6. Не мое дело

Геянса. Президентские башни

Советник Райндан, в бешенстве вколачивая в стеклянный пол каждый шаг, протопал через идеально, до состояния зеркала вымытую приемную и вошел в президентский кабинет. Страдающий от головной боли Валайяр жестом попросил закрыть дверь. Его глаза, ничуть не помутневшие даже от таких испытаний, как перепады геянсанского давления, воззрились на советника с теплотой и некоторой долей иронии. Ну да, последние дни в этом огромном кресле. А потом место получит тот, кто сейчас стоит здесь и переминается с ноги на ногу. И по скулам его нелепо ходят желваки.

Тебе больше пятидесяти, Райндан, а что поменялось? Все то же, абсолютно то же нетерпение при решении стратегически важных задач, все та же стальная пружина, эх, в лоб бы не ударила. Сколько уже лет знакомы, а ты не меняешься.

Валайяр вздохнул. Сам он тоже мало поменялся за прошедшие годы. Устал больше, чем постарел. Но не потерял главного — хватки. Почти белый, теперь со своими яркими синими глазами напоминающий высокомерного эльфа с Камнах. Райндан пришел возмущаться, даже кричать. Но Валайяр прикоснулся к вискам и поморщился. И все стало тихо.

— Ну что там такое? Дохорн?

Райндан тяжело выдохнул.

— Отпусти меня на Килору.

— Нет.

— Рианони пропала.

— О! Ну, этого следовало ожидать.

Советник сжал кулаки.

— Ты присел бы, а?

— Почему ты так говоришь, Валайяр?

— Дай угадаю. Совершила какую-нибудь глупость. Назло, скорее всего. Угнала пассажирский космолет и попала в аварию, да?

— Почти.

Советник наконец-то тяжело опустился на стул у самого президентского стола.

— Райндан. У меня есть все поводы поднять палец вверх и этак по-старчески протянуть скрипуче: «Я же говорил». Я действительно говорил. Если не ошибаюсь, ты выбрал себе в жены безумную Наджелайна. А сейчас жалуешься, что у тебя, у тебя, заметь, а ведь мы оба знаем, что ты за фрукт, и этой женщины выросла странная помесь геянсанского терновника, тарайнского дикобраза, килорского дракона и феррейского грибозавра. Ты намерен и дальше строить из себя удивленного папашу или логику включишь?

Райндан щелкнул пальцами в воздухе.

— Логика, включись.

— Ну.

— Что — «ну»? Я не знаю, где моя единственная дочь! Где-то в лесах Килоры, а там куары, между прочим! Эти дикие двухметровые кошки кого угодно испугают.

— Без паники. Я твою Рианони видел двухмесячной и пятилетней, в милых кружавчиках и с мечом. И знаешь, что я тебе скажу, дорогой советник? От этого репейника можно избавиться, только если отрубить ей руки, ноги и язык вырвать. У тебя на носу предвыборная кампания. Так что успокойся, ради килорских и геянсанских богов. Инцидент придется какое-то время скрывать. И вот что еще. Подумай хорошо. Она правда ведь Наджелайна. И потому, скорее всего, что-то там случилось, на этой Килоре. Что-то, после чего она придет к тебе другой, вероятно. Так что ты лучше укрепи стены. Потому что если это будет телекинез, с домом на острове можешь попрощаться.

Советник улыбнулся почти против воли.

— Ну хватит уже, Райндан. Ты же все про них знаешь, про девочек из этого рода. И прекрасно понимал всегда, что примерно такое оно и будет — чудовищное и непредсказуемое. Дай ей повзрослеть.

Геянса. Дом советника Райндана

Райндану давненько так не хотелось просто по-человечески надраться. Без всяких там церемоний и оглядки на то, что кому-то может не угодить. Самая жуткая на свете перспектива: удержать Ринон от опрометчивого шага. Она живет инстинктами, она действует, согласно интуиции. И никогда почти не слушает голос разума. Если дело касается ее семьи. Тут она вместо расчетливого посла превращается моментально в хищную большую птицу, кружащую над гнездом. И сейчас, он знает, ее не остановят ни запреты Валайяра, ни отсутствие рейсов до Килоры, ни даже посольская миссия на Камнах. Она с этими эльфами уже лет двадцать ведет переговоры.

Ринон почти достигла результата. Но положит эти годы беспрецедентных усилий, без сомнений улетит на Килору, пустит по ветру любое сотрудничество… Все погубит.

