31. Загляни в глаза своим желаниям

Килора. Акар

Мы перешли в другую хижину, где уже был накрыт длинный стол, уставленный простыми блюдами. Да уж, не поскупились акарийцы. Дождь, наверное, очень ждали. Ну, разумеется, почти все — с мясом. Опять — дым. Ненавижу.

Едва войдя, я перехватила почти приветливый взгляд Оргейна. Он даже улыбнулся, кажется. Да только мой стихийник с той стороны стола поглядел так, словно вот сейчас сына правителя разорвет голыми руками. Я решила не смотреть на обоих. Да только удастся мне, как же. Где там был самоконтроль-то? А, извините, у него опять срочные перелеты: рейс с острова «Неконтролируемое желание» до острова «Имей совесть». Я сдула со лба мокрую после перехода под ливнем челку, но она оказалась куда прилипчивее и упрямее. Не задумываясь, что мой жест вызовет бурю эмоций и действий, убрала ее назад правой рукой, той самой, с браслетом. И перехватила откровенно испуганный, даже нет, ошеломленный взгляд своего мага. Он сначала встал со своего места рядом с Вигру, а затем снова сел. Краска сошла с его лица, и хотелось бы успокоить, да я даже не понимаю, что творится. Может, на мне змея? По крайней мере, это объяснение. Или… Я — труп? Посмотрела на свои руки. Нет, все такие же белые, с чуть розоватыми ладонями.

А старец поднял кубок в воцарившейся тишине.

— Итак, пришло время дождя. Отпразднуем же.

Совершенно не обращая внимания на сидящих за столом, вконец разволновавшийся Хаталь покинул свое место и быстро-быстро подошел ко мне.

— Риану. Откуда это у тебя?

Он грубо задрал мою руку вверх, указывая на браслет. Уф. Всего-то. Не труп. Но в синих глазах острыми бритвами снова танцуют льдинки. Я готова быть порезана ими. Но за что?

— Архатри подарила.

Маг оглянулся к хозяйке. А она уже заняла место за спиной Вигру и обняла его.

— Я не только дурак, я еще и доверчивый. Да, правитель?

К моему несказанному удивлению, Вигру, сверкнув из-под бровей злыми глазами, вынул из складок одежд такой же тонкий зеленый браслет.

— Это за Оксу, маг. Желаю тебе навсегда быть на привязи.

Маг подошел к столу, на который легло кольцо, медленно, словно против воли. И вдруг поняла. Привязь — это я. Перелетев через весь зал, повисла на Хатале.

— Не надо. Не надо.

Маг расцепил мои пальцы, сомкнутые так крепко, как только возможно, отстранился.

— Чего — не надо? Ты не этого хочешь? Не очередной игрушки, а?

— Нет. Так — не хочу. С тобой так — не хочу.

Хаталь нахмурился, посмотрев на меня как-то по-новому. Все еще прорезая меня, водя лезвиями своих льдинок по совершенно беззащитной коже. Почему — так? Только я добилась хоть чего-то, а чья-то чужая, морщинистая рука отняла у меня тот миг над обрывом, уничтожила хрупкое доверие. Вигру взял и все-все растоптал. За что? Хаталь легонько толкнул от себя. А я не выдержала перенапряжения. Из глаз покатились слезы.

— Риану?

Я согнулась, падая на пол, и плевать, что выгляжу жалко. Вообще на все плевать. Не хочу. Против его воли — не хочу. В горячке попыталась снять с себя браслет, что у меня, понятное дело, не получилось. Ударила кулаками в деревянный пол.

— Риану, что с тобой?

— Не хочу так, понимаешь, не хочу. Не надо мне тебя — без тебя, Хаталь.

Маг опустился на пол со мной. А я, что я? Подняла на него заплаканные глаза. Да что за глупость? Чем я заболела? Почему мне важны его мотивы? Так важны, что я бы сейчас себе руку с этим проклятым браслетом отрубила, не задумываясь. И главное, веду себя, как килорянка. Что мне эти знаки? Что вся эта магия. Я же пилот. Геянсанский недоученный пилот. Не тут я… Не выходит выныривать. Завязла Килоре. И в глазах твоих беспощадных совсем потонула. Хаталь.

— Сними, — попросила я вовсе жалобно.

— Это невозможно, риану. Ты в ловушке.

— Не ходи за мной туда. Оставь так.

Но Хаталю подали второе кольцо. Он принял, сжал так, что, казалось, сейчас из-под пальцев — пыль.

— Нельзя — так, — сообщил он.

— Я нужна тебе?

Хаталь закрыл глаза. Больно. Ему так больно, что выть хочется.

