5. Внезапный вегетарианец

Килора. Донк

За нескладным холмиком, уже к сумеркам, через четыре часа блуждания по болоту неожиданно открылось поле, обрамленное редкими рядами деревьев, а за ними обозначились огни. Наконец-то можно будет хотя бы согреться.

Хаталь неожиданно оглянулся, будто потерял меня, промерзшую и усталую, и тихо вздохнул. Впрочем, я скоро поняла, в чем дело. Впереди разлилась, закрывая весь видимый просвет между деревьями, всю территорию, по которой можно пройти, невозможно тошнотворная лужа. Я взглянула на свои ноги, и без того исцарапанные, поняла, что в этом море грязи могу подхватить заразу, и покачала головой.

— Не пойду туда. Можешь прямо здесь меня и оставить. Лучше закопать.

— Дельное предложение, конечно, учитывая, что ты мне, видимо, еще успеешь голову-то всю насквозь своими маленькими иголочками… Но нет, увы. Придется переправляться.

— Слушай, ты прекратишь со мной так разговаривать, словно только и жаждешь, что похоронить под ближайшим кустом, — неожиданно подступило к горлу и высказалось возмущение. — Только и делаешь, что рассказываешь, как я ничтожна и как мне без тебя некуда идти.

— Да что с тобой? Это разве не твой стиль разговора — сплошные колкости? Я уже и хренорепник, и опунция, и какой-то там неизвестный зеленый фрукт...

Меня просто измучил этот работорговец. В том числе и своим диким нежеланием признавать, что я — девочка вообще-то.

— Не, ты раффлезия. Что гораздо круче, поверь. Этот цветок при жизни похож на кусок сырого мяса, а после периода цветения превращается в бесформенную черную кучу.

Хаталь двумя шагами преодолел расстояние между нами, хорошенько меня тряхнул, затем перекинул через плечо, как связку хвороста, и понес вперед, к домам, загребая грязную воду ногами.

— Послушай, маленькая избалованная куколка. Одно в твоих выходках хорошо: точно понятно, что вдолбить в голову подобное чувство вседозволенности возможно только во дворце.

Вода уже давно была куда выше его сапог. Но Хаталь не останавливался — и явно направлялся к середине лужи. Я стала дергаться и бить кулаками по железной спине. Как же, получится что-то… Он бросил, хорошо размахнувшись, и я угодила прямо в грязь, подняв кучу брызг, скрывшую бессовестного похитителя почти целиком. Вскочив, полезла было на него с кулаками. С волос, с мешковины, со всего тела потоками стекала мутная зловонная вода.

Он расхохотался. Должно быть, выгляжу я презабавнейше! Но ты не имеешь никакого права смеяться! Хаталь отвернулся и пошел вперед, к огням, совершенно не задумываясь о том, как выглядит сам.

— Ты куда?! Ты, чудовище!

— Мыться, — буркнул он через плечо. — А чудовище тут не я, между прочим.

***

Он вошел в спокойную реку за деревней в два прыжка. А я приблизилась и потрогала пальцем воду — ледяная. Но идти в нее все равно придется, причем, как и он, в одежде.

Над рекой, берега которой поросли черным камышом, встала Красная луна — Амертеп.

— Эй, прыгай в воду. Лучше рывком. Научить? Это полезное умение — не входить по полсарлега. Так холоднее.

— Справлюсь, — буркнула я.

Впрочем, возможно, он прав. Нужно уметь. Или стараться научиться. Потому что когда вокруг тебя одни всесильные, мощные, красивые, поневоле думаешь — мир и должен быть таким. Все должно сбываться, а предметы могут запросто подниматься в воздух усилием воли. Жизнь полна восторга. Можно выбрать любой путь, и никто не станет перечить, взять все желаемое. И вода — только комфортной температуры. А все не так. Все не так, но тоже не лишено очарования.

Я застыла в реке по щиколотку. Но затем все же вошла, переминаясь с ноги на ногу, ступая по острым камням, опустившись в темный поток почти по середину бедра.

