39

Последние деньки перед летними каникулами пролетели незаметно, и на смену счастью и душевному подъёму пришли опустошение и одиночество. Чуда, которого я ждал, не случилось. Ангел не спустился с неба, не взмахнул рукой и не сказал: «Объявляю вас мужем и женой». Возможно, подсознательно я верил в судьбу и ждал, что всё сложится как бы само собой, чтобы мне не пришлось ничего делать. Ждал, что будет, как в книгах и фильмах, когда, например, два человека в силу обстоятельств оказываются запертыми в тёмной комнате и постепенно сближаются, или когда герою приходится спасать девушку от внезапно возникшей опасности. А если ничего такого не произойдёт, значит, нам с Сабиной и не суждено стать парой.

Последний день весны был выходным. Учёба уже закончилась, в школу ехать не надо. Я сидел у себя в комнате за письменным столом, смотрел в окно, маялся, изнывая от жары, и вдруг очень-очень хорошо осознал, что больше никогда не увижу Сабину. Я стал почти машинально что-то писать, и вышло следующее:

Завтра было лето,

Совсем как настоящее,

Были стихи, боль хранящие,

Но всё это без ответа,

Лишь только эхо, эхо, эхо,

И того нету… эх

Повеситься бы на дереве

Позеленевшем от дури

Захлебнуться в мареве,

В проклятой микстуре

Что с тобой?

Неужели смерть

Единственный путь, лежащий впереди?

Я стал собой.

Единственное, что могу гарантировать —

Все иллюзии позади.

И следы недавней ебли

Размазаны в плаксивом дождливом небе

В пожелтевшем от гноя хлебе

Которым я давлюсь, теряя душу

Шаг за шагом

Все мосты разрушу...

Как мне плохо

Жалуется слабая крыса

Надо давить мразь,

Сбрасывать с мыса

Накладывать мазь на свежую рану

И писать, опираясь на старую раму

Охлаждаясь, высирая

Строчку за строчкой

Развеваясь пеплом,

Улетая телеграммой срочной...

Я отправил этот текст Сергею, скорее по привычке, чем ожидая какой-либо реакции, потому что делился с ним каждым своим творением, которое полагал стихами. Каково же было удивление, когда он ответил: «Наконец-то СТИХИ!!!» До этого он «забраковывал» десятки моих поэтических опытов, реагируя на них молчанием и невозмутимостью, которым позавидовали бы буддийские монахи. Впрочем, энергии, чтобы порадоваться неожиданной похвале Сергея, у меня уже не оставалось.

Когда мы разговаривали по «Скайпу», он посоветовал, раз уж для меня так важна эта девушка, встретиться с ней и всё сказать, как есть. Я ответил, мол, боюсь, что когда увижу её, не смогу вымолвить ни слова. «Попробуйте отстраниться и наблюдать за собой в этот момент как бы со стороны», — подсказал Сергей.

И вот я наконец решился.

Я написал Сабине, что хочу с ней встретиться.

Но она не согласилась, а когда я спросил, почему, ответила:

«Потому что у меня есть молодой человек».

Я резонно возразил, мол, но ведь она же иногда гуляет с другими парнями. Не может быть такого, чтобы она общалась только со своим молодым человеком.

«Гуляю, — ответила она. — С друзьями. Но я не понимаю, почему должна куда-то идти к человеку, с которым в школе мы на привет-пока».

В общем, я опять остался в дураках. Я осмелился раскрыть себя, рискнул сделать первый шаг, поделился тем, что для меня было офигеть как важно, надеясь, что человеку по ту сторону экрана тоже не всё равно, а ему оказалось это не нужно.

Я задумался о том, что лучше: навсегда попрощаться с Сабиной или попасть во «френдзону», поддерживать дружеские отношения без шанса на что-то большее, смотреть, как она встречается с другим и мучиться от неразделённых чувств? И, заглянув вглубь себя, увидел ответ: я бы предпочёл второй вариант. Дружить с Сабиной, не претендуя ни на что серьёзное, было бы лучше, чем вообще никогда её не увидеть. Но мне попросту не предоставили такого выбора. Меня даже не спрашивали.

