19. Сердце

Килора. Где-то возле Феу

Разумеется, проснулась не только от холода. В предрассветной, нехорошей такой, размытой слегка реальности послышалось до оскомины уже надоевшее шипение, а по земле расстелился зеленый дым.

— О, привет рептилиям. Ну, кого на этот раз бить?

Дракон, кажется, усмехнулся. Он раскрыл надо мной огромные кожистые крылья, шатром. Дал рассмотреть каждую перепонку, каждую натруженную перелетами мышцу.

— Не, ну впечатляет. А сказать-то что хотел?

Я все же решила встать. А то как-то невежливо. Рептилия тут крылья распускает, кто их знает, может, это элемент брачных игр или вовсе признание какого-то особого драконьего уважения, а я, понимаешь, развалилась под магом и не думаю вылезать. Ну, еще бы, он тепленький… Бррр. Дракон с грацией молодого бегемота, раскидывая могучим хвостом по поляне ветки и мелкие бревнышки, едва не задев костер, подошел к ближайшему раскидистому дереву. Прикоснулся к нему лапой. И зеленые листья на нем мгновенно пожелтели и скрючились, ветки согнулись.

— Научисссссь делиться. Коснисссьь, — зашипел он тихо.

Я пожала плечами, подошла и положила ладонь на кору. Вокруг пальцев неожиданно засветились чуть зеленоватые мелкие лучики. Потекла вовне сила. Дерево распрямляло ветки, распускало листья, пока не восстановилось полностью. Свечение исчезло. Я повернулась, но своего мертвого наставника не обнаружила.

— Делисссь.

Глаза открыла, разумеется, не сразу. Помятая, озябшая. Костер давно потух, в небесах сияла Эда, и одна радость, под ухом слышалось мерное: тук-тук-тук. Сердце мага.

Над этим восходом можно запросто развернуть знамя: «Вспомни все, чему учил тебя дядя Дохорн». Вспомни и применяй. Разбудили птичий гомон над головой и голодное урчание собственного желудка. Маг, может, все же ты на охоту? Кто у нас больше всего нуждается в том, чтобы с ним силой-то поделились? Я прикоснулась к его груди ладонью. Ну! Ничего, разумеется, не вышло. Правда, днем моя беззащитная опунция стала куда прекраснее. Мне и хотелось, и не хотелось, чтобы он просыпался. Так хорошо водить кончиками пальцев по его ресницам, сладко шептать на ухо:

— Маг, ты не замерз?

И целовать шею. Ты пахнешь сладко, чуть солоноват от пота… Эхх, надо быть совсем без башки, чтобы соблазниться на полумертвого мага. А если двумя руками прикоснуться? Маги, они как деревья, а?

Желудок заурчал еще более недовольно. Ладно-ладно, сейчас совладаю с луком.

**

Что делает обычно охотник? Подкрадывается, таится, выпускает стрелу, лишь когда уверен в результате. Учитывая, что на берегу этой речушки жирных уток — видимо-невидимо, нужно быть ну полной идиоткой, чтобы не попасть и утопить стрелу, за которую Хаталь оторвет голову. Но я умудрилась.

А еще умудрилась поймать утку голыми руками — новичками везет, иногда даже слишком, и даже попыталась ей шею свернуть. Пока недоубитая птичка трепыхалась в руках и хорошенько пару раз огрела меня крыльями (чувствую себя насильником, утаскивающим в кусты жертву), я выкручивала.

Итог: почти улетела на утке, озверела, утопила стрелу.

Рианони, спокойно. Ну пара перышек осталась, подумаешь. Ладно, не пара, и выглядит это, словно распотрошили пару подушек. Над костром. Если кто-нибудь, хоть кто-нибудь спросит, откуда у меня растут руки, пришибу, не глядя. Пойду грибов поищу, что ли...

Зеленая утка все же лишилась перьев и зажарилась почти сносно. Не спрашивайте, зачем я терпела из-за этой зеленой дряни такие мучения. Вообще-то, для него. Правда, он все равно ничего не слышит. Сама я поела немного грибов и нашла еще какие-то корешки. Не помню, как называются, но их точно дядя Дохорн показывал.

— Маааг. Ну кто с этой зеленой уткой теперь расправится? Вставай уже, а?

Может, нужен какой-то другой контакт, а? Непосредственный? Немного подумав, легла рядом и запустила обе ладони ему под рубаху. Кончики пальцев словно опустились в теплую воду. Хорошо. Но никакой реакции. Пришлось обнять, а руки переместить на спину, прижаться тесно-тесно. Уже совершенно несчастно, почти с отчаянием прошептать:

— Как это — отдать?

