9. Настойка с добавлением морщевика

Килора. Донк

Чтоб мне не видать своих ста баллов по дипломатии, на голову приземлили что-то тяжелое и стеклянное. Откуда тут стекло? Я попробовала приподнять веки. Господи, где это я? Что за серый потолок над головой? За окном задиристо заорал петух. Ой, как больно. Ку. Ой. Ка. Ой. Ре. Ой. Ку… А я ведь выпила всего одну кружку. Ощущение такое, как будто мерзкая птица специально взлетела на высоту второго этажа, чтобы на ухо мне покричать. Я все же, несмотря на отчаянную боль, приоткрыла глаза во второй раз.

Ничего утешительного в этой реальности меня не ждет, разумеется. Аккурат напротив моих глаз — другие. Светло-голубые, причем настолько светлые, что кажутся прихвачены легким морозцем. Ой, мне хана. Что ж так сразу-то?

Хаталь протяжно выдохнул.

— От тебя вчерашним пивом на три сарлега несет так, что сдохнуть можно. Умойся. Как только приведешь себя в порядок, пойдем. До столицы всего восход остался.

И вышел, оставив меня наедине со ржавым тазом, наполненным мутной водой.

Что, и все? Несмотря на злость, впрочем, меня не лишили воды и возможности освежить помятую физиономию. Хаталь, у тебя золотое сердце. Металлическое, маленькое, холодное.

Хотя...

Ты соврал, что не станешь меня вытаскивать из следующей переделки. Что-то не поддаются логике твои решения. Сам кричишь, что все вокруг — не мое и не твое дело, бросить грозишь, и что же? Кого я вижу, едва открываю глаза? Кто орет в питейной так, что уши закладывает? Ох, маг, все же что-то ты делаешь не так. Меня вот всю жизнь учили быть логичной, давить эмоции, совершать поступки, рубить, резать, жечь, не оглядываться. А ты другой какой-то.

Но давить эмоции тоже мастер. В основах дипломатии есть такой обширный подкурс: «Умение держать лицо». Так вот, по твоему лицу ни черта не видно.

Но ничего, я еще и не таких терпеливых из себя выводила.

***

Умывшись холодной водой и почувствовав себя немного лучше, с быстротой беременной черепахи с переломанными ногами спустилась вниз, в питейную, уже фактически ничем, кроме синяков на лице владельца заведения, не напоминавшую о вчерашнем. Разносчица невозмутимо подметала осколки, работая веником не столько по полу, сколько по моим нервам. Вот ведь, красивая, зараза. Даже сквозь пелену боли совершенно неожиданно ловишь себя на зависти к недвусмысленным изгибам ее тела. Ишь, еще и на Хаталя так поглядывает. А ну стоп. Это я его довожу.

Маг занял место за первым столом. Выражение лица сейчас казалось не просто хмурым — черным. Ощущение, что он вчера лягушку проглотил. Или цветок чертополоха. Так и подмывает спросить: ну, как переваривается? Взглянул на меня так, что лучше бы я вовсе со стеной слилась. Или с разносчицей, а? Сердится. На меня напали, между прочим! Маг словно чего-то ждет. И действительно. На стол перед ним хозяин питейной с усмешкой положил моток веревки. Я закачала головой и шагнула назад.

— А тебя никто не спрашивает, риану. Все, что могла, ты уже прошлым восходом сказала, опозорив меня с ног до головы.

Тон его совершенно каменный. И в глазах льда меньше не стало. Я уселась напротив него за стол.

— Хаталь. Не нужно так, я прошу тебя.

Он усмехнулся. Зло и враждебно. Вытянул обе мои руки над столом, как и прежде, одной рукой ухватил оба запястья.

— Нет.

Мертвая хватка. Говорить бесполезно. Но я посмотрела ему в глаза. А там плескался ад, там не было ни капли жалости. Я рванулась вперед, через стол, пытаясь свалить Хаталя со скамьи. И даже добилась успеха. Да только он ухватил меня и стянул на пол. Дальнейшая мелкая возня бесполезна. Он уселся верхом, прижимая обе руки к полу. И снова мне в глаза упала светлая, как сама Эда, челка. В этой дикой близости не осталось почему-то воли к сопротивлению. Забыв про веревку, про Донк и Альхау, про дядюшку и маму, слегка дернулась вверх, почти прижимаясь к нему. Показалось, или маг слишком быстро отшатнулся? И я стала спокойна до равнодушия. Не пошевелилась ни когда он переворачивал на живот, ни когда заламывал руки за спину.

