4. Спутница

Килора. Донк

Под ногами попадалось все больше паршивых колющих веток. Он не старался хоть немного облегчить мне этот бег с препятствиями. Постоянно дергал веревку. Но шли мы все равно по-черепашьи. Лес окружал со всех сторон своей невидимой магией, живое шелестело, ползало, ходило вокруг, и Хаталь выбирал все более опасные и зыбкие тропы, полные слизней и гусениц.

В очередной раз дернув веревку — у нас, по-моему, явно сложилась традиция перетягивания каната, я осведомилась:

— Эй, у тебя когда плохое настроение, ты так лечишься? Если у вас депрессия, свяжите девушку, и все в порядке!

— Ты — не девушка.

— Ну, разумеется, кого хочешь можно в мешковину обрядить и назвать пугалом. Чего уж там, действительно, церемониться. О, я вижу, Хаталь, ты снова надулся. Не мужчина, а морской еж!

Я надула щеки, как только он обернулся. Маг покачал головой. И вынес вердикт:

— Невыносима.

— Может, это у тебя руки не такие крепкие, чтоб вынести?

— Нет, это у кого угодно голова будет некрепкая после твоего зудения. Замолчи. Ну и к тому же, никто на мои руки пока не жаловался.

— Ну да, если повар готовит ядовитую рыбу, жаловаться на блюдо просто некому.

— Алтасаф спаси. Что за несносная девчонка?

— Учитывая, что уже почти сутки голодаю, кто угодно будет несносен.

— Неужели в тебе даже есть что-то человеческое! Желудок!

— Нет, еще некоторые части имеются. Не все, конечно.

— Слушай, риану, у нас с тобой припасов восхода на два — если будем бережливы. Поэтому мы сейчас пойдем, тут есть озеро недалеко, около него травы как раз много, веток нет. Расслабишься. Я тебя накормлю и даже, возможно, костер разведу. Но при одном условии: молчать. Одно слово — и можешь хоть десять восходов голодать.

Я пожала плечами и улыбнулась, чуть обнажая клыки:

— Договорились.

***

Около маленького, похожего на синее блюдце озера и впрямь хорошо. Гладкая трава, похожая на осоку, из близкого леса немного тянет грибами. Такой неуловимый знакомый запах. И еще вот — настоящая елка. Раскинула лапы и колючие украшения — тонкие мелкие иголки. Даже захотелось руку протянуть.

— Ты что? Риану! У ршата даже иголки ядовитые. Гляди!

Обычно сдержанный на эмоции похититель разволновался так, что даже не поскупился на взмах мечом. На срезе ветки выступил молочно-белый сок, словно это не ель, а монстера какая-нибудь. Хаталь притянул меня к ближайшему неядовитому, как видно, дереву, и наскоро обвязал вокруг него веревку-поводок.

— А если развяжу?

— Ну давай, покажи спектакль. По иголочкам ршата убегать-то будешь? Килорскую растительность знаешь хорошо?

Маг утопал в лес. За дровами, не иначе.

Странный он. С ним водит дружбу, похоже, каждый работорговец в Донке. Но если он не продавал, то что делал? Покупал? Покупал, и что? Выпускал? Или убивал? Раз у него нет ни одного раба.

Из чащи раздался хруст. Хаталь появился с охапкой хвороста.

— Ну, костер сумеешь развести?

Кивнула.

— Что, императорских наследников учат выживать при потере трона? Что-то новенькое.

— Нет. Просто дядя Дохорн иногда с собой брал в пустыню. И еще на третьем курсе были подобные уроки. Не все забыла. Ааа, прости, откуда ж тебе знать. Я учусь в космическом училище, это на Геянсе.

— То есть вас там учат с неба падать на землю и приземляться в чью-нибудь пещеру носом, — не унимался Хаталь.

Затем он опять ушел в лес. И снова вернулся с дровами. Но на этот раз принес еще тонких веток с обилием листвы и бросил возле меня.

— Постель устроишь. А то ведь я тебя за ветками-то не пущу. Ну, что уставилась?

— А ты там грибов не находил? Уж больно пахнет хорошо, палой листвой и грибами. Сам принюхайся.

— Вот ведь пугало! Откуда ты знаешь, как грибы пахнут?

— Дядя Дохорн...

— Ладно, посмотрю сейчас.

