2. Риану

Килора. Атал

Стоять у главной двери этого недопассажирского судна и пытаться не вытошниться целиком в космос — задача не из легких. Хуже — только вхождение в атмосферу и потряхивания с дребезжанием светодиодов. Укачивает моментально.

Вообще, регулярные рейсы до Килоры стали ходить не так давно. И то, в основном до Атала. Еще три года назад приходилось летать с посольскими судами, и часто эти полеты не совпадали с каникулами. Но дядя Дохорн изнылся, что надо бы рейс пустить. И его пустили. Правда, к конечному пункту, похоже, стремлюсь я одна.

Скоростной еще. Роскошь прямо. Ничего, что разваливается.

От тела корабля отделилась с шипением дверь. Свобода! Желудку.

Мелькнула посадочная площадка, оборудованная по последнему слову килорской техники — то есть никак. И еще — довольное только первые две секунды лицо распахнувшего объятья дяди. Оттолкнув атальского императора, я побежала в ближайшие кусты — извергать из себя завтрак. Когда церемония приветствия мелких листиков и тонких цветочков была закончена, наконец повернулась к императору и прошагала до него на нетвердо держащих меня каблуках. Вся процессия встречающих застыла в немом восторге от моей прически. Все пять советников императора и он сам. Ну вот представьте, широкоплечий, статный, настоящий воин, и потерял дар речи перед маленькой девчонкой. Смотрит жалобно, пытается даже головой трясти — ну вдруг я исчезну, и покажется что-то другое: красивое, женственное, величественное.

— Х-х-храню в сердце, риану, — услышала я робкий голос со стороны пятого советника, нервно поправляющего свою безразмерную мантию.

Кивнула осторожно, дабы еще раз не оскорбить встречающих видом зелени на лице и церемонией общения с растительностью. Мы приземлились в пустыне, и до города еще несколько часов по сущему пеклу. Белоснежного Атала отсюда даже не видно. Редкие кустики, обрамляющие не совсем очевидную дорогу, белесый песок и бледная звезда на горизонте. Весь пейзаж.

— Рианони, ты ведь переоденешься?

Дохорн указал на синее на этот раз платье и черные сапоги, нелепо выглядящие в пустыне.

— Нет, дядя. И прическа тоже останется. Советую привыкать. Прости...

***

Уже через минуту я пожалела о сказанном. Проклятые сапоги больно впивались в кожу под коленями, ремешки, обильно натыканные для особой устрашающей формы лаковых монстров, стягивали ноги так, что хотелось просто упасть посреди пустыни и громко завопить, при этом задергав больными ногами.

Слава килорским богам, Дохорн взял с собой лошадей. Перспектива отбить себе, так сказать, сидячую часть спины об седло по сравнению с многочасовым переходом через пустыню показалась просто безделицей. Впрочем, и ехать в таком виде я бы в других условиях не решилась. Мозоли по всей внутренней поверхности бедра — вещь малоприятная. Но дядя так забавно округляет глаза, что хочется быть плохой риану! Не смотря ни на что!

Как заправскому космическому путешественнику, мне выделили добротную черную с проседью клячу, которая пыталась съесть все, что зеленеет на пути, и все мои попытки подогнать пресекала красноречивым мотанием головы. Нет, не могу быстрее. Зато какая спокойная! Чуть ли не упокоенная.Дядя, отвечающий за мою безопасность, разумеется, постарался.

Я то и дело видела где-то далеко впереди витые синие волосы на мощной спине словно вросшего в седло всадника. Что и говорить, Дохорн прекрасен. Все они какие-то особенные, эти родственники. Мама с ее фарфоровой кожей и величественным выражением лица (если не в бешенстве, конечно), папа, вполне смеющий и желающий обыграть всю обитаемую Вселенную и получить неограниченное влияние своего Содружества. Дохорн. Владетель империи на одной из планет пятого уровня жизни.

Когда вдалеке показались неверные очертания белокаменного города, меня можно было уже выжимать. Большие ворота распахнулись перед правителем, и мы въехали в ослепительно-светлую столицу Атала. Дядя почти сразу спешился. Ему предстояло пройти через весь город. А город почтительно затих перед ним. Люди прекратили свои дела. Застыли переругивающиеся торговцы у лавки с фруктами, застыл башмачник с гвоздем и молотком, застыли телеги на мощеной дороге… Все, кто видел, обернулись к синеволосому правителю и поклонились, чтобы затем продолжить… ругаться, покупать, продавать, забивать гвозди в башмаки и разъезжаться по своим делам.