Геянса. Дом советника Райндана

Почти медитация. Отпустить ветра, легко опустить носок сапога в пришпиленную летним жаром к земле траву. Ринон спокойно оглядела весь пейзаж, до боли ей знакомый. Уходящую вправо дорожку, ведущую к океану, простую белую дверь двухэтажного дома и вот еще мужчину перед ней. Сердце заколотилось так, словно никогда и не знало двадцати прекрасных спокойных лет. Но Ринон невозмутимо подняла голову и прошла в гостиную.

Она припомнила сентябрьский дождь, закрывший от нее стеной дверь сюда. И как он пронес ее сквозь ливень и оставил тут, дожидаться мига, когда включится свет. И еще как поразило огромное окно во всю стену в спальне и вид на красноватый закат. Припомнила, как он прижимал к себе и шептал: «Только не уходи». А она убежала.

Сорвала со своей шеи ненавистное кольцо, сдерживающее возможность летать и ходить сквозь стены, и ушла. И не было ее полгода. А потом поймал, как ловил всегда, уберег, как уберегал всегда, достал и звезды с небес, и в пыль рассыпался, все преодолел и перевернул, став нужнее всей Вселенной. А теперь сам вынимает душу. Может, так и нужно, а? Не все доказала, не до всего дошла, и сколько бы он не жил с ней, у нее всегда есть собственные надежды, устремления и цели.

Вот с Камнах переговоры, к примеру. Он ей раз сказал, что не будут высокомерные эльфы сотрудничать с планетой пятого уровня — с ее средневековой Килорой, жалкой больной магией Килорой… Но нужно ж из чувства противоречия. И еще из любопытства. Прав ли ты, Райндан? Конечно, прав. Потому еще страшнее эта угроза. Ей бы сейчас кричать: ну как же я, Райндан, как же я без тебя?!

Ринон с великим достоинством атальских императоров прошла в гостиную и села на диван. Прямая и непреклонная. И Райндан вдруг улыбнулся, чувствуя, как сильно задел за живое. Реальность потрескалась, словно стекло от меткого удара. Вот-вот разлетится на куски. Боже, как же ее жаль. Но надо выдержать, в который раз выдержать. Он закрыл дверь и прошел к лестнице, чтобы, опираясь на нее, встать прямо напротив супруги.

— В чем я должна участвовать?

— Встречи с избирателями.

— Тарайна? — назвала она имя родной планеты мужа.

— Не только. Жишот и Фаэтла, ну и Камнах потом.

— На Калате будешь конференцию устраивать? — спросила тихо.

— Отличная идея, кстати. Да, буду, наверное.

— Сколько времени я должна быть рядом?

— Около двух месяцев.

— Хорошо. Мне будет позволено переселиться в комнату дочери до окончания ее каникул?

Ринон наблюдала за ним в этот момент, не отрываясь. Но Райндан не пропустил удара. Он безмятежен.

— Хоть в библиотеку.

Кричать. Выть и бросаться на стены. Сделай что-нибудь, как всегда делал! Но он недвижим. И вьющиеся вокруг него потоки, его, живого, потоки, многоцветные, зажглись ярче. Ринон могла бы взять их в охапку и разметать тут все. Лестницу — в щепки, диван пустить в воздух лоскутами и ошметками, и окна — скользкими льдинками осколков, светящихся в лучах Ниар. Но не стала.

— Это все? Тогда, извини, господин, у меня есть дела. К которому часу я должна быть?

— Завтра к ужину, — сказал он уже немного растерянно.

Ринон встала, тряхнула рыжими кудрями, посмотрела на упавшую челку и однобоко усмехнулась. И Райндан понял: сейчас что-то будет. Кажется, его великолепная жена все будет делать назло. О, она вспомнит каждую мелочь, которая его выводит из себя. Советник закрыл глаза. Прощаясь с любимыми рыжими кудрями.