— Зачем ты упрямишься?

— Я не знаю, что это. Но у меня чувство неотвратимости, Хаталь. Ненатуральности происходящего...

— Просто сила, Рианони. Просто сила. И это — те самые Акелары, которые ты...

Я закрыла голову руками.

— Да чтоб они сгорели, эти шахматы. Просто сила, да? А почему у тебя такой вид, словно ты себя на вечные муки обрекаешь, а? Кто такая Окса?

— Окса — дочь Вигру. Я… не захотел быть с ней. Вигру считает, что ты — мое наказание именно за это. Может, оно и правда. С тобой очень трудно. Правда, без тебя… тоже нелегко.

Я мгновенно встала. Все, чего добилась: «Тоже нелегко». А на что ты рассчитывала? На прямой ответ? Попятилась, закусывая губы. Смотря с ужасом, как Хаталь надевает на свое запястье пару моему украшению. Оно крепко облепило руку под тонкими браслетами из многочисленных веревочек и бусин.

Маг вдруг расхохотался.

— Вигру, не светятся! Руны пусты!

Свет. Он разлетелся от моего Акелара невероятно яркой вспышкой, заполнив собой все, зал потонул в свете. Маг зажмурился. Что это за древние руны, за свет? Говорящий с ветрами не ответил. Он чуть слышно зарычал и быстро вышел из дома Вигру. Где-то далеко хлопнула дверь, и еще — был слышен дождь. А меня окружили женщины. Они неожиданно стали напевать что-то ласковое, кто-то принес небольшой кубок с вином. Архатри погладила по голове… Я послушно выпила, что налили. Уже все равно.

***

Вигру нашел его смотрящим с обрыва, промокшим, вглядывающимся в руны. Хаталь оглянулся.

— Знаешь, я даже не сержусь, Вигру. Но это все удивительно, что так.

— Чего тут удивляться, Хаталь? Вероятно, даже плетущему наши потоки Светлому надоело. Вспомни себя еще нукар назад. Эта сладка как мед, настоящая рабыня, ни капли самостоятельности. Та при виде меча в обморок падает, о магии с ней и заговорить страшно. Кто в ужасе прибегал ко мне и рассказывал, что хочет не женщин, а с ветрами говорить? Ну, договорился. Допривередничался. Получай.

— Получил. Спасибо. Но так ли это все страшно? Я действительно раздумывал, хочу ли проверить. А теперь знаю точно — мое. Недостижимое, страшное, но мое.

— Ты с ней уже почти период. И, вижу, не можешь выкинуть ее из головы. Зацепила она тебя своими звездами, за живое задела. Зато ты получишь риану, Хаталь. Настоящую. И все, о чем мечтал. Спокойствие и ветра. Кто посмеет тебя тронуть, если ты — избранник риану Атала? Да еще такой риану. Которой палец не то что в рот положить, показать страшновато.

Говорящий с ветрами покачал головой. Высеченные на браслете руны — слишком сильны даже для него. Назад пути не будет. Снимешь ты его или нет, древняя магия уже дала тебе знать, кто ты и что делаешь в этой Вселенной. И с кем.

— Нет.

— А что ты теряешь?

— Свободу.

— Нет. Ты-то как раз приобретаешь свободу, мой друг. Свободу творить, не опасаясь магов шакирского Дома Высших Наук, не опасаясь, что тебя поймают и уничтожат только за то, что где-то в Акаре снова пошел дождь. Подумай.

— Я говорил тебе уже.

— Ты ведь помнишь, что ритуал нужно закрепить? — старик, посмеиваясь, сменил тему.

Хаталь расширил глаза.

— Нет. Я к ней не подойду больше. Хватит. Она кусается, царапается… во имя Алтасафа. Нет. И шрамы… Я не хочу, чтобы она до меня дотрагивалась.

«Иначе не смогу уже уйти. Ее пальцы жалят, ее поцелуи заставляют потерять рассудок», — так и не сказал Хаталь.

— Ну, придется сделать так, чтобы она не царапалась и не кусалась. Сонное?

Он вдруг сощурился и тихонько рассмеялся.

— О, да… сделать наконец из этой маленькой колючки донкскую рабыню.

— Зачем? — спросил Вигру. — Чтобы она надоела тебе наконец? Чтобы не чувствовать постоянного напряжения от того, что в тебя вцепятся, и одновременно жаждать этого? Потому что, да, разумеется, это почти невыносимо, но по крайней мере не пресно. Ты хочешь соли и горечи, Хаталь. И терпеть не можешь приторно сладкого. Иди, посмотри, загляни в глаза собственным желаниям.