Хаталь мощными отрывистыми движениями резал воду, словно забыв обо мне. И вдруг встал у противоположного берега, почти по пояс. Он зябко передернулся, усмехнулся.

— Слушай, ну хватит дуться. У меня чувство, что ты мне нож в спину всадишь. Снова веревку доставать не хочется.

С рубашки стекает чистая вода, видно каждую черточку, каждый изгиб тела. Он прекрасен. По-настоящему прекрасен. Не так, как дядя Дохорн, или вот, например, папа… Мощные широкоплечие гиганты, похожие на великолепных варваров. И даже не так, как тонкий, но невероятно гибкий президент Содружества Одиннадцати Планет, которого в его почти семьдесят язык не поворачивается назвать пожилым. Хаталь какой-то совершенно особенный. Видно, что это тело повидало немало нагрузок и битв. Что на нем нет ни капли лишнего. Он тонок, как марафонец, бегун на длинные дистанции. Сила чуть уступает выносливости. И пальцы еще. Длинные узловатые пальцы, такие на моей планете принято называть музыкальными. Он запустил пятерню в волосы, убирая со лба мокрую челку.

И вдруг решился на чудо.

Опустил голову и что-то тихонько зашептал. Кажется, такой язык я уже слышала. Его руки легли раскрытыми ладонями вверх на поверхность воды. В них поселился лунный свет. Зрелище зрелищ. Разумеется, для меня — не самой хорошей девочки, эта дивная картина породила бурю эмоций и каскад фантазий.

Перед ним поднялась спиральная лента, нет, пожалуй, шарф из воды. Магия… Он прекрасен… Влага рассыпается. А Хаталь все шепчет ей, наклоняясь ниже. И подобный же шарф, сначала один, затем второй, поднимается возле меня. Я — внутри блестящих спиралей, которые множатся, вторя шепоту. Кажется, их можно услышать. Запустить руку в тонкий поток воды. Еще и еще...

Хаталь закусил губу, улыбаясь, закрыл глаза и перевернул ладони. И все, что вокруг плескалось, а это несколько ведер холоднющей речной воды, все это опрокинулось на меня в одно мгновение.

Мир закрыл поплывший на лицо синий ирокез, а мучитель снова расхохотался. По воде пошли круги. Это я попыталась топнуть ногой. Вышла из реки еще более разозленная, чем обычно, и села на берег.

— Ты...

— Ну, удиви! Еще один репохреновник?

Хаталь перешел реку вброд и теперь выходил из нее — заметно удовлетворенный и посвежевший.

— Шиполистовник? Колючий морковник?

— О, нет… Вот, молох, ящерица такая есть. В десятую часть сарлега длиной, и вся состоит из шипов. Хоть вдоль, хоть поперек. И выглядит как шипастый камень. Вот, да-да, рябой шипастый камень.

Свои измышления по поводу ящериц я приправляла откровенно возмущенной жестикуляцией. Хаталь рассмеялся снова. Он неожиданно взял с берега свою сумку. Рылся в ней, словно девушка, ищущая косметичку, — натурально и долго. Видимо, что-то, что он искал, должно быть достаточно маленьким. Наконец извлек. Кусок веревки полутора метров в длину.

Я возмущенно встала, разумеется, думая, что меня снова вязать хотят. Как же, дождешься от него хоть чего-то логичного. В опасной близости от моего тела, совершенно обалдевшего от внешней привлекательности этого шипозавра, он растянул веревку на длину своих рук и перекинул мне за спину. Подпоясав мешковину, но не затянув узел.

— Сейчас, конечно, воды натечет. Но после того, как высохнешь, ты используй пояс. Так хоть немного будешь на женщину смахивать.

Зарычать. Вот прямо зарычать. Я с силой ударила его кулаком в бок. Вызвав еще один неподдельный смешок.

— Кстати, если тебя интересует ночлег в теплой постели, то лучше прекратить строить из себя зверя и топать за мной.

***

— Нэ Хаталь! — закричал явно обрадовавшийся здоровенный мужичина аж с того конца питейного зала, где, сказать честно, было не протолкнуться. Шепот и звуки периодически ударяемых друг о друга деревянных кружек, больше похожих на бадьи, да стойкий запах перегара, в котором с легкостью можно повесить что-нибудь тяжелое и повеситься самой.