Геянса. Ангары

Неофициальный визит. Эйет сел на ровную решетку ангара. Там, где она заканчивалась, в воду, уже опустился огромный космолет, и команда медленно покидала его. Люди в серой военной форме расходились кто-куда, обнимали встречающих, вползали в собственные транспортные средства, кричали от восторга, принимая цветы. Ну да. Корабля посла Яна не было на Геянсе почти год.

Вышел последним. Рыжий, заспанный, тощий бывший помощник посла. Встал у трапа, оглядывая пустой ангар, ряды судов, уходящую в недоступные высоты даль за прозрачным потолком. Сощурился, потянулся и стал спускаться. И вот тогда Райндан вышел из эйета и встал у него на пути. Пожалуй, на советника нечасто удается глядеть сверху вниз. Может, поэтому счастье, засветившееся в глазах Яна при встрече со старым другом, более нигде не отразилось. Пока не поравнялся с ним.

— Господин советник. Чем обязан?

Райндан улыбнулся.

— Я собираю команду «Антарры», Ян. Всех, кто был со мной на Килоре на этом судне. Поможешь?

— У тебя прямо особая любовь к предисловиям, — усмехнулся рыжий.

Серые глаза засияли ярче обычного. Райндан схватил друга и тряхнул. Можно бы и обнять, да все же вечная оглядка на отсутствие малейшего компромата останавливает.

— Ян. Мы с тобой тысячу лет не летали. И сам я уже засиделся. Хочу.

— Хочешь — получишь, советник. А чего ты один?

Райндан спешно отвел глаза.

— Ааа… Режим «Всесильная Наджелайна» включен?

— Хуже. Поехали ко мне, расскажу по дороге. Там и душ примешь, идет?

— Ты торопишься. С ней все совсем плохо? А Рианони?

Ян увидел ответы и без слов.

— Райндан, что происходит? Ты соображаешь, что творится? Кто мог сразу обеих отнять?

— Это какая-то очень могущественная и очень страшная зараза. Но, судя по информации от Дохорна и еще судя по тому, что чувствую, Рианони жива и пока не попалась.

— То есть, ты не знаешь, что с ней точно. Ну дела. А Ринон, наверное, уже ищет ее.

Райндан покачал головой.

— Все очень плохо, Ян. Если в ближайшее время Ринон не отключит свой любимый режим, то я пропал.

Килора. Донк

Села у арага, прислонилась к нему, царапая ладони об жесткую кору. Я бы, верно, сильно рассердилась, если б не увидела снова чуда. Все же Хаталь не плохой. Что бы он там ни говорил, делает все время нечто противоположное. Вот и сейчас, развел костер, снова я увидела, как он шепчет слова на своем странном языке. Огонь вспыхнул, послушный силе. Словно сполох на поверхности звезды. Красиво, как-то сразу.

А маг раскрыл ладонь, на которой затанцевало пламя. Долго и с удовольствием смотрел в него. Послушные стихии дарят успокоение. Не то, что непослушная риану, да? На секунду маг закрыл глаза и даже чуть видно улыбнулся. А мое тело снова заныло от предвкушения и еще чего-то. Желания продлить ощущение чуда — улыбающегося Хаталя. А потом маг сжал кулак, и огонь растворился, исчез. Жаль. Он сел на бревно возле расходящегося треском костра.

— Эй, риану. Иди сюда.

Я фыркнула было, но он подергал за веревку.

— Да не упрямься, я тебя напоить хочу.

Пить действительно хотелось сильно. Даже самое первое мое похмелье было отмечено дикой жаждой поутру. Что уж говорить по вчерашнее пиво. Еще и с ударом по голове. Таблетку бы.

— Развяжи, — все же решила я поставить условие.

— Ты наказана.

Теперь я зарычала, заставив его весело рассмеяться. Еще раз увидев и невероятно красивую улыбку, и синий свет в обычно холодных глазах.

— Это вместо того, чтобы бросить тебя на полдороге. Алтасаф, какая же ты смешная, когда не знаешь, что ответить. Ну, иди же.

