23. Победить. Проиграть

Килора. Феу

Сама легла на пол, свернулась клубком, как кошка. И во сне мне чудилось, что Хаталь пристально смотрит с нереальной высоты своей скрипучей кровати. Он все еще дергается, хотя уже меньше, гораздо меньше.

Утро мое началось с огромной деревянной ванны, больше похожей на лохань, полной горячей воды, а еще — с шатко приставленной к покосившемуся проему двери. Вчера я так удивилась гневу моего вечно сдержанного мага, что даже не заметила… А ведь действительно, на грохот никто не явился. И сейчас ходят тише мышек.

Ближе к полудню, когда маг нехотя покинул комнату, Ильна принесла тонкое шелковое платье и простенькие туфли. Я поклонилась ей. А сама приникла к окну. На лугу, перед домом Шахалаира, мой Хаталь тренировался с Нийлом, широко занося меч, орудуя со всем возможным отчаянием, пытаясь снять напряжение.

А время неумолимо движется к закату, и становится немного не по себе. Что ж, пора.

Я оделась со всей тщательностью, на какую была способна не дочь советника Райндана, но риану Атала. В принесенном зеркале отразилась именно она. Так недолго и о троне помыслить.

Шелтор — чудо. Зеленое платье легло, будто шито было по моим меркам. Расшитые бисером мягкие туфли — еще один маленький сюрприз от женщины Бренна. Тонкие веревочки и ленты переплели косу, змеей текущую по спине, украсили прическу. Я застыла перед зеркалом, смотря в невероятно широкие глаза отразившейся рядом со мной Ильны.

Склонила голову слегка. И прошла мимо изумленной служанки. Тут, я знаю, встречают по одежке. Да и не только тут. Я вспомнила свой ирокез и совершенно ошалевшее лицо Хаталя. Да, было чему удивиться. Теперь, когда я немного знаю об этом скованном условностями прекрасном мире, становится чуть яснее и собственный путь. Ну вот, к примеру, к лебезящему мастеру, дрожащими руками подносящему мне коробку с шахматами, заказанную вчера.

В доме тоже весело. Все расступаются, кланяются, а я лишь улыбаюсь в ответ.

Обомлевший первый талт, слившийся со стеной за троном, — это что-то. Гораздо интереснее самого Шахалаира, расширившего глаза. Повелитель если и удивился, то лишь ненадолго. В его хищных янтарных глазах засияло торжество. И погасло. Что, риану Атала уже не возьмешь так просто, как какую-то рабыню?

— Храню в сердце.

Я низко поклонилась. Намного ниже, чем могла бы.

— Храню, — эхом откликнулся Шахалаир.

А я придвинула одну из многочисленных валяющихся на полу подушек к самому трону и села у его ног, развернула доску, из которой с грохотом посыпались черные и белые фигуры, а затем стала расставлять их.

— Мой повелитель, — начала я тонко, покорно, стараясь придать своему голосу максимум убеждающей способности, максимум жалости к маленькой бессильной женщине, пришедшей к нему не по собственной воле — из чувства долга перед своим магом.

Я лгу. Отчаянно и немного несуразно. Но так диктует интуиция. Шахалаир любит играть, манипулировать и думает головой. Ему должны понравиться шахматы.

— Мой повелитель. Женщин много. Прехорошеньких — достаточно. А вот в эту в высшей степени интересную игру тебя не научит играть ни одна из них.

Шахалаир прищурился и усмехнулся.

— Ты хитра. А что, если я не захочу играть в твои игры и научу своим?

Попался. Это только кажется, что угрожает. Вот так, тут должна задрожать губа. Нижняя. Самоконтроль. Еще чуть-чуть слез в глаза? Или нет? А вот руки дрожат совсем даже не наигранно.

— Повелитель знает, что тогда вряд ли услышит еще раз сказки мага.

— Ты угрожаешь?

— Призываю подумать. И дать мне небольшой шанс доказать желание развлечь повелителя и...

Я запнулась, потому что сейчас это должно быть настолько искренне, чтобы я сама поверила.

— И желание принадлежать только магу.

Шахалаир расширил глаза, нахмурился на миг, но вдруг улыбнулся. Под ноги ему упала поданная по единому жесту подушка, ка которую он сел по другую сторону шахматной доски.