***

А что было потом? А потом я попыталась проснуться. Но эта гладь, образуемая тихим шепотом Архатри, пелена снов никак не хотела рваться. И к лучшему. Там, за их гранью, я все равно никому не нужна. Передо мной плыли потолок и стены, все смешалось. Я чувствовала где-то рядом тепло от очага, по ногам ползла длинная юбка. В какой-то момент подняла голову, и увидела где-то невероятно далеко свои руки, и все тот же браслет из зеленого камня, и светящиеся на нем древние знаки… Снова провалилась в сон, а вынырнула из него, когда заскрипели половицы… Комната полна свечей, они стоят прямо на полу. Хорошо освещенная, хорошо прогретая.

И хорошо подготовленная, видимо. Я попыталась отойти от гладкой деревяшки столба, к которой почему-то привалилась, и не смогла. Где-то далеко сверху застряли руки. Что-то их держит. Мир по-прежнему качается. Поднимая глаза, я снова вижу руны… и металл.

Вот же проклятье. Чем меня тут опоили, а?

Снова дернулась. Безрезультатно. Сомкнутые самой настоящей цепью запястья где-то невероятно высоко над головой. А ее, голову, приподнимают почему-то дрожащие пальцы. И я вижу совсем рядом полные остроконечных синих льдинок глаза Хаталя. Что остается? Отвернуться, хоть как-то сопротивляться, дать понять, что мне непонятны и противны их ритуалы. Хаталь мучительно медленно проводит по распущенным волосам кончиками пальцев. Он не торопится, ему некуда спешить. Жертва-то вот она, никуда не денется.

— Тебя трясет, риану. Но не это самое дикое. Ты ничего не говоришь. Вот уж воистину чудеса. Не можешь или не хочешь?

Он снова приподнимает мое лицо. Пряные пересохшие губы, о которых я столько грезила, осторожно прикасаются к линии, где заканчивается подбородок. И где кожа особенно тонка и чувствительна. Пальцы фиксируют голову жестко, не давая ни малейшего шанса увернуться. Пальцы… они проникают под волосы, их слишком много. Каждое осторожное прикосновение рождает внутри бурю эмоций. Я взрываюсь сверхновой и распадаюсь под его руками звездной пылью.

— Отпусти.

Все же сказала, выдохнула, простонала.

И еще одно, важнее:

— Не риану.

Хаталь с удовольствием сощурился, и даже ответить поленился. Остановись. Где-то далеко внизу качаются ноги, до которых тоже достало ударной волной. Пальцы поджимаются, и меня уже просто не держит.

Хаталь пытается поставить меня на ноги. Но они гнутся, они не желают действовать. И тогда сверху что-то звенит, и я падаю, вовремя подхваченная им, утопаю в его руках. Маг улыбается. И что-то в этой улыбке кажется не торжествующе-властным, как он хочет показать, а натянутым и чуточку волнующим.

— Отпусти...

Бесполезно. В свете свечей его лицо выглядит странно. Капельки пота застыли на лбу. Хочется их стереть. Протягиваю руку. Железо останавливает.

— Я тебя не выпущу до тех пор, пока не буду уверен, что не уйдешь сама.

Он деловито развязывает тесемки, на которых удерживается это акарийское подобие платья. Проклятье. Я все еще не могу пошевелиться. Не могу сопротивляться не то, что в полную силу, не могу никак… Хаталь находит между плечом и шеей звенящие страстью жилки, заставляя выгибаться, натягиваться струной, то удаляясь от следующего взрыва, то приближаясь к нему.

— Ирилие.

Затем — губы. Кто бы мог подумать, что самая нехитрая ласка так заводит? Это потому, что единственная, на какую я сейчас способна ответить. Я снова взрываюсь, становясь звездным облаком. Еще немного, какие-то сотни миллионов лет, и можно пройти еще цикл и дойти до следующего взрыва. Уже стирающего все.

Платье падает рядом, на пол, где уже покоится шкура серого в пятнах зверя. Все слишком жарко. Свечи, огонь во мне. Говорят, в этом огромном облаке рождаются звезды. Каждая из них гораздо горячее любого пламени на этой планете. Невозможность шевелиться угнетает. И еще, это сонное состояние.

Дыхание Хаталя над самым ухом. Я собираю все силы, чтобы потянуться к нему, вверх, изогнуться и дотронуться губами до выпуклых, твердых мышц на животе. Они похожи на горячие камни. Нагретая в летнее утро твердая поверхность. Он на миг отступает, пытаясь унять сбившееся дыхание.

