33

С приездом родителей работа встала на целую неделю. Причиной послужили длительные многочасовые выяснения отношений, которые я так «любил» и после которых просто уже не оставалось энергии на творчество. Неделю я не притрагивался к тексту, потому что мне не давали. Родителям было очень интересно узнать, например, на что я потратил деньги. Я мог бы сказать правду или придумать что-нибудь, но из принципа не хотел, поскольку считал, что не должен отчитываться. К тому же, расскажи я про материальную помощь Сергею, родители вряд ли бы очень хорошо отреагировали. Кроме политической ситуации и того, что они вообще не знали, кто такой Сергей, у них, особенно у папы, вдобавок было определённое предубеждение, связанное с благотворительностью. Мол, это всё показуха, которой люди занимаются для самоуспокоения и чтобы потешить самолюбие.

— Мы тебе оставляли деньги не для того, чтобы ты их все потратил, — сказал отец. — А с запасом на какой-нибудь экстренный случай, например.

Этого я не знал. Я-то думал, что раз мне оставили деньги, то имею право потратить сумму полностью и не обязан отчитываться за каждую копейку. Я ведь не взял их из папиного шкафа или, например, не выручил с продажи маминых драгоценностей из сейфа. Мне оставили деньги, на которые я должен был прожить определённое время. Я прожил, с голоду не умер; оставленной суммы хватило на месяц; о том, что нужно тратить меньше, никто не предупреждал. Какие ко мне могли быть вопросы?

— Ты просто скажи, куда их потратил, чтобы мы не переживали, — в сотый раз повторял отец. — Например, скажи: «Папа, я купил на них дорогой элитный алкоголь».

Так продолжалось битых два часа. Мы сидели на кухне, за окном уже стемнело, мама встала из-за стола, чтобы закрыть занавески. Я не имел права вставать и идти в свою комнату, пока родители не отпустят. А они ждали подробного отчёта. Я молчал. Не буду же я, в самом деле, рассказывать про электрогитару?! Глупость какая-то. Да и дело не в том, что я не покупал никакой алкоголь, а в том, что для меня был унизительным сам факт того, что нужно отчитываться, что родители мне не доверяли.

После психологического давления и наездов на повышенных тонах со стороны отца пошли классические упрёки в том, что я живу за их с мамой счёт, кушаю за обе щеки, катаюсь, как сыр в масле. Дошло до того, что я встал и решил уйти из дома на улицу, в зимнюю ночь, раз они меня попрекают. И вот мы втроём стояли на крыльце, я у входа, одетый, с рюкзаком за спиной, а отец продолжал сыпать обвинениями.

— Не надо, Сашенька, он же уйдёт, — сказала мама, едва сдерживая плач.

— Ну и пусть уходит.

Тем вечером я всё же никуда не ушёл, но и «тайну» свою не выдал, молчал, как партизан. Также много разговоров было по поводу моей успеваемости. После каждой тройки отец начинал задавать вопросы вроде «чем ты собираешься заниматься после одиннадцатого класса?». Если я отвечал «идти в университет», он спрашивал, как я собираюсь там учиться, если в школе получаю одни трояки. Честно говоря, я не знал, что буду делать после выпускного, у меня не было ясного видения собственного будущего. Я хотел заниматься литературой, но собственный литагент, возможность публиковаться, гонорары, то, что обещал когда-то Сергей — это всё оказалось под вопросом, потому что я отказался от псевдонима на обложке. Вначале отказался, а потом уже не разрешили.

Я обещал отцу, что до конца года подтяну успеваемость, но попросил пока от меня отстать, дать время. Я действительно ещё мог успеть закончить книгу и взяться за учёбу. Но отец не поверил. Он ждал результата через неделю, а мне нужно было СНАЧАЛА дописать текст, потому что это казалось более важным. И с каждой новой тройкой или двойкой он смотрел так, будто я его предал, и искренне расстраивался. Для отца это была катастрофа. «Если бы я знал, Макарка, что у меня с тобой будут такие проблемы…» Каждый раз он требовал, чтобы я озвучил ему конкретные шаги, которые собираюсь предпринять, чтобы такая возмутительная неприятность, как тройка, не повторилась. Сказать, что я был опустошён, чувствовал одновременно злобу на родителей и вину перед ними, значит ничего не сказать.

Когда я попытался пожаловаться Сергею на свои проблемы с родителями, он ответил совершенно замечательной фразой: «Вас отец насиловал каждый день, начиная с шести лет?!» Мол, раз нет, значит, и не нойте. Из чего я сделал вывод, что на эту тему, действительно, с ним лучше не заикаться.

Ещё папу по возвращении сильно заинтересовало, откуда на его «Лэнд Крузере» взялась свежая царапина вдоль всего корпуса. А я знать не знал, откуда она там взялась, и не видел её, пока он мне не показал. Я только предположил, что, так как машина была припаркована близко к стене дома, Чара могла пробежать между «Крузером» и стеной и поцарапать ошейником. Всё, как будто назло, складывалось против меня. Деньги, оценки, а тут ещё и эта злосчастная царапина… Хорошо хоть бабушка не выдала, что я приезжал к ней с ночёвкой. (Оставлять дом на ночь мне было запрещено — предполагалось, что я должен постоянно присматривать за Чарой, курами, хозяйством и т.п.)

С учётом всех вышеперечисленных событий, если за предыдущий месяц я, особо не напрягаясь, написал 250 тысяч знаков и мог бы написать ещё больше, если бы меньше позволял себе отдыхать, то за этот месяц я с огромным трудом выжал двести и кое-как смог закончить книгу. Хотя месяц был на два дня длиннее предыдущего. Оценки я подтянуть уже не успевал — не хватило как раз того самого времени, которое было потрачено на выяснение отношений с родителями и последующее восстановление сил…