Я ткнулась лбом ему в подбородок. Все, не отпущу, пока не получится. Отдать, отдать, отдать… Пальцы застыли на спине, на бугристой коже, кажется, вот тут шов… Закрыла глаза, пытаясь что-то, что внутри, уж не знаю, как это назвать — магия, энергия, пропустить сквозь пальцы. Маги, они как деревья...

Когда тело под руками зашевелилось, сначала пришла в неописуемый восторг, а потом — в ужас. Я ж в данный момент времени его обнимаю. Всеми имеющимися конечностями. Подняв голову, чувствуя, как пылают щеки, разумеется, встретилась взглядом с синими-синими насмешливыми глазами.

— Я… объясню.

Господи, куда все время в самый неподходящий момент уползает самообладание? У него отпуск, не пойму? Или оно, может, вовсе от меня съехало? И вообще, чего я тут краснею? Ведь права же, права! Ну что за неловкая ситуация?

— Объяснишь что?

Восхитительно. Еще у мага никакого перехода между сном и реальностью. Только из обморока прибыл. И сразу связная логичная речь. А вот у меня тут язык заплетается.

— Я… меня твой дракон научил делиться силой. А я… а ты совсем не шевелился… и...

Смешно подпрыгнув, убралась подальше, к костру. Хаталь осмотрел сначала меня: в новом костюме я ему явно не понравилась, затем — валяющееся у его головы оружие. Костер с довольно аппетитно выглядящей уткой. Усмехнулся, увидев кучу перьев, но говорить ничего не стал.

— Долго спал?

— Сутки почти, — пискнула я, поправляя слишком короткую юбку.

— Ну вот видишь, я же говорил, кого-нибудь подстрелишь. А зачем ты это сделала, Рианони? Ты ведь все равно не сможешь ее есть.

Я встретилась с ним глазами снова.

— А ты… а как же ты?

Маг нахмурился. Кажется, ему не верилось, чтобы его риану думала о ком-то, кроме себя. Но этот вот зажаренный факт в перьях игнорировать крайне сложно. И я, кажется, дождалась. И готова была, честно говоря, под землю от стыда провалиться от сказанного с особым значением:

— Спасибо, риану.

Геянса. Кабинет доктора Анны

Анна белее мела, белее собственного медицинского халата. Закрыла прозрачную дверь лаборатории, за которой бился в агонии привязанный к кушетке недавний преступник. Доктор сунула руку в карман, достала сигареты и закурила прямо в коридоре дорогущей клиники, с которой давно и плотно сотрудничала.

— Мертвее не бывает. И живее тоже представить трудно.

Единственная, кто наблюдал за телодвижениями «пациента» через стекло, не сводя с них взгляда, — Ринон. Она прислонилась к прозрачной преграде, прищурилась, сосредоточилась, словно пытаясь что-то вспомнить.

Райндан с Валайяром скорее наблюдали за Ринон, чем за Анной или мертвецом.

— На них потоки не действуют, — наконец тихо проговорила Наджелайна. — Райндан пробует достучаться до сознания, но его нет. Вернее, оно далеко от них — у того, кто отдал приказ. Некроманты. И я к ним свои силы тоже применить не могу, они не предметы. Это междужизнье. Не жизнь и не смерть. Нас, мои дорогие, на Килору отправили здесь, на Геянсе.

— Ринон, от этой заразы есть лекарство? — спросил президент.

Она покачала головой.

— И этим мертвецом нас, кажется, предупредили о грядущем.

— Конструктивные предложения? — спросил Райндан.

— Надо найти Рианони, — неожиданно предложила жена.

Валайяр осмотрел всех присутствующих. Нехорошим взглядом. Что-то происходило внутри, сжималось кольцо невыносимого предчувствия, прямо выжимало. И потому, когда по коридору вихрем навстречу побежал младший Лаар, вздрогнули все.

— Мама! Мама, что-то с Калатой. Отец говорит, ему передают, там живые мертвецы, прямо на станции!

Анна расширила глаза.

— Где твой отец?

— Космолет готовит, — выдохнул Лаар.

— Надо его остановить. Анна, звони Яну, он должен быть неподалеку от ангаров. Ринон, очнись! Пошли, дело ощутимо запахло жареным. Ринон!

