34. Цена ее жизни

Килора. Акар

Больно. Но дышится так легко. Это уже не затхлый, несвежий, какой-то серый, болотный воздух подземелья. Другое. Пахнет травами.

— Потерпи, ирилие. Уже скоро.

Щека трется о жесткий, слишком грубый для кожи геянсанки лен. Потерпи. А из груди рвется стон. Маг явно очень торопится, действительность, просачиваясь сквозь веки, постоянно прыгает. Он не может никак ухватить меня, чтобы не задевать распоротую, как видно, спину. А сам шепчет, повторяет, срывается снова:

— Потерпи, потерпи.

Улыбнуться сквозь сон. Пахнет травами. И ты — тоже так пахнешь.

— Потерпи...

Звук удаляется, растворяясь в темноте моей персональной ночи.

— Не уходи, не уходи! — кричит над головой его голосом весть мир. — Давай, просыпайся. Уже почти дошли. Ты слышишь?

Снова улыбнуться.

— А я еще тут, да?

Прижимает крепче, заставляя морщиться от боли. Кто-то охает около нас, не вижу. Похоже, Архатри. Хаталь несет. Запах трав сменяют ароматы еды и дерева. Шуршание под ногами заменяет скрип половиц. А затем меня осторожно кладут на живот.

— Ты тут, и ты останешься тут, — обещает его голос.

Я закусываю губы, пытаюсь не улыбаться. Вопрос серьезный, как ни крути.

— От тебя прямо спасения нет.

Это уже очень тихо. Храбрюсь. На самом деле, страшно. И сонливо. Глаз открывать совсем не хочется. Не хочется. Хаталь быстро прикасается рукой к щеке.

— Наверное, будет больно. Обещай мне, что не станешь сдерживаться и геройствовать. Рианони? Рианони...

А я улетаю, улетаю куда-то, за горизонт, в закат. Или в рассвет. Куда-то за тонкую молочную кромку облаков, куда-то, где можно разогнаться и прорвать одеяло атмосферы. Туда, где темно, и кружатся звезды. Вот почти красный шарик Ниар. Вокруг нее — Геянса, она третья от своего светила, сгорающего в чаду ядерных реакций. А вот бледная Эда. Я почти держу ее на ладони. Я ступаю по звездному небу. Странно. Только что разгонялась, и вдруг — медленно иду. С меня капает кровь, застывая вокруг красными метеоритами. Эда бледна и почти не кажется горячей. А вот — Килора. Забавный маленький шарик. Под покровом атмосферы видно два материка. Один большой, второй — вдвое меньше. Кажется, я могла бы сотворить такой же.

Как свободно, как хорошо вокруг. А еще я вижу звездные облака. В них можно запустить пальцы, они немного щекочут не до конца оформленными светилами. С ладони поднимается звездный столб. Я такой только в книгах видела. Что это, туманность Конская Голова? Где я? И почему здесь так хорошо?

Но почему-то нужно оглянуться. И это не составляет труда. И там, среди звездного неба, как космолет и как птица одновременно, вверх поднимается прекрасный и невероятный, словно сам космос, дракон. На чешуе мерцают созвездия. Он кружится, слегка взмахивая крыльями. Он сам — звездный столб, и он формирует его, задавая формы движением.

Как он великолепен.

— Ирилие.

Я с бешеной скоростью упала вниз сквозь атмосферу, задыхаясь от распирающего легкие воздуха. И еще пришла боль. Платье порезано. Я вижу кусочки ткани на деревянном полу и буквально слышу, как с меня отдирают присохшую ткань. Там, где проходит граница ран, чувствительно так, что хочется завыть.

— Ирилие.

Он рванул на себя. Я заорала.Успела, прежде чем все стало черным от боли.