Мужичина выскочил из-за стола, расплескав из кружки пенный напиток и расплескавшись сам, но в считанные мгновения установил равновесие и двинулся прямым курсом к Хаталю.

Интересно, мага каждая собака знает или через одну все же? Дальше разговор шел на донкском, я попыталась уловить хотя бы часть диалога, но каркающий язык повергал в отчаяние однообразием звуков. Лишь раз Хаталь оглянулся, указывая на меня, и произнес на атальском:

— … редкие звездные колючки.

Собеседник закивал, улыбаясь, снова что-то сказал Хаталю и указал наверх. Именно туда вела скрипучая деревянная лестница. За дверью, держащейся на честном слове и одной петле, открылся короткий коридор: две комнаты направо и три — налево. Мы прошли к самой дальней. Хаталь открыл ее, вынув из сумки ключ, легонько толкнул меня внутрь. Помещение состояло по сути из кровати и небольшого промежутка между тумбой и дверью. На тумбе виднелся огарок свечи.

— Раздевайся, — скомандовал работорговец. — Прикройся вон одеялом.

— Зачем?

— Да, действительно, зачем прикрываться, покажи уж все.

Хаталь зажег свечу, не прикасаясь к ней, шепнув что-то короткое.

Я села на жесткую, но чистую постель, прикрылась одеялом и разделась, бросив мешковину у ног. Черт с ней, с мешковиной.

Хаталь поднял ее и унес куда-то. В замке повернулся ключ, а свеча тут же погасла. Надо сказать, темнота не была жуткой. Быстро устроившись на постели, я мгновенно провалилась в сон.

***

Тоир налил вина. Местное пиво почти непереносимо пахнет дикими травами, от него кружится голова. Но кружку вина после такого перехода не осилить. Поэтому он заказал нежный бокал. Тот, правда, тоже из дерева. Но и выточен хорошо, и дешевое вино из него пахнет как-то особенно. Свежесрубленным гролгом, что ли.

— Ты, что, серьезно ее ведешь в Альхау? Слушай, да эту девчонку я бы продал по дороге. Что ты все пытаешься помочь, Хаталь? Она смотрит на тебя зверем.

Владелец заведения достаточно захмелел, чтобы начать учить Хаталя жизни.

— Тоир, успокойся. Ты ведь знаешь, я не продаю.

Честно говоря, Хаталь давненько отвык от общества Тоира. С тех пор, как его привели сюда, едва спустив с веревки, пронеслось так много восходов и нукаров. Теперь вон владелец питейной, чуть не первый человек в этом захудалом селении.

— Ты не продаешь, Хаталь. Но у тебя больше нет денег покупать.

— Да и дури в голове поменьше. Уже не хочется всем на свете давать свободу.

— Печально, что скажешь. Повзрослел, маг, приуныл. Твой Шакир и Дом Высших Наук не стоят того, чтобы так убиваться.

Сладко раскачивающаяся действительность и некоторая свобода от этой атальской стервы. Которая все равно не идет из головы. Маленькая заноза. Что ж ты так засела там? Ничего в тебе нет. Ни умения держать себя и быть красивой, как летящие, а не идущие шакирские женщины, чьи разноцветные шелка развеваются по ветру, словно крылья. Ни угодливого нрава донкских красавиц, чей долг — служить мужчине. Ни суровой строгости хайраток с их бледной северной красотой. Ни даже атальского желания быть особенной для всех мужчин вокруг. Она не ведет себя как женщина. Вот уж сорняк, честное слово.

Хаталь опрокинул в себя остатки вина.

Принесли поднос со свиными ребрышками, аппетитно зажаренными, еще дымящимися, и сладкие клубни ахетти, и еще зелени. Вина — уже бутыль.

Пей, дорогой гость.

А гость тем временем принялся рассматривать пустеющую питейную, потому что иголочка интуиции, колющая в самое сердце, не давала спокойно вздохнуть. Он увидел, что искал. В дверях мелькнула тонкая фигура в черном шелковом плаще. Некромант императора.

