38. Меняя силу

Килора. Шакир. Таон

Хаталь поразительно спокоен. Нам выделили бывшие покои каких-то советников Хейда. Кровать с балдахином, красный бархат… и сырость. Затхлый запах неуюта. Перед раскрытым уже настежь окном носится клоками пыль.

К черту их. Я снова укуталась в одеяло, отвернулась к стене, прижалась лбом к подушке и даже шевелиться не планирую. В голове только Шелтор и Бренн. Хорошо, что упокоены, хорошо. Чувство, что тону в болоте. И еще, что никак не могу срастить что-то такое страшное, может, на спине. Я, кстати, снова не посмотрела, что там.

Куда иду? Еще один халид, да? И снова серая кожа и остановившийся взгляд. Кого они там мне теперь предоставят? Вигру? Или его прекрасную Архатри? Долан? Лучше умереть. И на трон если, то же самое будет… Вокруг будут тянуться из ниоткуда серые руки, будет валить дым. Идите к черту. Все вы. Все до единого.

На голову опустилась рука.

— Эй, поешь, что ли.

— Мясо.

— Овощи.

— Мясо овоща.

Совершенно неожиданно лег рядом и обнял. Поцеловал в затылок.

— Прекрати. Ты меня, как дом в Феу, по бревнышку разбираешь. Давай, расскажи про колючки, ну. Только не лежи вот так. Рианони.

— Оставь меня, пожалуйста. У тебя вон любая разносчица в утешители, пошел да вытряс отчаяние.

Хаталь отпрянул. Но проглотил обиду. А потом прижался снова. Понял, что больно так, хоть режь. Сейчас кого угодно из себя выведу. Маг усмехнулся где-то над моей головой. И стал совершенно отчаянно целовать сквозь волосы, запутываясь в них, погружаясь носом. Минуту или две я держалась, а потом по щекам покатились слезы. Солоно, горячо. Слабость.

— Да уйдешь ты уже! — я выламываю.

— Заткнись. Я тебе пытаюсь важное сказать.

Я замерла от возмущения и удивления. Повернулась, ожидая увидеть какую-нибудь ядовитую улыбочку. Но маг абсолютно серьезен.

— Когда познакомился с некромантами впервые, мне едва исполнилось десять нукаров. Уже не помню, в чем было дело. Моя семья тогда жила на самом краю Рор-Халида. Да, я аталец. Если это можно так назвать. Уже не помню, в чем было дело. Твой дядя тогда едва ступил на трон. С его политикой, особенно с принятием магов и законностью применения силы многие были не согласны. А на порт часто донки нападали. Ну так вот, мою деревню сожгли почти до основания. Именно сожгли. А потом пришли некроманты. Следующим восходом. Поднимающиеся обгоревшие трупы — не самое приятное, что можно увидеть в жизни. Особенно — если это трупы тех, кого ты любил. Мне пришлось убивать. Не так, как тебе, риану. Они не рассыпались в прах. Не могу тебе сказать, сколько я пытался оправиться, когда выжил, и сколько времени ко мне приходило понимание о том, что не я убивал. Что я делал как раз благо. Для них, для себя. Я ушел в Шакир. К тетке. Не помню, как перебрался через пустыню.

— Там?

— Да, там песок стал впервые шептать. Пережитое открыло способности. Это словно ты под помоями, перерыв, перещупав огромную кучу, вдруг находишь дверь, и из нее потоками льется свет.

Я посмотрела ему в глаза. Впервые увидев мальчика, в одиночку перешедшего пустыню. Захотелось обнять и утешить этого сорванца, в одночасье лишившегося детства.

— Не пережитое. Мама говорила… у дяди Дохорна очень плохая память на цифры. Но день моего рождения он помнит… хорошо помнит. Потому что это был единственный день, когда ему пришлось по-настоящему воевать с Донком. Правда, приехал он уже к разрушенной деревне, и ни одного выжившего не осталось. Ты тогда шел, тебе шептал песок.

— А ты где-то там появлялась на свет...

Хаталь улыбнулся.

— Похоже. Прям твой способ действия. Вывернуть жизнь наизнанку и сделать вид, что это естественно. Рианони, а ты? У тебя были в жизни встряски?

— У меня? Конечно. На первом курсе, помню, ноготь сломала...

Маг закачал головой.

— Ну что за невыносимая женщина.

— Нет, не встряски. Постоянное давление. Мои прекрасные родственники, которым я должна соответствовать. Причем давление всегда исходило не от мамы с папой. Учителя, которые качали головой, как ты сейчас. Ну надо же, такая оторва, бедный папа. Советник, да… Ой, ой, несчастный, иметь такую дочь… Терпеть ненавижу этих ханжей. Почти так сильно, как нынче некромантов.