***

Хаталь ничего не видел, кроме спины, по которой от самой шеи и почти до поясницы разрезана плоть. Вряд ли мертвец, так раскромсавший его риану, в поте лица драил перед этим меч. Вряд ли вообще общение с мертвыми некромантами — чистая процедура. Хаталь сначала промыл все еще кровоточащие раны. Самая пустяковая из них — на руке — все равно начала уже неприятно гноиться. Но ни она, ни рана на животе не внушали таких опасений, как раскрытая, почти надвое разрезанная спина… Перевязал. А Рианони провалилась в жар. Совершенно неожиданно. Он принес туньи, осыпал ее целебными листками всю. Бесполезно. Когда на лбу под синими волосами выступил пот, а под повязкой расплылось зеленоватое пятно гноя, маг понял, что не справляется. И что нужно просить помощи. Лекари, которым бы он доверил Рианони… Их всего два. Непримиримая Зиэрта. Но она далеко, в Атале, и до нее теперь не добраться. И Долан. Белокурая толстушка Долан, старшая дочь халидэла Таона.

Таон… Хаталь зажмурился. Таон — это Шакир. Тот самый Шакир, где его разыскивают, чтобы убить.

— Хаталь.

Она не просыпается, шепчет почти беззвучно. Надо как-то справиться. Нельзя взять и закончить ее дни.

Тихо, почти прикасаясь к уху под сине-полночными волосами:

— Драконы должны летать.

А теперь все просто. Навесить на себя сумки, оружие. И вот ее взять. Спокойно. Не дрожь, главное — не дрожь. Надо же, столько рассуждать о ценности свободы и лишиться ее моментально. Или уже давно? Вот правда. С тех пор, может, как она врезалась в его гору, упала в его жизнь, прошлась по ней ураганом.

Риану, что ты делаешь, второй раз решиться на телепортацию… С ума сошел. Просто спятил. Но так важно, чтобы она дышала. Прижать к себе покрепче. Стонет. Больно, наверное. Он помнит, как это, когда спину жжет от ударов и порезов. И все еще не понимает, как она с этим справляется. Скоро все закончится. Потерпи. Зашептать вбитое на первом нукаре обучения зубрежкой и палками заклинание.

Килора. Шакир. Таон

Тронный зал халидэла Хейда — квадратный, темный, расположенный наверху самой большой башни замка. Гладкие вычищенные полы, бархатные шторы на огромных окнах и вид, разумеется — на славный халид Таон, облепивший крепость. Ладные домики жмутся один к другому, горы обнимают его. Там, за одним из перевалов, есть и старый, разрушенный Таон. От него остались камни, в которых ветер свищет, да молва о чудовищах, его населяющих. Аккуратные резные подсвечники, даже в самый светлый восход — у трона халидэла. Вся эта величественность: алая ткань, покрывающая сиденье, пустой квадрат пола с отражением посетителей и высокие стены — порождает мысль о неотвратимости грядущего. В таком идеальном порядке уже никогда не находилось ни новых идей, ни смелых действий. Таким он помнил замок, где его уже ловили и даже поймали.

И потому очень удивился пятнам на полу, явно содранным занавескам и разбросанным подсвечникам. Халидэл, однако, восседал на троне по-прежнему, изваянием. А рядом с ним за оружие схватился Куртук — начальник стражи. Хаталь непроизвольно прижал риану к себе крепче. Он пришел защитить свою маленькую хрупкую ношу.

Маг взглянул выше, прямо в светлые глаза, обрамленные лучиками морщин. Хейд улыбнулся. И даже не самодовольно, не победно, а как-то очень мягко. Он, видимо, все понял. Ну а чего тут было не понять?

— Позови Долан, Куртук.

— Мой халидэл, я не могу оставить вас наедине с магом.

— Он ничего мне не сделает, а миг промедления — уже трагедия. Да, Говорящий с ветрами?

Хаталь закрыл глаза.

— Да, халидэл.

— Ты же знаешь, Хаталь, услуги моей дочери дороги. Что ты можешь предложить в уплату, а?

Долгая-долгая пауза. Собраться с силами, выдавить. Так страшно. Взглянуть еще раз вниз, на закрытые глаза своего маленького чудовища, рискнувшего для него всем. И еще вспомнить, что сам за ней не пошел же к Элао Леку. Побоялся. Шансов не было.

— Себя только могу.

Халидэл откинулся на спинку трона, довольно прищуривая глаза, потер друг о друга ладони, отчего белоснежные манжеты его рубашки почти затрепетали. О, он уже предвкушает, видно, как приведет преступника в Дом Высших Наук, и как унизительно будет ему стоять перед комиссией, решающей, каким способом быстрее и проще уничтожить того, кто говорит с ветрами.