Он вдруг улыбнулся. Совершенно неожиданно и искренне. Искренне, главное. Словно внутри зажгли малюсенькую лампочку. И погас сразу же. Подошел ко мне и деловито стал развязывать узлы на руках. Меня даже шатнуло, настолько занемели верхние конечности.

Хаталь сложил мелкие бревнышки и ветки в костер, который на Геянсе специалисты по выживанию именуют не иначе, как «шалаш». Говорят, такой разгорается моментом, но быстро прогорает. Впрочем, выбор тут невелик, больших бревен найти почти невозможно.

Закончив укладку, Хаталь что-то тихо зашептал над деревом, и оно моментально вспыхнуло.

— Грейся, — разрешил он. — Пока молчишь.

Еще через несколько минут он вернулся из леса с руками, полными толстых крепких грибов с тугими коричневыми шляпками.

— Не промах твой дядя.

Усмехнуться. День был долгим, и в сгущающихся сумерках страшно захотелось спать. Поэтому я быстро, как могла, уложила ветки в подобие постели и мгновенно повалилась на них.

***

Первое, что я увидела, раскрыв глаза, — низкое небо, полное звезд. Оторвать от него взгляд по собственной воле — невозможно. Но кто-то дернул плечо.

— Эй, риану, тебе особое приглашение к ужину нужно?

Хаталь сел около меня, поджав под себя босые ноги, и теперь спокойно ломал краюху серого круглого хлеба на двоих.

— Ржаной, — осведомила я, почувствовав запах.

С огня снят и подан мне прут с нанизанными на него грибами и какими-то листьями. На секунду его тонкие пальцы соприкоснулись с моими. Без гнева, без страха… И в этот миг что-то произошло. Раздался тихий шепот на неясном языке, больше похожий на шипение. Как если бы кусочек масла положили в разогретую сковородку. Налетел ветер, от озера поднялся зеленый дым и отчетливо по ногам дохнуло холодом.

Хаталь поглядел по сторонам, откинув хлеб, а правую руку потянул за спину — к мечу.

Голоса зашептали отчетливее и громче, в их хоре словно прибавилось голосов. Мокрые травы стали синими, как качающееся над головой небо. А зеленый дым, словно краска, лег на них.

Шептало, видно, озеро. Непонятный язык становился все явственнее, все точнее различались звуки и тени звуков, и эхо, и вибрация. Меня звало туда.

Дым взвился дорожкой у ног, зазывая к озеру. Черная поверхность точеного блюдца замерцала в свете красной луны. Что ж, надо идти, раз зовут.

И я пошла.

С каждым шагом колыхались волны на поверхности черноты, и все яснее становился путь. В длинной траве можно запутаться, но босые ноги — они чувствительнее. Что от меня хотят? Нырнуть?

Берега не стало. Трава просто обрывалась в пустоту. Я взглянула вниз. И снова стали шептать вокруг, снова что-то произошло.

— Риану! — позвал наконец вырвавшийся из оцепенения Хаталь.

— Да в чем дело? Ты же хотел от меня избавиться?

— Риану, отойди оттуда!

Маг почти рычал. Ветер стал сильнее. Растрепал волосы сзади.

Страшновато. Там, в глубине, мерцает что-то зеленое. Если это видно сквозь воду, то должно быть как минимум сверхмощными лампами. Хорошая подсветка. Никакой мистики. Сейчас я узнаю, что там.

Я скинула с себя мешковину одним движением, готовая нырять. Хаталь, в одну секунду оказавшийсмя рядом, вздумал поймать. Интересно, чего это он вдруг? Моя рука скользнула в считанных миллиметрах от его ладони. И я упала в озеро.

— Риану, стой!

Вернее, получилось — на озеро. Тихая мелодия, кажется, чья-то дудочка… Снова шепот. Маг дернулся было за мной, но почему-то не смог сойти к воде. Он рычал. Вокруг потоками, искрами, фейерверками взвились огоньки. Они оплетали границы берега, не пересекая границы воды. Маг топнул ногой от возмущения.

— Риану!

А я дошла до середины плоской черной тарелки и посмотрела вниз.

Поднимался он. Являя всю свою ядовитую мощь, окруженный брызгами и людскими страхами. Вынырнул, расправляя невероятно сильные, готовые летать кожистые крылья. И завис прямо надо мной, обрызгав лишь немного. Из его глаз, вернее, провалов вместо глаз, валил клубами зеленый дым. Пасть приоткрылась, и появился на свет черный раздвоенный язык. Я поняла — дракон мертв.