Я снова всхлипнула и попробовала отвернуться. Да меня сжали так, что вздохнуть проблематично, не то, что в стену лбом упереться. Хаталь прикоснулся губами ко лбу.

— Ирилие. Почему у тебя что ни слово, то шип под кожу? Бренн мне был страшно дорог, а ты вот меня доламываешь. Мне ведь, кроме тебя, обнять некого.

Закрыть глаза. И вдруг понять, что не могу. Даже перед ним не могу вот до конца раскрыться. Может, вовсе прекратить попытки сопротивления. Ну честно. Это ведь очень и очень больно, идти вперед с какой-то там неведомой миссией, пока они все падают, падают, падают. По возможности не замечать, увлекаться чем-то другим. Вот Хаталем, к примеру. Может, он — это только повод уйти от себя и от мертвецов. Я не знаю. И обманывать его, играя какие-то там нежные чувства сейчас, не хочется. Слишком много всего уже между нами. Он мне дорог, очень дорог, но я так и не спросила себя, примешивается ли к этому «хочу» с его извечным упрямым желанием обладать что-то еще? Мне необходимо подумать. Потому что одно дело — идти за ним хоть к черту на рога, если необходимо, он ведь меня спас, как ни крути, я ему всем обязана. Или вот целовать его — это да, наслаждение из наслаждений, страсть страсти, полное безумие. И вот совсем, абсолютно другое дело — брать себя и выворачивать наизнанку. Это я ни перед кем не могу.

И вот лежу я, словно столб в этой кровати, на шелках, а он мне только что всего себя тут отдал, без остатка. Сказав по сути, что у него есть только я, плюнув на свои страхи. А я момент проворонила. И вижу, как в глазах аквамариновое небо медленно светлеет, заполняясь чистейшим льдом. И мне, если честно, почти не жаль. Потому что хочется себе нож в сердце всадить, а не рассуждать о чувствах.

Хаталь отстраняется медленно, словно выползает из чего-то вязкого, будто приклеился. И вот именно сейчас я вижу, как сквозь него, именно сквозь, проходит тонкий да ломкий господин. Мои глаза расширяются, страх берет за горло. А этот, тот, что сквозь, он, черные кудри по плечам расплескав, хохочет в голос.

— Ой, ты бы себя видела!

И тут я замечаю, что… ничего не замечаю. Ни во что он одет, ни как двигается. Только зеленый дым, который превращается в какое-то подобие сильно обтягивающей сверху мантии мага. И глаза у него зеленющие. Чуть светящиеся. И это… Это абсолютно точно рептилия.

Алтасаф.

Хаталь уходит, и он его ну нисколько не задерживает. А мне наступает на горло такое отчаяние, что хоть вешайся.

— Я вот ждал, когда же ты совершишь ошибку. Хаталь, мой любимый, самый сильный из моих поклонников… Прекрасен, да? О, я еще когда он только с песком говорил, решил, что он будет моим. Двадцать нукаров прошло. Ах, красавец.

— Ты… ты говоришь со мной? Ты — человек?

— Нет, я — дракон. А говорить с тобой ну совершенно не желаю. Спесивая девчонка, называющая бога рептилией… Сколько тебя терпеть можно? Так вот, о чем же я, а? Помнишь, я водил тебя к звездам и показывал столпы творения? Ты могла бы творить. Любой может, если в нем силы достаточно. Но для того, чтобы сотворять миры, нужно отказаться от права быть человеком. Иногда… особенно, если ты кого-то сильно любишь тут, на земле, это сложно. Но… видишь, ты его обидела. Теперь он точно-точно согласится. Я так рад, что свободен от тебя. Сколько я тебя терпел рядом с моим драконом.

— Он не любит звезды! Он ненавидит звезды!

— Что ты так переживаешь? Все. Ты уже проиграла. Раньше надо было думать. Ты выполнила свою функцию. С самого начала ты была только носителем нужной силы. Геянсане бы сказали, контейнером. Опять же, не волнуйся, без дара я тебя не оставлю. Надо же компенсировать такую потерю.

Я вскочила с постели, в ужасе схватилась руками за голову, потом ими встряхнула… И тут прямо передо мной загорелось покрывало.

Алтасаф развел руками.

— Сюрприз. Первая стихия.

— А! Ты понимаешь, что на закате придут серокожие? А ты...

— Но это же ты обещала Таон спасти. Спасай. А мой мальчик тут ни при чем.

Алтасаф легко погасил покрывало. И совершенно обыкновенный, ничуть не зеленый дым заполнил все. В этом самом дыму он и растворился.