На меня люди только косились. Пришлось свалиться с клячи, демонстрируя всю измятость не рассчитанного на седло платья. Но я втянула живот и стыд, выдохнула гордость и пошла за дядей. Тот обернулся лишь раз. В уголках губ заиграла так прекрасно знакомая мне усмешка. Он в ужасе от своей риану. Он доволен своей риану.

***

Пустыня, подступающая к Аталу с запада, поет, как натянутая струна. Не было бы бури. Ветру вторит листва ашту в императорском саду. Снова облетают с деревьев белые лепестки. Я знаю, мне наскучит. Через два-три дня готова буду вешаться на любой средневековой люстре в любом из многочисленных залов дворца. Но сегодня — спокойствие и созерцание. Наверное, у меня действительно есть что-то общее с этой планетой, откуда родом моя мать.

Дохорн, конечно, приземлился рядом на лавочку. Они здесь низкие, каменные и очень аккуратные. И стоят дольше, чем дворец. Ноги императора вытянулись аж до тропинки, уходящей к его великолепному жилищу. Я взглянула вверх, на цветы, похожие одновременно и на яблоневые, и на вишневые.

— Ты тут решила до скончания времен сидеть?

— У тебя сегодня мероприятие? По условиям сделки с дьяволом я должна посетить десять за лето.

Дядя с удовольствием потер ладони.

— Отлично. Балами тебя не буду баловать. Познакомлю с послами: и Донка, и Хайрата, и Шакира. Знаешь, Донк прислал двух похожих коротышек. Они очень дорого одеты, почтительно разговаривают, слааадкие… Думаю, как бы их раскусить. Потому что такое без подвоха не бывает. Ты тут в таком чудном виде как раз сойдешь. У них, знаешь, в этом Донке с женщинами не очень хорошо обращаются. Так что атальская риану приведет их в шок. Что скажешь? Похулиганим?

Я сощурила глаза.

— Аааа, я знал, что ты не сможешь устоять. А вот Хайрат, суровый Хайрат прислал воина. Знаешь, нечто такое… большое.

— Как Лаар?

— Пожалуй. Да, как Лаар. Только вдвое толще и все время ходит в доспехах. Он рубит фразы, разговаривать с ним тяжело, но мне почему-то нравится этот человек.

— Правдивость?

— Видимо, — Дохорн улыбнулся.

— Ты не рассказал про Шакир.

— Ну а что Шакир? Император Таонтор мне друг, его Дом Высших Наук активно присылает магов в Кайдар.

— Ты свой магический совет так назвал?

— Угу. Расширил в прошлом нукаре его до двенадцати магов — по числу атальских провинций.

— Дядя, не циклись на числах. А то это похоже на старость.

Он рассмеялся.

— Ой, что я тебе покажу. Пойдем.

Он легко спрыгнул со скамейки и увлек меня за собой.

Мы обошли дворец как раз со стороны конюшни, там еще, помнится, было усыпанное цветами поле. Да, красиво, но я бы не хотела сейчас нюхать цве… Глаза неверяще остановились на приземлившейся у атальского дворца птице. Эйет был похож на миниатюрную "Ласточку-13-89", новенький, зеленый, блестящий. На загнутом серпом крыле рунами выведено «Рианони». Он мой, боги, он мой!

Я повесилась на шею дяде с истинно поросячьим восторженным визгом.

— А двигатель какой? Ионный? Нет, даже не ионный? Система навигации?

— В этом году выпущена. Внутри все почти на лазерах, ни одной кнопки. Меня свято уверили, что уже после первого курса твоего космического училища с такими разбираются. Держи.

Я переминалась с ноги на ногу от нетерпения, и Дохорн это прекрасно видел. Потому и вручил пульт, больше похожий на миниатюрное украшение с синим камнем посередине. Я прицепила его к тыльной стороне ладони, не мешкая. Корабль тут же отозвался, с шипением открылась главная дверь. Вообще, птица эта — дорогущая, рассчитана на одного человека. И далеко не улетит. Ну в соседнюю звездную систему — максимум. Танцующее в пальцах ощущение полета… их даже покалывает. Сейчас, сейчас. Мы удивим и встряхнем этот сонный средневековый мир, где такая птичка — пока настоящее чудо!

Внутри зажглись лампы. Ой, как же хорошо. И светодиоды-то мягкого свечения, и кресло пилота в старых традициях, кожаное, удобное. Я опустилась в него, и тут же передо мной зажглась синеватыми огнями прозрачная панель, закрутилась модель карты планеты.

— Готовность к использованию — сто процентов, — возвестил компьютер.