— Ну а больше и не нужно.

Куртук наконец двинулся к двери, вправо, не сводя глаз с Хаталя. Но тот не собирался не только дергаться, но и говорить. Однако выходить стражу не пришлось. Длинные узкие двери распахнулись, и в зал буквально влетела Долан. Наконец внося оживление в застывшую нелепую сцену. Золотые кудри, как и обычно, разбросаны по плечам в беспорядке. Долан тряхнула головой и неверяще уставилась на мага, даже рот приоткрыв от удивления.

— Я почувствовала всплеск магии. Хаталь. Ты с ума сошел. Уходи.

— Я не могу.

Только сейчас, нервно обтирая руки о фактук, Долан перевела взгляд на ношу мага. И почти сразу закрыла рот полной мягкой ладонью.

— Великий Хатта. Пойдем же.

Долго петлять тоже не пришлось. Хаталь помнил, что кабинет Долан, он как раз рядом с тронным. Неудивительно, что она почувствовала себе подобного. По дороге она задавала вопросы.

— Давно ранили?

— Вче...

— Кто?

— Мертвые.

Долан обернулась. Но отреагировать как следует не дала распахнутая ею же дверь. Кабинет Долан по сути представлял из себя теперь укутанную рыжим светом Эды спальню. Хаталь осторожно приблизился к широкой кровати и опустил на нее риану. На живот. А затем снял с себя обе сумки и положил рядом.

— Ты справишься, Долан?

Толстушка как раз отошла к столу с различными баночками, сушеными травами, жидкостями… Ко всему тому, в чем она понимала иногда даже слишком хорошо.

Дочь халидэла нахмурилась. Затем взяла острые ножницы и за мгновение, наклонившись над невольной пациенткой, разрезала все повязки. Осторожно сняла их. Тяжело вздохнула, увидев месиво из крови и гноя.

— Справлюсь, Хаталь. Кто она тебе?

— Она моя...

Слова застыли в горле. А правда, кто? Ирилие. Хаталь усмехнулся. Надо же, тут, на краю жизни самой, на краю всего, его заставили смеяться над собой. Риану? И потому он пришел? Нет, не потому ведь. Свою риану он бросил тогда, у Элао. И барана своего уже наказал, да почти уничтожил там, где-то в переходе от Феу к Акару. А сейчас не знает, что дальше. Почему эта женщина вдруг стала важнее самого важного? Хаталь снял с себя оружие, медленно, чтобы не спровоцировать нападения, передал подоспевшему Куртуку.

— Она твоя кто? — не выдержала паузы Долан.

— Моя.

Хаталю никто не препятствовал, ведь даже у Хейда, кажется, есть сердце. Маг присел на корточки у самого лица риану.

— Ирилие. У тебя тут лучший лекарь в Шакире. Я уверен, ты поднимешься. Не забудь конец моей сказки, хорошо? Пока не умерла.

Так легче. Делать вид, что он тут ради Атала. Хотя какой к Алтасафу в голове его Атал? Куртук указал к выходу головой.

— Вы его куда? — осведомилась Долан.

— В восточную, наверное.

Куртук пожал плечами.

— А восхода через три — в столицу.

Хаталь не ждал гостей. Просторная, сухая и светлая, но все же камера под потолком восточной башни напичкана связующими заклинаниями так, что хватило бы и на богов. Сквозь воздух и двигаться-то невозможно. Чувствуешь себя так, словно плаваешь в киселе. С прошлого его визита все дыры в магии подлатали. Предусмотрительные. А вот решетчатое окно отчего-то стало шире. Правда, дотянуться до него невозможно. Руку сразу бьет, словно молнией. Да, теперь от Хейда почти невозможно сбежать. Если бы он еще пытался.

Хаталя и вовсе можно было бы посреди замкового двора оставить. Без присмотра. Никуда бы не дернулся. Но Хейд — перестраховщик. Он, конечно, опять вздыхал, что ему очень жаль, что Хаталь не виноват — каким родился. Но привести в Дом Высших Наук как член комиссии по уничтожению неконтролируемой магии он обязан. Более того, Хаталь может рассчитывать, что голос Хейда будет на его стороне. Но Хейд, к сожалению, сам видел, как была несанкционированно применена магия, ведь телепортация состоялась?