Дыши, маг. Сейчас я соберу себя по кусочкам и нанесу тебе сокрушительный удар… Внутри снова медленно сжимается огромное облако. Проходя все стадии творения. Скоро оно станет пульсирующей звездой, затем придет и ее черед сжиматься в точку и стать взрывом.

Дыши.

Во взгляде нет больше ни льда, ни насмешки. Я подаюсь вперед всем телом. Чтобы найти тебя. Нет никакого более «отпущу». Ничего нет.

Хаталь целует так, словно это последняя ночь в его жизни. Ласково и жадно, то спускаясь ниже, то поднимаясь выше. Ладони снова и снова проводят по плечам и шее, спускаются к груди, животу, исследуют внутреннюю сторону бедра и переходят к внешней… Я пробую подняться, что наконец получается… И вот мы сидим друг напротив друга, я теряю сон, а он отбрасывает ненавистное железо.

И все… Я нападаю прежде, чем он успевает понять, что случилось. Прыгаю, обнимаю руками, ногами, обвиваю, целую, куда придется. Шея, плечи. И, конечно, туда, на спину, острожными движениями, чтобы увидеть, как его глаза мгновенно становятся аквамаринами. Валю на шкуру резким движением, и секунды не давая, чтобы опомниться. Я рычу диким зверем, требуя взорвать пульсирующую внутри звезду.

И вижу, как, поверженный было, он снова переходит в наступление. Удерживает, вытягивает мои руки, добирается губами до внутренней стороны локтя. Выгибаюсь, снова рычу. Но она не взрывается! Сердце сжимается в невидимом капкане.

Хаталь с силой прижимает меня к шкуре, к раскиданной между нами одежде, и как тогда, у самого Альхау, между нами падает светлая челка. Он ловит поцелуй, а я пытаюсь рычать и вырываться. Ровно до того момента, как где-то далеко внизу, там, где рождается огонь, не происходит столкновения. Хаталь снова прищуривается. Теперь в схватку вступают бедра и ноги.

Недооценил.

Слишком быстро списал противника со счетов, отпустил руки, снова стал гладить и успокаивать. Ох, напрасно. Я обхватила его ногами и рывком села, приближаясь и двигаясь уже сама, прерывая его движения, дополняя их своими, более того, превращая то, что было легкими взмахами, — в тяжелые удары. И снова кончики пальцев туда, к шрамам. Мне нравится растерянное выражение твоего лица, мне нравится, как ты ловишь ртом воздух.

Синие глаза расширяются. Но еще секунда, и берет себя в руки. Быстро. Под спиной — шкура. Тяжелые удары, никакой пощады, потери темпа, ласки, успокоения. Никаких слов.

Только незамутненная, чистая, почти бриллиантовая страсть. Да, там, внутри, так печет. Моя сверхновая дрожит, и уж углерод там точно может стать тверже любого камня. Впрочем, между химией и физикой выбор — за последней. Взрыв настигает неожиданно. Рык обрывается на середине, чтобы превратиться в стон и даже в скулеж.

Сдаюсь.

Впрочем, у победителя в глазах столь явный туман, что кажется, он тоже стал только что звездным облаком.

Космос. Корабль Торноша

Холодно. Ринон сжалась вся, но ни дрожи, ни стука зубов сдержать не могла. Холодно и больно. Кажется, Лотояна изучила все возможные материалы о «послице» и ее страхах. Била наверняка. До боли страшащаяся высоты Ринон помещена на тонкой решетке над огромным грузовым отсеком. А там, внизу, в нескольких десятках сарлегов от нее стоит сотня-друга мертвецов. И даже хорошо, что холодно. Лотояна-то пытается уберечь свое войско от разложения, а Ринон не так пакостно дышать, цепляясь в решетку замерзшими пальцами. Ее никогда не приковывали за шею. Это как-то слишком унизительно для Второй после императора в Атале. Даже будь она триста раз подарена и тысячу раз в рабстве. Тут ей намекают, непрозрачно, что она уже и не человек вовсе. Лишенный способностей убогий мусор, лишь одним ценный для своих мучителей — связью с Райнданом.

Ринон то и дело обхватывает руками холодящий кожу ошейник и пытается рваться с цепи. И еще нога… Торнош не издевался. Его мало заботили человеческие амбиции и чувства. И пытки казались однообразно скучными. А скучным он не занимался. Потому икру ей прострелил почти безучастно. Честно признавшись, что сделал это по приказу. Ну и чтоб не убежала.. Ногу перевязали. Ринон регулярно вливали обезболивающее и меняли повязки. И еще, делали уколы с какой-то темной жидкостью.

Она не подозревала, она знала наверняка, что это такое. Ее готовили в самые опасные трупы во Вселенной.