Сейчас оно будет. Полузабытое ощущение нереальности высоты. Я стала отдавать команды. Сначала закрылась дверь, затем эйет немного затрясло: двигатель невероятно мощен. Еще секунда, и птица взлетела вверх.

Подо мной расцвела пустыня и дикие леса. Тут, пожалуй, за несколько минут можно облететь всю планету. Атал, двенадцатиконечная белая звезда посреди песков и моря зелени, остался позади. Боже, боже, я лечу в небо. В утыканное редкими облаками килорское небо! Пустыня закончилась уже через несколько минут. Выходить из атмосферы не стоит, наверное. Сейчас только через океан к соседям и назад — к ужину.

Синее синего гладь подо мной с редкими точками кораблей. Как же там хорошо, как же...

— Система навигации не отвечает на запросы, — заверещал компьютер.

Этого только не хватало. Вот она, хваленая система-то. Где-то за синими волнами показались тонкие серые хребты укутанных снежными шапками гор.

Корабль тем временем весь запульсировал красными предупреждающими огнями, а затем перестал на меня реагировать. Огни погасли. Я с нарастающим ужасом поняла, что все еще лечу над океаном. За горами показался огромный порт, муравейник города, который я быстро проскочила, вжимаясь в кресло.

Надо бы молиться, да я не умею. Лучше бы в Атале осталась… За городом — лес, непроглядный лес, кромешная тьма тысячелетних гролгов и снова горы… Сердце сжимается, сжимаются подлокотники кресла в занемевших пальцах.

Килора. Где-то на окраине Донка

Спокойствие. Вот что ценно более всего.

Хаталь любовно расстелил на вершине холма потертый коврик и уселся, созерцая выстроенный им порядок. Внизу простиралось поле, где уже зеленели молодые ростки ахетти. Через два периода земля, щедро политая донкскими дождями, даст ему богатый урожай сладковатых клубней, на которых можно пережить долгую зиму, прибавляя, впрочем, к запасам овощей немного мяса и птицы. Но охота подождет. Пока оглаженная мозолистыми руками широколистная ахетти куда важнее.

Мужчина вздохнул, вспоминая, сколько было работы, как благотворно он провел день. И поле поливал, и пещеру снабдил тонкой занавеской и ковриком перед входом.

Медитация для подобного дня была бы наилучшим завершением. В такой период, как ЛитТай, в самом начале зноя, а затем — дождей, не думаешь о том, сколько усилий отдано земле. Ее черные комья на ладонях тяжелы и прекрасны, густой цвет и легкая маслянистость дают ощущение уютного дома, ощущение, давно забытое Хаталем.

Все же одиночество — не такое плохое состояние.

Внутреннюю гармонию добровольного отшельничества в совокупности с постоянным созерцанием меняющегося горизонта может позволить себе не каждый маг. Хаталь обратил взгляд к плещущейся недалеко от поля мелкой бурной речушке, к перетекающим по камням водам. Внутри легко, словно там поют тысячи птиц, словно спящая сила наконец нашла приют в душе и перестала ломиться в закрытые двери физической оболочки.

Хаталь завершил последние приготовления. Перевязал мягкой зеленоватой веревкой — она еще сохранила первоначальный цвет стеблей химра, из которых была изготовлена, — мешающие светлые волосы, глотнул воды из стоящей рядом глиняной пиалы. Маг с удовольствием закрыл глаза и посмотрел туда, в небо, где на фоне бледно-желтого диска Эды...

***

А на фоне бледно-желтого диска Эды, грохающейся за горизонт, ко всему придуманному магом раю стремительно двигалась точка, выросшая в железное остроносое чудовище, сначала со свистом вспахавшее горизонт, затем с грохотом впившееся в ближайший холм, чего ему показалось, очевидно, мало. Стремительный полет завершился внизу, где из-под блестящих металлических крыльев брызнула комьями черная земля вперемешку со сломанными стеблями ахетти. Наконец, чудовище снесло носом коврик, занавеску… резкий удар, и даже гора пошла трещинами, загрохотали, обваливаясь, стены его жилища. Блестящий нос летающего монстра полностью закрыл вход в пещеру и на том затих...

Хаталь, словно прибитый к месту гвоздями, наблюдал, как от едкого дыма, повалившего из-под крыльев, умирают последние зеленые ростки, как с шипением открывается дырка, видимо, служащая дверью и как совершенно спокойно демон на тоненьких ножках, обутых в странные черные ходули, шатаясь, валится на только что изуродованную землю.

Помедитировать магу не удалось.