Когда Райндан впервые столкнулся с ее силой, то ужаснулся. Это сейчас уже привык к связывающим реальность нитям, которые она может заплетать и расплетать, вырывая из возможностей все, что угодно. Кроме живого. У Ринон почти нет ограничений. Когда-то она уничтожила планету. Сдержать женщину нельзя. Только если потоками… Другими.

Ради нее он приобрел собственную силу. Пошел на гору и взглянул в глаза дракону. И тоже стал сильнее. Получил впридачу к ужасам и видениям — ощущения и знания о природе живого. Он мог бы внушить ей, что все хорошо, что Рианони с дядей, на Килоре. Он мог бы усыпить ее, рвущуюся на Килору. И не мог бы, потому, что это обман. Глупое благородство. То, чем они схожи, то, на чем держатся их отношения. То, что сейчас может все разрушить.

Посол уселся на диван в гостиной, глядя на косые лучи, которые роняло солнце сквозь многочисленные узкие окна.

Что же делать?

Когда-то все было проще. Он был вправе использовать средства для усмирения ее силы. На Килоре есть умельцы, что с помощью магии могут изготовить нечто особенное, нечто, в чем заключена возможность останавливать управляющих потоками. Советник вспомнил, что привело его к этой точке больше двадцати лет назад. Очень давно, сейчас трудно поверить, что такое было, в атальском императорском дворце ему, послу Содружества Одиннадцати Планет, подарили женщину — маленького, но очень страшного зверя. Вручили с условием, что она более никогда не прилетит на Килору. Иначе — смерть. Вручили ее и кольцо, испещренное древними знаками — на шею. Единственную вещь, запирающую неведомую тогда еще силу с маленьком человеческим теле.

Сколько утекло с тех пор воды и вина? Она боялась, билась, убегала, потом смирилась, снова была Килора и назревший давно переворот. Трон занял ее брат, а сама Ринон наконец-то захотела остаться с тогда еще послом Райнданом.

Он вглядывался в прошлое, думал о том, какую цену пришлось заплатить за всегда зыбкое счастье с этой женщиной.

Вывернется, уйдет, по каким-то своим причинам уничтожит очередной мир, ввяжется в конфликт, который ее не касается, совершит ограбление музея, утопит правителя планеты пятого уровня жизни в монетах из собственной сокровищницы, пообещает свое сердце и улетит на другой конец Вселенной. Валайяр прав, он знал, на ком женился. И потому все страшнее реальность. Девочки из рода Наджелайна никогда не принадлежат полностью. Может быть, именно этого он и хотел всегда. Женщину, с которой можно говорить о дипломатии и звездах, женщину, от которой приходишь в ужас, но все же… Женщину, которая зовет его «рилари», и объясняет: «Это шакирский. Тут для всего — особенное слово. Рилари — это звездное небо, прикрытое облаками, обычно означает что-то глубокое, во что можно падать бесконечно, и чего не видно — с первого взгляда».

— Рилари?

Он приподнял голову — и понял все и сразу. В обычном своем черном одеянии: рубашке да штанах, с двумя мечами за спиной и одним ножом в сапоге, да, она, кажется, готова к битве.

Райндан усмехнулся. Все стало ближе и страшнее. Выхода не осталось. Сдерживать Ринон. Это почти снова танец, это волшебство ее игр, от которых он, признаться, отвык. Правда, теперь все в разы сложнее. Теперь у него целых две Наджелайна.

— Я лечу на Килору, Райндан.

Он кивнул. Ага. Как же.

— Валайяр распорядился, видимо, не выпускать меня с Геянсы, так что общественные рейсы отпадают, пришлось взять посольский космолет.

Райндан расширил глаза, но снова кивнул. Та-а-ак, события развиваются с катастрофической быстротой. Она, значит, угнала посольское судно, его ведь запрещено использовать вне миссий.

— Ты останешься, конечно? Ведь у тебя кампания.

Ага. Снова кивок. Как же.

Кажется, эти Наджелайна снова начали забывать, кто в доме хозяин. Придется напомнить. Не хочется, но что ж делать. Райндан сощурился и горестно вздохнул. Нет, родная, никакого убеждения. Не заслужила. Ставишь перед фактом, привыкла к миру под крышей этого дома, к выполнению своих желаний, к улыбкам и свободе. И забыла главное: все это обеспечено тебе мужчиной. Который, кажется, давно не напоминал, что не простит своеволия, не простит, когда его не посвящают в планы, когда с ним не желают разговаривать, когда вот так стоят и кидают фразу за фразой в приказном тоне. О, Ринон.