Судьба будто наказывала меня за что-то, но я не знал, за что. За то, что не распылялся, не тратил время, а, следуя совету Сергея, писал книги? Или, наоборот, за то, что слишком много распылялся, и вместо того, чтобы прилежно работать и учиться, снимал фильмы, пел песни, спорил в комментариях? А может быть, за то, что был не горячим и не холодным, а тёплым? Ни рыба ни мясо?

Так или иначе, я понял, что сам виноват во всём. Я был недостаточно умным, чтобы не бояться показаться глупым или неловким, недостаточно смелым, чтобы раньше решиться сделать первый шаг, недостаточно развитым духовно, чтобы быть достойным Сабины. В каком-то романе, который я читал, один герой произнёс фразу о том, что Моцарт, дескать, не просто так в 5 лет начал сочинять музыку, а потому, что усиленно «пахал» в предыдущих воплощениях. И я подумал, что, пусть даже в этой жизни нам с Сабиной не судьба быть вместе, я сделаю всё, чтобы, когда мы встретимся в следующей, оказаться готовым.

Я стал нажимать на чтение. Я и до этого прочитал много книг, но теперь понял, что, во-первых, читал слишком медленно, а во-вторых, тратил время не на те книги, надо было вместо боевой фантастики приобщаться к классике, к вечным истинам. Нет, я, конечно, и классику читал тоже, но в том-то и дело, что тоже, во вторую очередь. Рассуждая так, я сел и за одну ночь прочёл от корки до корки «Прощай, оружие!» Хемингуэя. Потом осилил «Гения» Драйзера, толстенный роман на девятьсот страниц, за пару дней. Но честно говоря, удовольствия от такого поспешного чтения я получал мало. Мне постоянно приходилось делать внутреннее усилие, подгонять себя, когда хотелось сделать перерыв, приклеиться к стулу и не вставать, пока книга не будет прочитана. Я небрежно скользил взглядом по страницам. Основную фабулу я ещё мог бы пересказать, но вот мелкие подробности почти не откладывались в голове. Сергей как-то говорил, что у него есть знакомая, которая читает по книге в день, и вначале я подумал, мол, чем я хуже этой женщины. Но на «Волшебной горе» Манна уже сдался, и на неё ушло несколько недель. Зато «Волшебная гора» на меня действительно повлияла. Сюжет был чем-то похож на «Волхва», только если в «Волхве» герой отправлялся на греческий остров, то в «Горе» протагонист попадал в санаторий высоко в горах. Повлияла на меня, в частности, история леди Шоши и Ганса Касторпа. У Ганса был соперник, которому тоже нравилась леди Шоша, но он ничего не предпринимал, чтобы покорить женщину, тогда как Ганс всячески пытался завладеть её вниманием (и в итоге ему удавалось). Это натолкнуло меня на серьёзные раздумья. Если раньше я считал, что мужчина не обязан делать первый шаг, потому что пол не имеет значения, мужчины и женщины равны, и все стереотипы про рыцаря, который завоёвывает прекрасную даму, давно устарели, то теперь я изменил мнение и понял, что Сабина была вправе ждать от меня каких-то действий, как от представителя сильного пола. В общем, от как бы современных взглядов я шагнул в сторону более консервативных. Женщину надо добиваться, и точка! А иначе вполне заслуженно останешься у разбитого корыта. Но бороться, конечно, нужно тогда, когда борьба ещё имеет смысл, и корыто ещё не разбито. Под борьбой, естественно, я понимал что-то вроде писем с признаниями в любви, красивых поступков, подарков, а не вызов на дуэль соперника. Чужая женщина по-прежнему была табу. Ещё в «Волшебной горе» мне запомнилась характерная парочка Сеттембрини — Нафта. Сеттембрини чем-то напоминал Сергея, а профессор Нафта, его оппонент, говорил умными словами, но конечной целью, которую он преследовал, было посеять хаос — типаж, узнаваемый и по сей день, взять того же Владимира Соловьёва, к примеру…