Она все так же наблюдала за попытками мертвеца вырваться из ремней. Вспоминала Килору, пыталась определить источник заразы. И понимала, что на Геянсе готовится нечто масштабное. Потому что именно тут полицию и армию почти полностью заменяют роботы. А ведь главный конкурент Райндана — уроженка Камнах. Высокие белые эльфы и их высокие технологии. Помножьте на жестокость, приплюсуйте знания о потоках и грязные игры со смертью, и вот перед вами образ идеального врага. Мертвецы, не боящиеся ни силы Ринон, ни силы Райндана, технологии, запросто управляющие машинами… Ведь по технологиям Камнах, вероятно, сотворены почти все системы безопасности на Геянсе? Дважды два — четыре, как ни крути. И, кажется, Райндан тоже сложил все в своей голове.

— Как можно уничтожить станцию?

— Взорвать.

— Повредить системы жизнеобеспечения. Мертвым они ни к чему… — Ринон усмехнулась нервно.

Килора. Где-то возле Феу

Мама всегда говорила, что кормить мужчину — почти таинство. Просыпаются совершенно особенные чувства и инстинкты, когда ты видишь, как тот, с кем делила дни, а, возможно, и ночи, с аппетитом поглощает твою стряпню. Я фыркала и не верила в сказки. До сегодняшнего вот дня. Какой еще демон готовки меня тут посетил?

Хаталь уплетал утку с явным удовольствием, облизывая кончики пальцев.

— А ничего, слушай. Наследственное?

Я пожала плечами.

Маг прищурился, отломал у утки тонкую ногу и впился в нее зубами. И почему-то, по какой-то совершенно непонятной причине уши мои, кажется, загорелись. Покраснела, наверное. Не понимаю. Я попробовала вернуть себе прежнее насмешливое состояние и поняла, что не могу. Совершенно.

Потому, что спас. Страшной довольно ценой. Мог бы и не проснуться ведь, вот совсем. И я бы сейчас не наблюдала за ним, прижимая колени к груди, и лицо его, освещенное огнем, не казалось бы мне бледнее обычного. И костер, что уж греха таить, не был бы сложен так аккуратно.

А потом пришло еще понимание: не хочу уже. Я его не хочу. Мне не нужен он в качестве игрушки, как был нужен еще позавчера. Нужно больше, гораздо больше. Со всеми своими потрохами и шрамами. Особенно — со шрамами. Каждый бы перецеловала, если б позволил.

— Рианони?

Самое смешное, Хаталь готовил постель. Натаскал свежих веток, а затем вынул из своей бездонной сумки свернутую тонкую ткань. И как я ее могла не заметить? Интересно, сумка у тебя тоже волшебная?

Маг лег на бок, освобождая место на импровизированной постели. Похлопал по ней рукой.

— Иди сюда.

Самоконтроль! Кис-кис! Не, не отзывается, наверное, я здорово напугала беднягу. А со мной-то что? Вместо того, чтобы кинуться к нему с криками: «Да, хочу к тебе!», сижу и не двигаюсь. И головой вот мотаю. И пугает меня, по-настоящему пугает, что сейчас приставать начнет. Потому что будет оно именно так, как я и хотела. Без продолжения. Быстро и отчужденно.

Не хочу.

— Замерзнешь, — предупредил Хаталь.

— Ничего.

— Сильно замерзнешь, ты почти голая, между прочим.

— Обещай, что не тронешь, — выдает вдруг романтичная перепуганная дурочка, которой я, кажется, свернула шею лет пять назад.

Живучая, сволочь. Маг тоже не понял, что произошло, и как эта идиотка вообще умудрилась выжить на поверхности, сотню раз перепаханной едкими насмешками и хорошо посыпанной спесью. Я все же нырнула к нему под бок. Но тканью, которую он так любовно расправлял и на краешке которой ныне лежал, накрылась, создавая между нами тонкую преграду. Хаталь усмехнулся над ухом.

— Что с тобой, риану?

А затем обхватил рукой и подтянул к себе, туда, в теплоту, с удовольствием шепнув в затылок:

— Я ничего не обещал.

Меня от невозможной, желанной и немного страшной близости прямо колотило. Уснуть удалось лишь через несколько часов. Хватка мага за все это время так и не ослабла.

Проснулась уже под внимательным взглядом Хаталя.

— Поешь, и будем собираться.

Я тряхнула головой, попробовала сесть. Одеяло с меня тут же исчезло, но холоднее не стало. Эда высоко над головой. Хаталь снова осмотрелся, а я с удовольствием увидела, что над костром на ветку уже нанизаны грибы — для меня. И жарится утка — для него. И ни перышка ведь вокруг.