— Так вот, давай сыграем, повелитель. Скажем, на Акелары.

Он кивнул. И я начала объяснять правила, краем глаза заметив, что Нийл по стенке, по стенке куда-то быстро убегает. Зато вместо него пришли многочисленные обитатели дома. Тронный-то я не зря выбрала, он не запирается. А то приглашали меня в спальню.

Нийл вбежал обратно по лестнице, и я слышала за спиной его шумное дыхание. Близится полночь. Правитель давно перестал тренироваться и теперь стал достойным противником, он думает над каждым ходом, и мне нельзя сейчас ни обернуться, ни проиграть. А спиной чувствую мага. Его напряжение и негодование. Тишина звенит, но нарушить ее не смеет никто. Вокруг нас столпились все обитатели сказочного терема правителя Феу. Даже старый мастер пришел.

Неумолимо бегут часы.

Шахалаир и не думает прекращать. Я даю ему выиграть первую партию. Но он умен, он понимает, что это лишь великодушие. Подогреваю интерес и азарт. Счет не в мою пользу. Напряжение растет. По спине сползает ленивая капля пота. Тонкие шейки пешек в руках хрупки — вот-вот сломаются. Бой проигран, и мои фигуры — черные. Сидеть так, с прямой спиной, в которую, будто острый зонтик, тычется взгляд Хаталя, все сложнее. Но я снова и снова заношу палец над доской и передвигаю коня. Еще немного. Твой ход, мой повелитель.

Ночь постепенно гаснет.

Люди расходятся, за нами остаются только те, кто к этой схватке имеет непосредственное отношение. Я уже почти сдаюсь и засыпаю, когда Ильна открывает ставни, и в окно просачивается свет восстающей звезды. Поднимаю на правителя глаза, от перенапряжения полные слез. Партия закончена. Все белые сметены с доски.

— Рассвет. Я, кажется, обещала тебе ночь, правитель.

Он, не глядя, протягивает руку в пустоту, и на нее тут же ложится бархатный мешочек. Это, видимо, и есть Акелары. Я даже не знаю, как они выглядят, мне неинтересно. Правитель кидает мешок на доску.

Ну а я встаю уже вместе с доской, шатаясь, неся, как на подносе — ему. Ему, который тоже встает с пола, где сидел, прислонившись к стене, все это время. Мы делили это напряжение на двоих или преумножали его? Мне не велено говорить, но я и так не смогла бы ворочать языком. Хаталь — куда сильнее. Он одной рукой сгребает предназначенный ему мешочек, одновременно откидывая на пол доску, а второй приподнимает мне подбородок.

— Выспишься, хочу поговорить с тобой. Риану.

И это уже на весь зал.

***

Риану обвилась вокруг столба с оковами. Уснула в платье, видимо, подумав, что эта тряпка выполнила свою большую роль в ее маленьком спектакле. А вот к Хаталю сон не шел. Было, о чем поразмыслить. О, да, он на всю жизнь запомнил, что с правителями играть — себе дороже. Что, впрочем, только распаляло. Уж в чем, а в играх его риану была искушена, как никто другой. И, надо же, ведь весь этот огромный дом-муравейник убедила в своей невероятной преданности дикому магу, всех перехитрила. И только он знает, что сломала, по всем ранам прошлась, все на свете открыла.

А почему взбесился? Чего вот стоило сказать с презрением: «Риану, вы делаете, что желаете». Или нет, даже — что считаете правильным.

Хаталя выламывало от того, что она совершенно серьезно решила возлежать тут с правителем. Хотелось сжечь: Феу, Шахалаира, Нийла, Рианони и себя впридачу. А больнее, страшнее всего — от того, что все полунамеки, случайные прикосновения, поцелуи, слова — ложь и ничего не значило. И можно легко пожертвовать чувствами какого-то там медленно, но неотвратимо раскрывающего лепестки эпифиллума. Очередного, да. Просто еще развлечение. Он думал, что поседеет.

Сколько раз говорил себе, что никогда и ни к кому больше не будет привязываться, что не даст никому упасть туда, где темно и страшно, где шепчут ветра. И вот Рианони нырнула на глубину. Вместе со всеми своими звездами и некромантами. А он понял, только когда начала выламывать ему ребра. Разворачивать грудную клетку. Погляди, маг, оно еще бьется, оно живое, как бы ты его не прятал, куда бы ты его не запихал, сколько бы слоев брони не навесил сверху.