Все еще в каком-то трансе подняла голову, чтобы заглянуть в его глаза. Отцу и матери живые драконы дали потоки — силу, с которой невозможно спорить. Что же делает мертвый дракон?

Шепот снова усилился.

Дым обвил меня всю. С головы до ног. Кажется, я полетела вверх, над озером, чтобы спокойно приземлиться на траву у самой чащи.

Он выполз из могилы, тяжелыми шагами, натужно переставляя тяжелые блестящие лапы, подошел ко мне и склонил морду. На носу не осталось кожи, она истлела, а кость, похожая на гладкий белый камень, нисколько не противна. Я положила на эту кость руку и почувствовала в глубине себя мысленную улыбку.

Теперь — заглянуть ему в глаза. Там нет зрачков, но это неважно. Там осталась душа.

«Видишь — уничтожай», — пронеслось в голове.

А затем погасло все разом.

Дым, озеро, дракон.

— Риану, демон раздери тебя! Алтасаф! Да что ж это такое?

Я удивленно воззрилась на Хаталя, подошедшего ко мне и кинувшего мешковиной в лицо.

— Прикройся хоть.

Конечно, я сделала то, о чем он просил, — совершенно машинально.

— Ничего не понимаю. Пошли отсюда. Перекусить придется по дороге.

***

Хаталь, конечно, очень спешил уйти от страшного места, но завернуть в листву запеченные грибы не забыл. Как и хлеб отряхнуть от земли и сложить в сумку. Она, о чудо, по-прежнему казалась тощей. Затем он посмотрел на меня — недобро, махнул рукой, и не стал доставать из сумки веревку.

— За мной иди. Отставать не советую.

А потом еще несколько часов я видела исключительно его мерцающую в лунном свете спину. Шли медленно. На рассвете он вдруг остановился. Просто встал, потрогав красноватый ствол дерева, освещенного Эдой. Я устремила взгляд вдаль. Тут их целая роща. Скрипящие исполины, лиственные кроны которых качаются где-то невероятно высоко. Я прислонилась к одному из них плечом. Посмотрела на свои ноги. Поняла, что сейчас снова просто сяду посреди дороги.

— Н-да. Хорошее путешествие было задумано. Почему с тобой все не так? Все и всегда не так! Это что — какой-то особый признак вашего рода: рушить все, к чему прикасается рука?

Я пожала плечами и усмехнулась.

— Ну в общем, да. Наследственность. По женской линии передается. Дядя мою маму называет не иначе, как «эта безумная Наджелайна».

— А п-п-п… почему мне раньше не сказала?

— Ну ты был так занят продажей. Чего ж я буду мешать такому даровитому купцу?

Я села на ближайшее бревно и опустила ноги в прохладный светло-зеленый мох. Стоп. Прохладный мох. Влажный. Так это — болото?

От неожиданности я даже подпрыгнула.

— Да уж, выручить денег за этот мистически грохнувшийся именно на меня ураган — огромная удача. Что за проклятие, Алтасаф! И зачем я только тебя потащил туда? Зачем? Сам виноват.

— Хаталь, да что с тобой? Что ты комедию-то ломаешь? Что опять не так? Я же с самого прошлого вечера даже ни разу не съязвила.

— О, спасибо, только этого не хватало, я бы тебя и вовсе пришиб.

И он бы еще долго выговаривал, но… У ног что-то зашуршало. Я скосила глаз вниз и заметила коричневое извивающееся тело. Гадюка?

— Ты змеями не брезгуешь? — осведомился маг.

Он отбросил пресмыкающееся от себя ногой. Не боится, надо. Быстро вынув из-за спины меч, Хаталь уверенно взмахнул оружием. Сталь свистнула в воздухе. Тело змеи лишилось головы, которая, к счастью, укатилась куда-то далеко в болото.

А потом на меня накатила тошнота, потому что от убитой твари взвилась тонкая струйка чуть зеленоватого дыма. Вот и все, змей я больше не ем.

Под ближайшим деревом из меня вывернулось все, что еще плескалось в желудке. Хаталь не подходил, пока не кончились спазмы. После минутного молчания с глотанием слез и тяжелыми вздохами он расщедрися, протянул мне корку хлеба.

— На, зажуй, будет легче.