Когда-то очень давно Хаталь задал старому халидэлу вопрос, заставивший его трепетать от гнева. Что бы он сделал, если бы неконтролируема была магия Долан? Хотя, если подумать, скорее всего, он бы избавился от дочери. А теперь?

А теперь все в Таоне немного поменялось. Хаталь не видел ни обилия стражи, ни порядка, доходящего до маразма, ничего, что напоминало бы еще недавнюю вычищенную и обустроенную казарму, а не халид.

Толстую деревянную дверь раскрыла Долан.

— Мастер, не говори мне...

— Да все с ней в порядке. Что смогла, то сделала.

Маг ощутимо выдохнул и совершенно предсказуемо уставился в окно.

— Не меняешься.

Он равнодушно пожал плечами.

Дочь халидэла присела рядом на солому и стала вынимать из маленькой корзинки то, что принесла. Тонкие ленты из нежнейших тряпиц, которыми обмотала совершенно позабытые и самим Хаталем израненные там, в храме, запястья. Чуть тронула зеленый браслет в рунках. И тут же встряхнула руку, словно обожглась.

— Акелары, да? Ты с ума сошел, маг? Ты не определился, кто она тебе, но так крепко примотан, что попробуй тут, сбеги. Что вообще с тобой? Хаталь, откуда взялась эта женщина?!

Маг расхохотался. Совершенно неожиданно для себя. И в который раз:

— Не поверишь. Сама. Свалилась. С неба.

Долан нахмурилась. А он пообещал:

— Расскажу.

Маг действительно начал рассказывать. Всю историю с невыносимой наследницей атальского престола, которую он может вспомнить до мелочей. Уже долго ничто, кроме сказок об ирокезах, шахматах и геянсанской ботанике не проникало в него так глубоко. Долан веселилась вместе с ним. Хаталь показывал хохолок над своей головой, говорил, как она сначала до белого каления довела двух работорговцев, потом как напилась и устроила драку. Не забыл и про Альхау.

— Так она со звезд?

Хаталь не отвечал на вопросы. Он снова впечатывал каждое слово в свою собственную сказку. Закрыл глаза и плыл по течению ни на что не похожих восходов рядом с Рианони. Дикий нрав, хренорепник и осломордые бараны, игры и манипуляции. Феу и Акар.

Долан наблюдала. Они словно снова вернулись туда, в восходы, где впереди было еще множество уроков, где самой большой бедой становился гнев Хранителя Ключей от башен для занятий магией. Там Хаталь беззаботно смеялся. Она еще помнила его таким...

После того, как запретили практиковать, он стал угрюм и нелюдим. А тогда, будучи сильнейшим учеником, только и делал, что веселился. Да… И они с Зиэртой смеялись, много говорили, и вовсе не о магии. А что произошло потом? Всех раскидало по свету. Иллюзионист Глирин так и остался в Доме Высших Наук. Бренн оказался в Донке и практике предпочел торговлю. Зиэрте, седьмой дочери императора, тоже запретили магию, и она ушла в Атал. Теперь она халидэла. И даже, наверное, счастлива. Долан осталась при отце и при умирающем халиде Таоне — столице шакирского шелка и шакирской некромантии. И вот только Хаталь бродит до сих пор по свету.

Бродит, шепча на непонятном языке свои уговоры, творя то, что неподвластно ни одному из самых талантливых стихийников.

— Ты колдовала?

— Пришлось, — призналась Долан. — Тут одними туньями не обойтись. Она очень хочет жить. Я только… Она мне помешала, я не смогла закрыть до конца. Кто она, Хаталь? Сама помешала. Никогда такого не видела. Моя магия рассыпалась в прах, заклинание сорвалось...

Хаталь прищурился.

— Что с ней?

— Там… на спине, остался след. Клянусь, она так захотела. Представления не имею, почему.

— Какой след? — оба будто избегали много говорящего слова «шрам».

Маг ненавидит это слово. Он попятился, опираясь на стену. Да что это с его невыносимой риану такое?

— Ничего особенного, — Долан улыбнулась. — Тонкая белая линия вдоль позвоночника.