***

Неожиданно мягкая, словно вспаханная земля под ладонями показалась похожей на катышки ртути. Только черной. Я попыталась сохранить равновесие, что, конечно, не удалось. Гора справа и небольшой по сравнению с ней холм, закрывающий горизонт, поплыли в лучах заходящего светила. Прости, дядя, к ужину я, кажется, не успею.

Надо бы поковыряться в этом металлоломе, может быть, что-то смогу поправить… А пока расплывается под руками черная земля и упавшая на четвереньки риану ищет последней возможности не потерять сознания...

Когда в полуметре от моих ладоней возникли добротные кожаные сапоги, даже захотелось обрадоваться. Человек! Живой. Я пропутешествовала взглядом по крепким загорелым ногам с легким светлым пушком вместо обычно демонстрируемых в мужской курсантской раздевалке темнющих зарослей, затем взгляд поднялся выше — к краю тонкой белой длинной рубахи, скрывающей все заманчивые дали от не совсем хорошей девочки. Грубый серенький лен, затем неожиданно массивный пояс с висящим на нем ножом, и, наконец, часто вздымающаяся и опадающая грудная клетка. Он взволнован, этот обладатель ног настоящего бегуна. Надо мной склонилось лицо. Вернее, милая мордашка, украшенная ореолом из светлых коротких волос. О, нет, вся эта фигурка, пусть и смахивает на мужчину, вряд ли чета мощному Дохорну или гиганту Лаару. Солнышко, откуда ты? Он прищурил светло-голубые, как небо в жаркий полдень, глаза, и в них словно образовалась тысяча прозрачных льдинок.

Человек присел на корточки. Ощупывал меня, хаотично водя ладонями по телу, невнятно что-то говоря на каркающем донкском. Заставил встать, потом отпустил. Увидев, что я вполне держу равновесие, нахмурился. Продолжил говорить, указывая на корабль, на землю, на холм.

От этих отрывистых слов закружилась голова. Не хочу больше его слушать.

— Прости, малыш, но я тебя не понимаю, — сказала на атальском, видя, что объясняться на разных языках явно бесполезно.

Он еще раз прищурился.

— Атальский, значит? Что ж мне с тобой делать, а? Ты только что разрушила мой дом, между прочим. Это было мое поле! Моя пещера!

— Ага, твоя звезда и твоя луна. Слушай, где тут ближайший город? И вообще, где мы находимся?

Мужчина на секунду затих от изумления.

— Быстро же пришла в себя после такого падения. Значит, город. Ты, мерзкое существо, даже извиниться не хочешь?

— Нет, — совершенно серьезно заявила я.

Глаза его стали еще светлее. Знай заранее, что это значит, спряталась бы за космолет. Мозолистая лапа со слишком длинными для крестьянина узловатыми пальцами схватила меня за волосы.

— Ай, больно же!

Я ударила кулаком в бок. Он оказался ну просто железным! Откуда в этом почти тонком теле столько силы, скажите? Ударившая рука мгновенно завернута за спину.

— Вот только дернись. Чудовище. Просто замолчи и послушай меня. Ты сейчас в Донке. И тут нет ни одного человека, который тебе поможет. А моего расположения ты лишилась только что. Кстати, надеюсь, я все правильно понял? Ты же — ну это, женщина?

Я попыталась дернуться и ударить свободной рукой. Напрасно. На этот раз противник просто дал мне завершить удар, в последний момент увернувшись. Упала на землю. Он легко и быстро сел мне на поясницу.

— Донк, понимаешь, это такое место, где женщины, не умеющие уважать мужчин, пропадают бесследно. Так что ты сейчас или успокоишься...

Я в очередной раз попыталась вырваться. Почти удалось. Ему это совершенно не понравилось, потому обе мои руки были пойманы и вывернуты одной его рукой. И высоко подняты над спиной.

— Успокойся.

Я протяжно заныла, но снова дернулась. Тогда он поднял руки еще выше, отчего боль в суставах стала мало совместима с трезвым рассудком.

— Хорошо-хорошо, я спокойна.

Он тут же отпустил.

***

Мужчина кругами ходил по разоренному пространству, пытаясь отыскать хоть что-то, пригодное для использования. Наковырял на краю поля, где приземлилась моя крошка, три кривых ростка и выкинул их с досады. Пнул эйет ногой. Почти заныл, поняв, что тут ничегошеньки не осталось. Каким-то чудом, правда, уцелел тайник за горой. Немного повозившись с камнями, он вынул меч в кожаных ножнах. Прицепил его на спину. Затем туда же был определен колчан со стрелами и лук. Никогда прежде не видела настоящего боевого лука — оружия, вопреки любым легендам, сильного и страшного. Казалось, что само черненое дерево звенит, что тетива готова в любой момент натянуться и отпустить стрелу.