— Так чем я тебе опять не угодила?

Хаталь более чем горестно вздохнул.

— Это был мой дракон.

***

Зеленеющая я, сине-зеленый мох, зеленоватый дым над хорошо прожаренной змеей. Еще немного, и начну ненавидеть этот цвет. Мужчина палочкой проверил готовность мяса. Над разгорающимся костром носятся запахи мертвой плоти, при этом хорошо и незамысловато приготовленной. Змея чуть шипит, сохраняя внутри сок и мертвечину, являя на свет лишь красноватую корочку, размещенную на ней подпалинами, словно кто стоял сверху с ведром краски и брызгал на мясо. Хаталь прищурился, посмотрев на меня из-за дыма.

— Что-то ты уже второй день не огрызаешься. Еще немного, и я подумаю, что Килора на тебя влияет крайне благотворно.

— Разбежался, — угрюмо откликнулась я. — А с тобой что? Ты же живуч, как иной росток хренорепника, с чего решил к больной женщине лезть с расспросами, где твой инстинкт сохранения работорговцев как вида? Извини уж, к людям не отношу.

Хаталь мигом перестал улыбаться. Подумайте, какой нежный, хренорепником его нарекли.

— Я заметила, маг, у тебя очень красивая улыбка. Ты с ней расцветаешь, прямо как эпифиллум. Знаешь, какие они некрасивые, когда не цветут? Голые, пупырчатые, как жаброухи. Зато цветы… мммм, что лилии, только ярко-красные, просто загляденье. Жаль, цветут редко, да. Если посадить в дикий килорский лес, то и вовсе раз в сто твоих нукаров, наверное.

Завис, ну надо. Просто взял и завис, как бортовой компьютер на Ласточке-13-89. Видимо, раздумывает, ему комплимент сделали или обругали.

— Как выглядит хренорепник?

— Хренорепник-то? А такой здоровенный куст — метра… сарлега три. С раскидистыми лопухами и чуть красноватыми шипами вдоль жилок. Ну знаешь, на Алкапе еще что-то вроде поговорки: развесил уши, как хренорепник — листья.

Глаза Хаталя посветлели, в них отчетливо стало видно искрящиеся льдинки. Вместо того, чтобы уже разворошить костер, кинуться в меня куском змеи или на худой конец пнуть дерево, он с нарочитым спокойствием придвинул к себе сумку и достал из нее ломоть извалявшегося в земле хлеба. Очень тщательно и медленно отряхнул и стал аккуратно есть.

— Нет, ну я даже допускаю, что ты имеешь право сердиться. Вероятно, тебя еще ни разу в жизни не продавали. Хотя твоим родителям следовало бы об этом задуматься, причем раньше, чем ты научишься летать на этих космических птицах.

— Вот знаешь, лучше не трогай корабли. Ты в них ни демона не понимаешь!

Он спокойно пожал плечами.

— Это смотря какие корабли. У нас, они, знаешь, не летают, а плавают.

Он взглянул на меня исподлобья, прищуриваясь. Значит, ты любишь корабли. Кто бы мог подумать, что какой-то там отщепенец с явными замашками садиста окажется еще и романтиком.

— Ну и какие же милы тебе, Хаталь?

Он улыбнулся. Снова совершенно бесхитростно и искренне.

— С парусами. С высокими, как иные гролги, мачтами, большие, словно дома. И непременно шакирские. Ты ведь знаешь, что только шакиряне строят настоящие суда? Нет? Ну разумеется, откуда. Даже если не вникать в политику твоего государства, все равно можно понять, что все суда немногочисленного атальского флота — или куплены в Шакире, или построены шакирскими мастерами. Только они строят корабли лишь на парусах. Донк предпочитает по старинке — паруса и весла. Потому что весла дешево обходятся. Рабский труд, это, знаешь, почти бесплатно. Кормить даже не настолько обязательно. Люди выносливы.

Он взглянул в огонь.

— Невесело получилось. Словно ты сам на таких плавал. С веслами, — уточнила я.

— Невесело. Расскажи про свои. Давай, сделай хоть что-то полезное, раз все равно болтаешь.

В голове словно зазвучала музыка. Там проносились перед космолетом светящиеся звезды.