— Пойду, обрадую свою… рептилию.

***

За полчаса я измоталась, измучилась, издергалась и откровенно боялась уже совершать не только лишние движения, а вообще двигаться. Подпалины на ковре, засыпанные горами расползающегося под щедрыми лучами Эды льда, и медленно передвигающиеся по всему этому безобразию кучки земли, ну прям улитки, ни дать, ни взять, красноречивее всех на свете слов говорили о моем состоянии.

Я обняла колени и медитировала на тех улиток, оставляющих за собой грязные полосы. Волосы медленно, но верно стремились к ирокезу сами. Видимо поэтому распахнувший рывком дверь маг, на лице которого я уловила на миг обеспокоенное выражение, сложился от хохота ну просто пополам.

— А ты еще не пробовала с воздухом говорить?

— Издеваешься?

Хаталь закивал до того энергично, что мне показалась, голова отвалится.

— Да.

Маг сел около меня на постель.

— Эта рептилия поменяла нас способностями… как?

— Ну мы же связаны силами, так что поменять как раз несложно.

— Это значит, они меня разорвут, просто разорвут, — я всхлипнула, представив себе толпу мертвецов и себя, стреляющую из-под ногтей то огнем, то льдом в абсолютно произвольном порядке.

— Кто разорвет?

— Серокожие.

И я снова всхлипнула. Не двигаясь с места. Вообще не ожидала, что накануне какой-то там великой битвы превращусь в полнейшую размазню. Уже как-то привыкла к силе-то. А теперь. А как он будет? Хаталь, почему ты такой довольный, а?

— Рианони, ты с ума сошла? Никому я не дам тебя разорвать. Я же обещал до Атала довести. Ну иди сюда.

Обнял. Я разрыдалась еще страшнее. Мало того, силу не контролирую, мне еще тут гибель Вселенной обещали. И тебя вот забрать. Насовсем. Можно я проснусь, а? Мне тоже, я вот только сейчас поняла, совсем некого обнять, кроме тебя.

— Не пропадает, надо же. Эй, девочка рыдающая. Где моя риану, а? Где моя взбалмошная гордая наследница атальского престола? Что с ней?

— Она уволилась, — я снова всхлипнула. — С обязанностями не справляется.

— А, вот оно как.

— Я вот не могу понять, почему ты не растерялся.

— И снова все просто. Твоя сила, Рианони, дикая и неоткрытая, и управлять ею несложно. Я все же довольно опытен в вопросе направления энергии. А тебе да, несладко. Знаю. Проходил. Нет, тебе вдвойне несладко, верно. Еще и характер. Ты женщина, ты вкладываешь эмоции в свои движения. Эмоции и магию. В Доме Высших Наук почти все начинающие этим страдают.

— Научи, — ухватилась я за его совершенно необъяснимое великодушие.

— Это не одного получаса дело, Рианони. Тут главное — слушать. Себя, то, что вокруг происходит. Я научу тебя, обязательно. Если успею.

Вжалась крепче. Простил все на свете, да? Все равно он тут ненадолго. Демиург. Проклятый, проклятый Алтасаф, ненавижу эту ящерицу, ненавижу!

Хаталь отцепил мои руки от себя. А потом неожиданно потянул за собой.

— Пойдем со мной. А то, чего доброго, ты тут без меня как раз на них и наткнешься. Не доверяю я драконам, — пробурчал он уже намного тише. — Алтасаф сказал, что хотел от тебя избавиться, там, в храме.

Хаталь, схватил за руку, мы побежали из комнаты, а затем — по залитому светом угасающей звезды по коридору. Я едва поспевала за ним. К счастью, взмахи одной рукой никакого действия на окружающую действительность не возымели.

— Все, что я тебе говорю, выполнять, хорошо? Учиться начнем прямо там. Пробуешь направлять. Ты мне будешь очень нужна. Теперь ты — проводник силы. Не подведи, ни в коем случае не подведи. Тебе важно быть в безопасности, понимаешь? Важно… Ты говоришь с землей. Слушаешь шепот трав, как они растут и набираются соков, слушаешь, как камни лежат недвижимо много нукаров и, кажется, не издают ни единого звука. Слушаешь, как вода сочится сквозь почву. Как ползет букашка или червяк вверх. Ты проникаешь в суть. Ты не приказываешь, ни в коем случае, ты говоришь со стихиями. Ты друг им, ты можешь убедить действовать согласно твоей воле.

Это мы уже на лестнице.

— Понимаешь? Иначе ничего не получится.

Хаталь оглянулся. Совершенно неожиданно притянул к себе и поцеловал. Почему-то стало горько — аж плакать хочется.

— Пока я тут...