Он вынул из сумки что-то вроде деревянной фляги. Глубоко несчастно вздохнув, я подошла ближе и плюхнулась рядом, едва ли не на острые колени растерявшегося мага. Напоил, причем совершенно безэмоционально. И плевать хотел, что я часто дышу, отдергиваюсь. Чуть горьковатая жидкость, похожая на чай, все же подарила долгожданное облегчение. Я сползла на мох, прикрывая глаза.

— Кто тебя ударил, помнишь? — вывел из временного спокойствия маг.

— Да. У него такой темный шелковый плащ. Заметный. С капюшоном. Голова в нем смотрится, словно он — кобра.

Хаталь усмехнулся очень зло.

— Знакомься. Некромант императора Донка. Придворный.

— Что, как Кайдар дяди Дохорна?

— Не совсем. Атальский император с Кайдаром советуется, к тому же, насколько мне известно, Кайдар приобретает все большую ценность, как Всекилорский совет магии. Ведь… Шакир тоже советуется с Кайдаром. Атал и Шакир — это большая сила. Два сильнейших государства. А вот некроманты Элао Леку служат. Пресмыкаются. Им больше проявить себя негде. Шакир всю непонятную магию гонит. Казнит всех, у кого сила темна, или недостаточно хороша, или неясна. Вот некроманты и наводнили Альхау. И ради своего повелителя они на все готовы. Чем мы ближе к столице, тем опаснее. Но выбора нет. Только из Альхау можно уплыть к твоему дядюшке.

Я вздохнула. И зачем же ты тогда рискуешь?

И вдруг увидела сжатые в кулаки ладони Хаталя. Почему я до сих пор не обращала внимания на них? Костяшки побелели, как и кожа под многочисленными браслетами. На правой руке это — скопление узелков, веревочек, редкие бусины, а на левой — одно массивное гладкое кожаное украшение. Я вспомнила про гладкие серебряные браслеты дяди Дохорна, под которыми он скрывает шрамы. Что ты скрываешь?

Маг, тебе прямо задать вопрос? Не думаю. Отчего ты так прекрасен, так ядовит и так скрытен? Раскройся, ведь я не укушу… Или укушу? Вот там, за шею. Нежно-нежно.

— Чему ты улыбаешься, риану?

— Кто такой Алтасаф?

Он улыбнулся вслед за мной.

— Бог мертвых.

— Мертвых? Почему ты ему поклоняешься?

— Ну… Однажды я решил, что умер. Когда реки тех, кто питал, пересыхают, чувствуешь, что тебя больше нет. Гораздо более отчетливо, чем если в тело вонзается меч.

— То есть, ты со мной идешь...

— Да, и потому, что мне все равно, куда идти. Меня нет. Очень давно. А с тобой — это хлопотно, но весело.

Меня нет. Так просто, словно само собой разумеется.

— Ну что ты скисла, риану? Давай, вспомни про свой морковий подсумник. Или как там его...

— Тебе больно, — сказала я возмущенно.

Хаталь фыркнул.

— Нашла, о чем думать.

Он раздраженно, одним нетерпеливым словом загасил костер. Огня просто не стало. А затем схватил меня под руку и грубо скомандовал:

— Пошли. Заболтались что-то.

Геянса. Президентские башни

Ринон это уже делала, и не один раз. Правда, тогда был другой президент и другие причины взлетать на высоченную башню и смотреть из стеклянного кабинета, встав как раз за массивным столом, на утопающий в огнях город. Сумерки. Пока неразличимы вдалеке огни моста через широченный поток. Река завораживает. Ринон смотрела вдаль, пока увидела в отражении рядом с собой — гибкую тонкую фигуру действующего президента Содружества Одиннадцати Планет. Они никогда не были друзьями. Соперники и враги. Но до жути, до боли честные с собой и друг с другом. Смысла врать нет.

— Вот так сюрприз. Ринон. А через дверь не хочешь зайти? Тебя бы пропустили и так.