Весь комплект довольно эргономично помещался там, за его худосочной спиной. На плечо повесил тощую полотняную сумку. Еще раз оглядел место, словно прощаясь с ним, а потом бросил красноречивый взгляд на меня. Подошел быстро и вплотную.

— Ну, давай потолкуем. Птичка твоя, я вижу, сдохла, раз ты к ней не подходишь даже. Но на ней все еще осталось выбито имя. Рианони… Твое?

— Риэн, если можно.

— Нельзя, — осек мужчина. — Мне нравится. Так зовут одну скалу в Шакире. Из того, что приемлемо тут для выживания, у тебя нет ровно ничего, Рианони. Ну, кто ты? Что это за сверкающая железная птица? Их в последнее время страсть сколько разлеталось над Донком и Шакиром. Видимо, ты со звезд?

— Не совсем. Из Атала. Я — риану Атала, — уж помирать, так помирать.

Он расхохотался.

— А я — верховный маг Школы Высших Наук в Шакире. Так значит, меня какая-то звездная… звезданутая… созвезженная...

Атальский вообще дает самый широкий простор для словообразования. И сейчас об этом стоило пожалеть. Но я стала рассматривать свои грязные коленки и не придала особого значения его сжатым трясущимся кулакам. Мужчина еще раз грубейшим образом схватил меня за волосы и поволок куда-то вправо, где шумела вода. Поток, перетекающий по камням, буквально бросился под ноги. А беспощадный донкский воин скинул свои сапоги двумя легкими движениями и потащил меня в воду. Конечно, я пыталась кричать и упираться. Но смятый ирокез грозился вовсе оторваться. Он наполнил свою ладонь водой и плеснул мне в лицо.

— Ненавижу, когда не видно того, с кем говорю.

И отпустил. Ничего не оставалось, как умыться этим ужасным холодным вьющимся под ногами потоком. От ирокеза отделилась челка и упала на глаза. Я сдула ее и вышла на берег. Села на землю, прикрытую остатками вытоптанной травы. Скинув с ног порядком потяжелевшие и совершенно неуместные в диком месте каблуки, со злости забросила их в реку. А потом обняла колени и зарылась в них лицом. Грязная, мокрая и почти избитая. Он сел рядом.

— Подними голову.

— Иди к демонам.

Он снова зло рассмеялся.

— Ну я пойду, допустим. А ты что, тут останешься? Так придут хищники. Жить-то хочешь… малыш? Да, без своих ходуль ты почти карлик. Может, тебя в цирк продать, действительно?

Я подняла голову, возмущенно глядя на него, и с ужасом заметила, что глаза стали намного темнее — синими.

— О. Вот. Привыкай слушаться. Пригодится. Продам я тебя все равно — ты здесь просто не выживешь, а мне зачем с тобой таскаться? Но, если будешь получше себя вести, может, со временем останешься довольна… риану.

Я встала, и он — тоже. Теперь оказавшись намного выше, навис, внушая ужас. Что-то вовсе нечеловеческое в этих синих глазах мелькает.

— Я — сторонник честности, Рианони. Мне просто не выжить, если не выручу хоть немного денег. А за тебя много и не дадут… Мордашка у тебя может и ничего, но нрав...

Рука взлетела прежде, чем я успела подумать, и приземлилась на его щеку. Товар, значит. Вот оно что. В Донке женщина — товар. А я сейчас, вместо того, чтобы убедить вернуть меня в Атал, последнюю надежду просто похоронила под избытками дурацкой гордости. Мужчина снова воззрился на меня удивленно. Прежде всего — невероятно удивленно, и лишь потом — гневно. Но прошла секунда, вторая, а он все не двигался, рассматривая, видимо, размышляя, что же делать со мной дальше.

— Если ты так сделаешь еще раз, тебя убьют тут, — наконец сказал он совершенно спокойно.

Затем порылся в своей тощей сумке и достал моток веревки.

— Но со мной тебе повезло. Я не бью и тем более не убиваю женщин. Хотя… Кто ты, а? Помесь попугая с ежом, с замашками куара.

Кажется, он спровоцировал меня на нападение. Я занесла обе руки, которые были легко перехвачены в воздухе все теми же длиннющими крепкими пальцами. Поверх них стала наматываться веревка.

Я снова попыталась выдернуться, но поняла, что проиграла.