Советник улыбнулся и наконец встал. И, мягко переступая по белому ковру, дошел до нее. Он не применял ни убеждения, ни подавления силы воли, и вообще забыл о потоках — вьющихся между ними прозрачных лентах.

Мужчина убрал ей за ухо вечно мешающую рыжую прядь.

— Ринон. Дай мне еще немного времени.

Он поцеловал. Страшно, долго, нежно, зная, что у его не потерявшей вкуса к любым проявлениям жизни жены уже подкашиваются ноги и ноет там, глубоко внутри. Он подхватил почти невесомое тело на руки.

— Райндан...

— Немного времени, Ринон. Совсем немного.

Она дышала часто, и уже растворилась в ласке, забыв, кажется, смотреть в потоки, сопоставлять. А внутри Райндана кто-то очень недобро усмехался, внутри зрело понимание, что иначе нельзя. Он понес по лестнице вверх, в спальню. Ногой раскрыл дверь. Там, перед огромной постелью, поставил ее на ноги и снял с плеч ножны с мечами, не переставая целовать. Добрался до шеи, тронул губами где-то за ухом. Уложил на постель. Ринон не противилась, отвечая на ласки с пылом, видимо, попрощаться решила. На Килоре-то куары. И прыгуны.

Она чуть слышно застонала и закрыла глаза, утопая в одеяле. Вот тут-то и была задействована вторая часть плана. Ах, Райндан. Коварный соблазнитель, да? Никогда не приходилось еще равнять счет между Геянсой и Килорой в ее голове с помощью подлости. Да что ж сделаешь. Не бить же, в самом деле, не волю подавлять. Придется, словно им меньше трех десятков лет, поймать и обезоружить.

Ринон выгнулась, не открывая глаз.

И посол все же достал широкое железное кольцо из-под подушки.

Килора. Донк

Моя бесшабашная опунция расчехлила свои колючки. Ему не понравилось то, что увидел. На дороге стояла целая толпа крестьян, видимо, они окружали что-то или кого-то. Выкрикивали, галдели, потрясали руками в воздухе. Хаталь неожиданно повернулся, словно хотел посмотреть, тут ли я вообще.

Пришлось взглянуть исподлобья. Ну чего ты остановился-то? Что они там делают? К огромному сожалению Хаталя, толпа неожиданно разомкнула свое плотное кольцо, на миг затихла, и я услышала свист кнута и вскрик. А еще увидела девушку, почти раздетую, вдавленную в песок, на спине которой этот самый кнут и щелкнул.

Мои глаза сощурились, мгновенно принимая выражение самой лютой злости. Нельзя так с женщинами. Даже если это Донк. С какой-то неведомой доселе уверенностью я повернулась к кольцу крестьян и прошла сквозь них, поднимающих на проселочной дороге пыль. Раздался еще один удар. Девушка зарыдала, пробуя отползти. На спине уже багровел не один след. Я оглядела того, кто бил.

Массивный, почти квадратный с ног до головы темный мужчина зло сжал самый настоящий кнут и зарычал, занося его. Я перехватила мощную руку. На секунду все стихло. Спокойствие этого момента, в котором только всхлипывала маленькая девушка, очевидно, было не преодолеть просто. Я смотрела ему в глаза. Совершенно серые, бесцветные, неживые, привыкшие к жестокости. Там, в их глубине, было видно, как поднимается возмущение.

Он свободной рукой попытался толкнуть. Да я увернулась. Моментально повисла на руке, сжимающей бьющее, щелкающее в воздухе орудие наказания. Схватила его двумя руками и, поднимая в воздухе клубы пыли, прокатилась под его рукой за спину. Мощный, большой. Неуклюжий.

Дальше все пошло как по маслу. Удар в икру каблуком — это болезненно. Он пал на колени, словно подкосили. А я уже занесла было кнут. Да рука перехвачена Хаталем.

Я обернулась. В его глазах начали свой танец в невесомости льдинки, и внутри все сжалось.

Он выдернул кнут и отдал побитому. Они что-то прорычали друг другу, и Хаталь сдавил мне руку крепче.

— Отпусти.

Над девушкой снова завис кнут.

— Ты с ума сошла. Что ты делаешь?

— Он ее убьет!