***

Стена за тумбой исчезла. Я с ужасом заглянула туда, где должна стоять приличная деревянная рама, но сейчас почему-то ну ничегошеньки не стало, кроме сверкающего над лесом вдалеке огромного диска Амертеп. И черт дернул заглянуть вниз.

Он лез, цепляясь ногтями, из-под которых уже текла черная кровь. И вместо глаз у него… Боже, я даже уже догадываться не хочу. Серокожий мертвец в черном шелковом плаще посмотрел так, словно я уже — его. Словно за этим зеленым дымом из его глаз ничегошеньки не будет уже. Ногти впились в то место, где заканчивалась стена и начинался пол моего временного пристанища.

— Видишь — уничтожь, — твердил кто-то там.

И я, повинуясь какому-то дикому наитию, схватила его за черные волосы. Он не заорал, хотя мог бы, будь живым хоть на сотую часть процента. Я оттянула волосы назад, и где-то под головой стала лопаться кожа, легко отделились от костей мышцы, подпрыгивая наподобие резинки, затем хрустнула шея. Я отпустила, он полетел со стены, дым из его глаз развеялся, взвиваясь куда-то в темноту, а сам он стал пеплом, едва соприкоснувшись с далекой землей.

— Ты поняла, — шепнул кто-то снизу. — Уничтожь.

Я еще раз взглянула туда и увидела массу серокожих, которые лезли, лезли вверх по стене. От зеленого дыма стало не по себе, и уже вдохнула то, что было, по сути, их глазами. Я больше не могу...

Закричала и проснулась.

Хаталь раскрыл окно над тумбой, и в него потоками полился свет.

— Вставай, риану.

Я завернулась в тонкое одеяло. И снова почему-то рада ему. Несмотря на то, что в прошлый раз за эту радость в луже оказалась. В лицо брошена мешковина, служащая мне платьем. Приятно теплая и просохшая. Теперь понятно, зачем было раздеваться. Хаталь со всей осторожностью положил на одеяло веревку, подаренную вчера. Только теперь увидела, что она — зеленоватая. Но эта зелень не показалась отвратительной. Бледно-салатовое нечто, похожее на едва подкрашенный лен. Сплетена зыбко, почти неаккуратно, словно и вовсе — его собственного производства.

Интересно, для чего она служила ему, эта веревка?

— Тоир тебе еще подарок прислал.

Он указал на что-то у моих ног. Немного наклонившись, я увидела маленькие истрепанные сапожки и чуть не расплакалась от счастья. Не распрямляясь, подняла глаза на Хаталя. Тот смотрел куда-то мне на спину, куда-то, где обозначились места, не прикрытые одеялом. И глаза его были пусты, словно в них вдруг образовались черные дыры. Сплошная антиматерия, а не глаза.

Мужчина быстро восстановил равнодушную мину, чуть прищурился, но я разрушила иллюзию спокойствия, с придыханием шепнув:

— Спасибо, Хаталь.

Он коротко кивнул, и там, в зрачках, снова начали свой медленный танец льдинки. Но я уже знаю, что это значит, я уже умею понимать, что ты не так спокоен, как кажется. Внутри у тебя сдвигаются литосферные плиты, приходят в движение материки и из-под границ, где сталкивается твердь, брызжет огнем. А внешне ничего нет. Все тот же сверкающий чистой белизной северный полюс. Ничего, мой милый эпифиллум, я тебя достану. Все твои минус пятьдесят отправляются в долгий поход к экватору, прямо сейчас. Все ведь совсем не специально, и я почти роняю одеяло, пока неловкими пальцами хватаю мешковину.

Никакой навязчивой эротики, только пальцы ног видны.

— Спускайся через треть получаса. В зал. Если думаешь успеть поесть.

Он вышел. А я совершенно счастливо улыбнулась. Пока не кинула взгляд на ноги. Вместо нежных начищенных пяточек, а я и забыла, там грязные ошметки бывшей когда-то привлекательной плоти. Чтоб он провалился, этот маг! Небось, сейчас в голос смеется!