Демон тебя раздери, Рианони. Как же ты невероятно злишь! Зачем тебе живой маг, что ты хочешь от него — живого? Учитывая, что сама — мертвая. Сродни тем, кого можешь упокоить прикосновением. Ни чувств, ни ярости, ни… Алтасаф спаси, ревности? Только бесконечные игры. Правительница, мать ее.

Ну ничего. Ничего, риану. Ты у меня тоже оживешь. Руки трясутся от невыносимого желания просто придушить. К горлу аж тошнота поступает. Я тебя достану, девочка.

Проснувшись, я не увидела мага в комнате, чему изрядно удивилась. А где же мой ад и демоны? Успела позавтракать, вернее, пообедать, порасспрашивать служанок, но так и не нашла своего мага. Потому снова свернулась клубком на шкуре у столба и задремала.

Раскрыв глаза, я обнаружила Хаталя сидящим передо мной на корточках. В комнате тихо и светло. Дверь уже привесили на место, а я и не проснулась. Окно раскрыто, впуская свет Эды. Я хотела бы спросить, сколько времени спала, но вовремя осеклась. Надо выдержать эти два остающихся дня. Иначе их будет больше.

Хаталь прищурился, улыбаясь. Зло, ядовито. Совсем не так, как там, в лесу. Кажется, мне снова хана. Надо признать, сама напросилась. Да только к такой хане я готова не была нисколько. Маг рывком поднял меня, оттягивая голову за порядком растрепавшуюся косу назад, заставляя посмотреть в очередной раз на танец острых льдинок в его глазах. Они впивались под кожу. А лицо его приблизилось. Я приоткрыла губы, чтобы тихонько охнуть от боли, да не успела. Хаталь впился в них самым жутким из поцелуев. Грубость, от которой, как ни странно, еще быстрее и активнее заплясали свой привычный танец мурашки. Покусывания, от которых потом губы будут нещадно саднить, и еще — наказание. Почему так, маг? Но провел по границе верхней губы кончиком языка, нежно, дразня, заставляя снова раскрыться навстречу… И впился сильнее прежнего. Самое паршивое, никакого насилия не было. Трясло вовсе не от ужаса — от желания. Напоследок почти до крови, до всхлипа прикусив, отпустил. Я уперлась лбом в проклятущий столб, зазвенев висящими сверху цепями.

— Храню в сердце, риану, — он зло усмехнулся. — Мы с вами, кажется, планировали говорить. Но говорить буду я. А вы — будущая правительница Атала, слушать. Это, разумеется, непривычно для вас. Но придется. Сейчас я уйду. Думаю, что надолго. Я, кажется, должен вам платье, не так ли? Но… Не могу быть полностью уверен в том, что вы меня дождетесь тут. Потому у меня для вас сюрприз.

Я попятилась, когда маг снял цепи с крюка. Закачала головой. Хаталь выбрал вовсе не страшные оковы, но само осознание железа, прикасающегося к коже… Хотелось убежать. Маг поймал одно мое запястье и спокойно, легко сомкнул на нем толстый, истертый массивный браслет, черный, как иная ночь в космическом пространстве. Цепь обернута вокруг, чтоб он провалился, столба. Полметра длиной, действительно, не страшная. И тут — великодушие. Смешно прямо.

Второму браслету я даже не воспротивилась. Только дернулась, когда он чуть защемил кожу на запястье.

— Риану наверняка не носила до сих пор железа. Ну так предупреждаю, с непривычки очень легко истереть руки, вырываясь. Так что поберегите себя. Сидите тихо.

Я снова ткнулась лбом в столб. Хаталь приподнял голову за подбородок. Глаза невозможно злы, снова почти белы, прозрачны. Он теряет связь с реальностью. А губы смеются, растягиваясь в ухмылку, от которой бы сейчас скрылась, до самого Атала бежала б.

— Если не ошибаюсь, моя риану хотела поразвлечься со своим магом? Целовала его вот трижды — сама. Хотела, а? Да. Ну что ж, смею ли я противоречить? Воля ваша, риану, хотели — получите.