Я задергалась, но Хаталь уже тащил через толпу обратно, от пыльной дороги — к тропинке в траве.

— Если вмешаешься — то почти наверняка.

Я упиралась, как могла. Потому ему снова пришлось взвалить меня на плечо. Я колотила руками и ногами так, словно он меня тащил снова на продажу. И добилась своего. В какой-то момент идущий в траве уже по пояс Хаталь просто потерял равновесие. Я закричала, понимая, что сейчас моя голова встретится с землей, готовой ее страстно и самозабвенно поцеловать. Так и случилось. Я кувырнулась через голову и оказалась лежащей на траве.

Хаталь тут же навис надо мной, и снова мне в глаза упала светлая челка. Которую я сдула.

Руки оказались прижаты к траве.

— Ты невыносима!

— Ее били!

— Не тебя! Алтасаф тебя раздери! Ты хоть понимаешь, что только из-за их растерянности ты сейчас не валяешься рядом и не принимаешь такие же удары!

— Нельзя бить женщин!

— Это на твоей Геянсе нельзя. Тут Донк! И твоя не вовремя проснувшаяся жажда вмешательства в мирские дела может закончиться просто смертью. А изменить хоть чьи-то судьбы ты можешь лишь добравшись до Атала. И став снова риану.

Он разжал пальцы. Я видела, как его трясло. Сдержанного и скупого обычно на слова Хаталя просто трясло, и явно не от гнева.

— Послушай меня. Ты ничего не изменишь. Та девушка… она ему принадлежит. Если ты вмешаешься, он наверняка еще больше на нее разозлится, ей придется хуже. А отнять ее можно только одним способом — купить.

Он обернулся ко мне.

Я поднялась и приблизилась к нему. Отчаянно сильно захотелось положить руку на жилистое плечо мага. Ладонь зависла в каких-то нелепых сантиметрах и вдруг сжалась в кулак. Я села рядом с ним и обняла колени.

— На Геянсе… На Геянсе есть отец, а у него — мы с мамой. Женщины, которых нужно защищать сначала. Первого порядка женщины. Но есть и другие — второго порядка: женщины-друзья и женщины-коллеги, и третьего и прочих порядков: знакомые, прохожие, и просто нечаянно увиденные. Поразительная жестокость твоего Донка, она уродлива.

Хаталь снова сощурился, и злости в нем стало слишком, неадекватно много.

— Это не твое дело. Не твое!

Сказал он это с таким пылом, что я усомнилась в личности того, кого убеждают. Не себя ли? Что это с тобой? Словно касается моя позиция тебя, лично мага Хаталя. Пришлось затихнуть и сжаться.

Я встала, увидев, что гогочущая толпа пришла в движение, разбредаясь. Рассеялась пыль на дороге. Скорее почувствовала, чем увидела: что-то не так. В пыли лежал окровавленный кусок грязи, шматок плоти… А рядом-никого. Не слушая более Хаталя, я побежала туда...

Девушка лежала в пыли, сама став пылью. На шее багровел след недавнего кнута, под ним из горла торчал грубый дешевый нож. Глаза бывшей рабыни, устремленные в небо, в пустоту, были широко открыты. А над всем этим вился легкий, уже знакомый зеленоватый дымок.

Хотелось подбежать. Да Хаталь снова ухватил за руку. Я обернулась. На этот раз маг был бледен, словно стена.

— Вот запомни эту позу. Раскинутые руки и глаза — в небо. Так именно выглядит жертва, подготовленная специально для некроманта.

Встреча со смертью нелегка. Осознание того, что за тобой идут сейчас те, для кого человека убить, распластать по земле то, что недавно было живо, — легче легкого, все страшнее. И еще, одно, хуже, злее и страшнее всего, что я видела и слышала до сих пор, — бессилие.

Не сразу я поняла, что маг наблюдает. С сомнением.

— Я не видел твоего отца, но мне думается, он — достойный человек. Донк, риану, такая территория, где все равно, за кого ты заступаешься и как. Донк пожирает тех, кто здесь остается. Ты ничем им не поможешь. Ты никому здесь ничем не поможешь. Я поведу тебя через лес. Еще несколько восходов, и мы дойдем до столицы Донка — Альхау. Готовься, риану. Там ты увидишь много такого, что заставит кого угодно трепетать от ужаса. Не дай боги ты снова попытаешься заступиться. В следующий раз я уже не стану вмешиваться.