Ринон обернулась, и Валайяр с некоторым ужасом обнаружил застывшие в глазах невозмутимого посла слезы… Впрочем, про себя президент называл жену Райндана только «послицей», что очень гармонировало нынче с ее упрямством. Пришлось усмехнуться, сощуриваясь. Ход конем, дорогая. Все еще не понимаешь, с чего Райндан стал невыносимо суров? А говорить, как всегда, не можешь. Валайяр ядовито улыбнулся, предвкушая немного удовольствия от внеочередного удара по Ринон. Хоть по щекам нахлестать, раз не выиграть главный приз.

— Ну, Ринон, что случилось? Платочек? Бруга, может? — притворно сочувственно начал было президент.

Каменная Наджелайна всхлипнула. Всхлипнула? Все боги Вселенной, наверное, попадали в обморок. Валайяр с невероятной поспешностью достал из нижнего ящика бутылку и стакан. Плеснул сероватой жидкости и подал ненавистной жене любимого советника.

— Слушай, перестань, Наджелайна. У меня сегодня и так два посла уволилось и еще кандидаты в президенты лютуют, а уж если ты зарыдаешь, то все, считай, мир рухнул.

Ринон поджала губы, стараясь не рассмеяться.

— Хорошенькая у меня репутация.

Она глотнула любимого Райнданова напитка и закашлялась.

— Ну и гадость.

— А то. Это ограниченная серия — настойка хренорепника в основе. С добавлением морщевика. Грибозавр с трех глотков дохнет.

— Да брось сказки рассказывать, станет грибозавр это пить, еще и глотками.

— Ладно, дракон с бутылки в обморок падает. Ну, чего пришла? Никак, пожаловаться на тяжелую семейную жизнь?

— Объясни мне что-нибудь.

— У-у-у-у! Ты растешь на глазах, Ринон. Почему и что я тебе должен объяснять, а?

Женщина тихонько вздохнула.

— Потому, что я его просто прибью, если все останется, как есть.

— Какое мне дело до ваших отношений? И уж тем более — до их разрушения?

— Он просил меня помочь. Сказал, что не справится. Не понимаю. Есть ли во Вселенной хоть что-то, с чем Райндан не может справиться?

— Ты, — спокойно ответил Валайяр. — Ты — это то, что все может разрушить в мгновение ока. Все, чего достиг. Все, на чем стоит. Не будь тебя, я бы уже давно ушел, освободив ему место. Но ты есть, с этим необходимо считаться.

— Но при чем тут я? Речь шла о внешней угрозе.

Валайяр вздохнул и покачал головой:

— Ослица. Тебе уже не шестнадцать, но ты по-прежнему килорская риану, — он приземлился на кресло и устало притянул к себе бутылку.

Хорошенько встряхнул и сделал из нее большой глоток.

— Ох, будь у меня хотя бы шанс, один дурацкий шанс что-нибудь сделать с этой больной привязанностью, ох, мы бы завертели эти миры, ох, сколько бы сбылось! Но ты есть. Черт возьми, не делай вид, что тебя нет!

Он хватил кулаком по столу.

Ринон неожиданно дрогнула и отскочила. Валайяр тут же недобро усмехнулся, как и всегда, совершенно спокойно откинул на спину волосы и распрямился.

— Ты его ослабляешь, лишаешь всех сил, каких возможно лишить. А уж если он проиграет, Ринон, то готовься, мир твой пойдет с молотка. Мир твой будет колонией. И хорошо, если Геянсы, а не Камнах. Хочешь знать, что высокомерные эльфы сделают с Килорой с помощью своих высочайших технологий? А все из-за того, что одна маленькая рыжая женщина вместо того, чтобы услышать просьбу о помощи и помочь, пытается… А, ладно, что с тобой говорить! Опять ведь все одно за свое примешься. Что ты умеешь, кроме как рушить?

Валайяр глотнул еще бруга. Ринон неожиданно выдрала бутылку у него из рук и приложилась сама, сделав один, два, три глотка.

— Я тебе эйет с охраной дам, не ходи одна. И старайся не летать. Собьют. В игре больно ставки высоки. Будь послушной девочкой, вернись домой.

Ринон поставила бутылку и кивнула.

— Зачем мне охрана?

— Чтобы пристрелить раньше, чем я до тебя доберусь, если ты все же своего добьешься, Наджелайна.

Ринон усмехнулась. Шутка была хороша. Шутка в шутке почти присутствовала.