— Когда ты делаешь это впервые, руки под обрезанными перчатками — обязательной частью курсантской формы — намокают от пота. Хотя ничего не происходит. Рядом инструктор, готовый в любой момент исправить любую ошибку. За состоянием космолета следят из центра практических занятий, с земли, и ты следишь, и инструктор, и еще первый корабль в колонне — тоже следит. Небольшой курс — всего полчаса, высчитан до мелочей. Каждая траектория возможного поворота крыла известна. Космолет маленький. При выходе из атмосферы, плотного воздушного одеяла, невозможно трясет. А потом облака прорываются, и выныриваешь в космос. И все. Жизнь уже никогда не будет прежней. Хоть тресни, хоть умри и разбейся и развейся пеплом, однажды ты все равно захочешь летать. Эта властная сила просто сметает твою волю, гордость, все. Как идиот, выпрашиваешь еще пару полетов у преподавателей, как будто перед тобой не стоит очередь из таких же больных и не пытается умолять дать хоть пять минут.

— Да что там притягательного?

— Звезды. Ну, это точно твоя медитация, только еще и в вышине. Ты слышишь небесную музыку, ты видишь, как летят навстречу осколки вечности.

Я с удивлением обнаружила, что Хаталь смотрит на меня, не отрывая взгляда. И не видно больше прозрачных льдинок.

— Ладно. Мне все равно не летать еще долго. А тебе — к счастью, не плыть. Так что давай завершим.

Что, увидел не только пугало? Да, это шокирует сначала. Потому большинство преподавателей просто ставят мне зачеты автоматом. Чтобы не погружаться. А то, чего доброго, можно ведь не вынырнуть, если допустить, что в этом синеволосом чудище есть что-то поглубже, чем наносная спесь.

***

Сон по-настоящему страшен. Чудовище без головы, с нелепо нависшими на теле темными лохмотьями, бывшими когда-то, видно, платьем, полыхающее зеленым дымом, тянет ко мне костлявые руки. Тянет, а вокруг пустота, вокруг мгла и темный дремучий лес...

Я закричала и проснулась.

Картинка мгновенно поменялась. Лес светел, а я прикорнула на какой-то часок у костра, прямо у ног своего пленителя, неподвижно сидящего… неподвижно сидящего… Я очень медленно поднялась на локтях и подняла голову. Хаталь действительно застыл. Глаза смотрят вдаль, в горле — торчит короткая стрела. От него, гонимые легким ветерком, идут клубы зеленого дыма. Повернулся ко мне. И глаз не стало. Вместо них все та же зелень, словно снова смотрю в дракона. Отползла от него, но бесполезно.

Встал и пошел ко мне — деревянными абсолютно шагами.

— Не бойся. Нельзя бояться. Уничтожай.

Меня затрясло, а он положил тонкие длинные пальцы, нереально, страшно холодные, на запястье. И что-то произошло. От руки словно повеяло теплом, рассеивающим зеленое. Глаза его погасли за миг, дыма не стало, и Хаталь упал на мох, рассыпаясь в прах.

— Нет.

Глаза раскрыла с надеждой, что хотя бы в этот раз останусь в реальности. Он теребил за плечо.

— Эй, риану. Проснись. Нужно идти, три получаса потеряли, пока ты дрыхла.

Совершенно нормальные, зло прищуренные синие глаза и рука, пожалуй, даже излишне горячая. И кожа ничуть не бледная. Все хорошо.

Совершенно обалдев от радости, что все это — только сон, я вскочила и крепко, как только можно, обняла его. На секунду застыв, не ожидая ничего подобного, он развел в стороны руки, став буквально железно-негнущимся. А затем взял мои запястья. Одно — двумя пальцами и второе, осторожно высвобождаясь.

— Понимаю, плохой сон. Но постарайся больше так не делать, хорошо?

Он отступил на шаг. Я сощурилась зло. Нет, разумеется, все просто великолепно. Моей чести ничего не грозит рядом с ним. С этим болваном! Ах он… Хаталь улыбнулся. Прямо сама любезность. Нет, вот надо так. Самое бурное проявление чувств, совершенно без всякой хитрости, излить на ледышку. Интересно, он от себя не устает? Все время один да один. И на меня смотрит исключительно как на источник выгоды. Ну и еще как на чудовище, уничтожившее его посевы. Ах ты, орхидея подзаборная, нос, значит, воротить от атальской риану. Ну я тебе покажу. Хренорепник — самое ласковое, что ты можешь услышать в ближайшее время.