— Хаталь, а мы где? Почему так холодно по ночам?

— Думаю, у меня для тебя есть хорошие новости. Мы гораздо ближе к Аталу. Полагаю, в какой-то части материка Адельхайд, но вот в какой… Растительность до боли знакомая. И вроде речка — тоже. Придется довериться моему чутью, что могу сказать.

— Я готова.

— Да ну! Какое ж у опунции, или как его там, хрено… может быть чутье? — отозвался со всей имеющейся вредностью маг.

— Видишь, ты уже знаешь, что такое опунция. Так что от ботаники перейдем к зоологии. С этого момента можно запросто произвести тебя в лысорыльцевые хомячки!

Я села рядом с ним на сухое бревно. Ожидая еще кучи насмешек. Но их не последовало.

Хаталь сощурился. Зло, так холодно, что застыло все вокруг. Даже костер перестал греть. Этак менять состояние, настроение, реальность может только маг. Что случилось?

Я взглянула на него исподлобья.

— Прежде, чем пойдем… Я тебе не доверяю. Ты сбежала, Рианони, подставив Бренна и меня. Шелтор сказала, ты расспрашивала прежде о стальных птицах. Ты ушла за космолетом. Наплевав на всех, кроме себя.

У меня запылали от обиды и возмущения щеки. Наплевав на всех? Да как он может? И почему вчера ничего не спросил? И после? Я права! Поиграть захотелось. Догадка меня хорошенько пристукнула. Ну да, нужно было же позабавиться. Ах, риану у нас еще и готовит тут, сама забота! Может, ты слышал, как я тебя звала, а? Как это называется? И его поступки выглядят, видимо, чистейшим благородством. Спас. Я встала с бревна.

— Сядь, — сквозь зубы скомандовал маг. — Тем не менее, я не отказываюсь от своих слов. Доведу тебя туда, куда должен. Уже должен, чтобы ты не причинила вреда никому.

Он достал из сумки новенькую, чистенькую, словно только что сплетенную веревку. Заставив меня усмехнуться ровно так, как Элао Леку. Только внутри все мгновенно смерзлось. Романтичная дурочка дала дубу. Покрылась коркой льда. Я вспомнила, как ненавидела и возмущалась той девчонкой на базаре. А теперь вот сама готова руки протянуть. Полоснув по себе почти ножом.

— Я тебе говорила, что они придут. Тебе доверилась, а не Шелтор. И они пришли за мной. А попутно могли и тебя, и Бренна… Вот я их и повела по улицам. Зелено от дыма, Хаталь. Он — тошнотворного цвета. Ты же сказал, что видишь его? Что же в ту ночь, не было видений?

Хаталь дрогнул. А я закрыла глаза. Да вяжи уже. Разницы нет, все равно не веришь мне. Шелтор, космолеты. Дура я, какая же дура. Возомнила тут, что он за мной шел в императорский замок. А оно вот что. Красивые цветы ядовиты, Хаталь. Каждая твоя колючка — мне под кожу. Что же ты застыл? Ну? Убей!

Сухие, словно листья, губы мага дотронулись до моей щеки, у виска.

— Прости меня.

Шепот. Тише, чем вода бежит между ладоней, если опустить руки в ручей. Секретными тропами, через ушную раковину да в кровь ударяют эти слова. Гораздо мощнее, чем любая ласка. И внутри словно плотину прорывает. Все сметено, все убито, исковеркано, стерто. Сомнения, сопротивление, безнадежная усталость от его бесконечного свободолюбия и непринятия.

А Хаталь еще одним несмелым жестом — проклятый перфекционист, убирает челку мне за ухо. И кажется, что это никогда не закончится. Очень, страшно медленно разжимаются пальцы, до сих пор покоящиеся на моих запястьях.

Я раскрыла глаза в невероятной близости от него, видимо, спугнув еще одну ласку, потому что руки почти поймали мое лицо, губы почти прикоснулись к моим. От удивления я быстро-быстро заморгала, и уже готова была отмести все эти глупости, смириться, что почудилось, да только… Такой я еще не видела радужку с обычно танцующими по ней льдинками. В тонкий акварельный синий словно капнули зеленого, добавили прозрачности, усилили цвета… Самая чистая морская волна, аквамарины. И уже никуда не деться от сжавшейся внутри пружины, от цели — посмотреть на такие еще раз. Множество раз.