***

Маг, однако, не смеялся, а приколачивал к стене вторую дверную петлю. Увидев меня, поднял глаза и указал головой в сторону лестницы.

В питейной тихо, словно на кладбище. Тьфу, да что ж мысли лезут все сплошь про мертвечину? Улыбчивая служанка в простеньком льняном платье поставила на стол блюдо. Для начала я смерила ее откровенно завистливым взглядом. Платье… Кто знал, что однажды я буду завидовать служанкам, одетым в серый лен?

Ну что, завтрак? Ой… От свиных ребрышек поднимался уже знакомый зеленый дым. Сначала перемешалось все — пол, потолок, лица служанки и хозяина питейной. Я каким-то чудом различила дверь и рванула к ней.

— Хаталь! — закричал Тоир, думая, видимо, что я убегаю.

А передо мной мелькнула раскрытая дверь, затем кусок серого дерева — крыльцо, видимо, и трава, на которую я уже без всякого зазрения совести приземлилась, извергая из себя лишь горький сок.

— Риану. Предупреждай, что ли. Они думали, ты убегаешь.

Я подняла глаза, полные непролитых слез.

— Ох, — тихо сказал Хаталь. — Прости. В таком состоянии и я бы не предупредил.

Это странно и до боли естественно сказанное «прости» резануло внутри не хуже иного ножа. Отвернуться от него и взглянуть вдаль, на черный лес, на луг перед ним, из которого поднимается нечто зеленое и дымное, направляясь к нам. Я оглянулась, вскакивая, смотря на Хаталя с ужасом. Он уже заметил. И серую кожу, и обнаженный топор.

— Видишь — уничтожь, — шептал во мне голос дракона.

То ли на атальском, то ли на геянсанском, то ли на каком-то ином языке.

Из ножен за спиной в руки мага буквально потек меч. Клинок сверкнул светом звезды. Хаталь дал противнику подойти, но не слишком близко. Три сарле… Три метра, говорю. Достаточно места для разворота меча, для того, чтобы рубить этого бывшего крестьянина уже наверняка. Я попятилась, потому что взгляд приковало к тому, что было человеком. Безумные глаза нашли меня, он жутко заныл закрытым ртом, который тотчас словно прорвало. Потекла густая темная кровь, а за ней вывалился черный язык. Мертвец рванулся ко мне, именно ко мне. Но Хаталь остановил. Сначала в траву полетела голова. Тело от этого двигаться не перестало. Потеряв ориентиры и половину шеи, мертвяк занес топор и побежал. Меч взвился еще дважды, сверкающие полосы света прервались, соприкоснувшись с гнилой плотью. Хаталь обрубил руки по локоть. Одна так и сжимала топор, а вторая, я увидела, волоча за собой шлейф из крови и жил, поползла по траве. Эти сломанные, вывернутые с мясом ногти. И зеленый дым оттуда, где только что был сустав. Я набралась мужества и прижала пальцы ногой в сапоге.

И, чудо, все мгновенно изменилось. Дым развеялся, а мертвое тело наконец стало мертвым по-настоящему. Недвижимым.

С крыльца сбежал Тоир.

Маг смотрел на меня, на то, что под ногами, и снова на меня. Глаза чуть прищурились. Я оглянулась туда, куда теперь указывала служанка. На этот раз три облака зеленого дыма поднимались над высокой травой. Он зашептал воздуху свои нескладные уговоры на неизвестном древнем языке. Налетевший ниоткуда ветер смял траву, затем вырвал ее с корнем, кидая в тех, кто шел. Небо стало серым. Но мертвецы медленно, да передвигались. Внутри меня словно кто-то дергал невидимую струну.

Уничтожить, не должны быть живы, не должны. Воздух доносил смрад: как видно, эти трое уже успели полежать в земле. Хаталь пошел на них, туда. Но справиться ли ему?

Я оглянулась на Тоира, вынимающего из ножен на поясе короткий клинок и следующего за магом. Теперь уж точно меня никто не остановит.

