозможно представить, значит, этого и нет. И когда писатель пишет, он как бы открывает некий канал, по которому в его мозг транслируется информация из иной реальности. Он эту информацию конвертирует в буквы и знаки».

То есть, по мнению Сергея, писатели сами не придумывали свои миры, они просто описывали то, что уже в действительности существовало, пусть и не в нашем мире, то, что они сумели уловить, воспринять через особый канал, подсмотреть сквозь замочную скважину.

Эта мысль показалась мне достаточно незаурядной. Во всяком случае, раньше я ни от кого ничего похожего не слышал. Когда я садился писать, то всегда ждал вдохновения. И если оно не приходило, очень расстраивался, волнуясь, а вдруг оно никогда больше не появится, и я не смогу писать? И потом, когда «вдохновение» возвращалось, я радостно бросался к листу бумаги или к компьютеру, боясь упустить ниспосланную благодать.

О том, что это не «вдохновение», а «канал», которым можно управлять, а со временем даже научиться открывать и закрывать по своей воле, я и помыслить не мог. Сергей помог взглянуть на данный вопрос под другим углом. Но несмотря на это, мне всё ещё чего-то не хватало, чтобы начать полноценно работать.

И тогда я решил внести одно изменение в сюжет. Перенести действие в далёкое будущее. В предыдущих книгах цикла действие происходило в относительно недалёком будущем, две тысячи двадцать шестом году. Я же перенёс сюжет и персонажей в две тысячи восемьдесят шестой. Стержень сюжета остался прежним: воин после долгого перерыва снова отправляется в путь. Но декорации поменялись кардинально.

И тут лето незаметно подошло к концу. И когда Сергей, наконец, задал давно назревший вопрос: «А где текст?!», я невозмутимо сообщил ему, что на данный момент уже готов пролог объёмом 5 тысяч знаков с пробелами. Но пусть он не переживает, потому что весь остальной сюжет книги детально продуман, и его осталось только написать (это было ложью).

«Понятно, — сказал Сергей. — У меня таких до мелочей продуманных сюжетов вагон и маленькая тележка. Ладно, похоже, пора закругляться. Я предупреждал, если до конца августа текста не будет, пеняйте на себя… А жаль, у вас действительно был шанс». Но я стал слёзно умолять Сергея дать мне последний шанс и отсрочить дедлайн ещё хотя бы на месяц, до конца сентября. «Середина октября, — постановил Сергей. — Либо в середине октября будет готовый текст, либо его вообще уже не будет». Я выдохнул облегчённо.

Впрочем, расслабляться было особо некогда. До середины октября оставалось 45 дней, и чтобы за это время написать текст объёмом 450 тысяч знаков с пробелами (Сергей сжалился надо мной и снизил объём с пятисот до четыреста пятидесяти), нужно было писать по десять тысяч в день. Тогда мне казалось, что это очень много. Но не нереально. Хорошо, что времени хотя бы не до конца сентября, тогда бы я точно не успел. А так могу успеть, но с очень маленькой вероятностью.

Честно говоря, я не знал, как Сергей отнесётся к моему решению перенести события книги на полвека вперёд в будущее. Формально в синопсисе, который он мне присылал, не было указано точное время действия, и год, гипотетически, мог стоять какой угодно. Но всё-таки это одно изменение практически до неузнаваемости меняло сеттинг, в рамках которого развивался сюжет. В итоге я решил пойти на риск, потому что благодаря привнесению нового элемента текст наконец-то ожил для меня, заиграл новыми красками.

И канал действительно открылся!.. Дело сдвинулось с мёртвой точки. Штиль закончился, и паруса разума наполнились попутным ветром энтузиазма. Конечно, не всегда канал открывался сам, с первой минуты. Но теперь, садясь за компьютер, я не просто пассивно ждал, когда придёт «вдохновение», а представлял, как «открываю» мысленный «канал» в иное измерение. И, как ни странно, это реально работало!

Теперь, когда я писал, то воспринимал процесс работы не так, как будто придумываю что-то искусственно, создаю в пустоте, а так, словно просто описываю события, которые действительно происходят в какой-то другой вселенной, и которые я могу видеть у себя в голове, как кино, воспринимать благодаря каналу, соединяющему мой разум с некими небесными сферами. В общем, Сергей мне очень помог.

Легко представить, но трудней вообразить… Смотреть и видеть — тоже разные слова…

Однако появилась новая проблема. Распорядок дня. Тройки за предыдущий год мне аукнулись, и родители решили, что причиной неуспеваемости был сбитый режим. Поэтому теперь отец требовал от меня, чтобы я лежал в постели в десять часов вечера и ни минутой позже. Я, конечно, слегка прифигел от таких требований. Даже для детей младше моего возраста десять часов было, извините за каламбур, ещё совсем детское время, а я на тот момент, на минуточку, перешёл в девятый класс.

Поэтому, когда в конце августа отец подошёл ко мне с серьёзным разговором, что с 1 сентября я должен буду ложиться в десять, я чётко и наотрез заявил ему, что уже взрослый человек, девятиклассник, а потому буду ложиться, во сколько посчитаю нужным. Спорить с отцом не хотелось, но я понимал, что если сейчас не отстоять свою позицию, то потом буду весь год об этом жалеть. Сколько себя помню, я всегда был махровой и стопроцентной совой, «nocturnal creature» по-английски. Отца отказ ожидаемо не устроил.

— Если ты меня уважаешь, ты будешь ложиться спать в десять, — сказал он.

Я робко ответил, что уважаю его, но ложиться буду тогда, когда захочу. И что мой распорядок дня — моё личное дело, которое к уважению к отцу не имеет никакого отношения. Отец сказал, что пока я живу в этом доме за их с мамой счёт, то обязан прислушиваться к их мнению, а когда вырасту и буду жить отдельно — смогу делать так, как сам пожелаю. Он «обрабатывал» меня несколько дней, уговаривал, попрекал, в открытую угрожал, изматывал бесконечными разговорами. Я долго сопротивлялся, но в конце концов был вынужден уступить.

И теперь отец каждый день в десять часов вечера поднимался и проверял, лежу ли я в постели. Если свет в комнате оказывался не выключен, поднимался скандал. Опоздать хотя бы на десять-пятнадцать минут было себе дороже. Убедившись, что я лёг спать, он возвращался на первый этаж в гостиную, смотрел телевизор и пил пиво, бывало, до двенадцати ночи, а бывало, что и до двух часов.

Несмотря на то, что времени на творчество у меня после школы оставалось не особенно много, первые недели три я всё же умудрялся выдерживать темп десять тысяч знаков в день. Не обязательно ровно десять, иногда это могли быть восемь, а иногда, допустим, двенадцать тысяч. Потом в наших разговорах с Сергеем финальный срок как-то сам по себе незаметно сместился с середины на конец октября. И тогда я расслабился. До конца октября времени было ещё много. Успею, к гадалке не ходи!..