Прижав ногой обрубленную Хаталем руку, я вынула из нее топорик и устремилась за мужчинами, хотя кто меня просил? Внутри от страха не то что не по себе, а хочется куда-нибудь в угол. И хранить себя. В сухом прохладном месте.

Но я ж риану! Как некстати пришло осознание близости императорского рода. Почему бы не быть просто курсантом космического училища? Что мне не дает покоя, а? Отцовские подвиги? Заслуги дяди? Мамины способности?

Те трое — совершенно другие. На них почти нет одежды, кое-где клоками болтается истлевшее мясо. Но они хорошо вооружены. Три меча.

Твари моментально вычислили взглядом меня и рванули, обходя мужчин. Один из них по дороге потерял глаз, и мне моментально захотелось вытошниться в траву.

И один подошел близко-близко. В нос ударило кружащей голову вонью. Не видя ничего, кроме его безумного взгляда, я лишь интуитивно определила, откуда прилетит меч, и подставила туда топор. Но вторая рука мертвеца потянулась вперед. Увидев белых червячков в районе локтя, в самой плоти, я застонала. Отвратительно.

Попыталась остановить его пальцы с остатками чернеющего мяса, из-под которого сверкали кости. Ударила кулаком, почти не разбирая, куда. И… все закончилось. В момент соприкосновения улетучился, как уже было, весь зеленый дым, и мертвец упал к ногам грудой прогнившей плоти. На моей руке, чуть выше локтя, где он дотронулся пальцами, осталось ощущение чего-то липкого, коснувшейся скверны.

Мужчины почти расправились с теми двумя… Но я уже поняла механизм и быстро пошла вперед, скинув сапоги, наступая босыми ногами на части тел, холодея от ужаса того, как под ними растекается гнилая плоть. Дыма не стало. Ко мне повернулся уже было занесший меч Хаталь, противник которого развалился на части, не дожидаясь удара. Повернулся и все понял.

А меня трясло.

Как никогда в жизни. Топор упал на землю.

Все проваливается во тьму, везде виден только зеленый дым. Чертов дым. Хаталь убрал за спину меч и подошел. Глаза полны бешенства и льда.

— Кто тебя просил идти за нами? Ты — женщина. Биться — не твоя забота.

Вся дрожь мгновенно унялась.

— Да ну? Оказывается от пугала до женщины не так долго эволюционировать.

— Эво… что?

— А, точно, ты ж маг с дикой планеты, вам до выработки теории эволюции еще несколько сотен… ммм нукаров. Ну в общем, в примитивном изложении — это развитие.

— Аааа, ты наивно думаешь, что некоторые женщины, такие, как ты, например, чем-то отличаются от пугала?

— Ну да. Мозгами.

— А-а-а. Мозгами тебя боги может и не обделили, но, как видно, применяешь их по назначению ты крайне редко. Бережешь, наверное, для великих государственных дел.

— Ну что с тебя взять, воин? Вы действуете в основном инстинктивно. Может, ты и понятия не имеешь, как работают мозги. Не буду огорчать, пожалуй, а то снова начнется… лужи, веревки.

— Будь проклят тот день, когда я решил, что не убиваю женщин.

Я наигранно рассмеялась и захлопала в ладоши.

— О, уже дважды ты назвал меня женщиной, я прямо чувствую гордость принадлежности к собственному полу.

Глядя на нашу перепалку, Тоир рассмеялся. Потом что-то проговорил Хаталю. Тот кивнул.

— Пошли. Надо поесть.

Пришлось тронуть ладонью живот. Неет.

— Я не могу после такого есть.

— Придется. Нужно идти к Альхау. Тут опасно. И жителям деревни с тобой — опасно.

Хаталь двинулся обратно, к питейной. В небесах тем временем полыхнула молния, ветер принес первые капли будущего ливня. В воздухе запахло грозой. Я старалась не отставать от мага, хотя все равно шаг мой казался семенящим. На пороге питейной мой похититель что-то рыкнул служанке. Та мигом распахнула дверь, затем просто с космической скоростью убрала со стола блюдо со свининой.

Хаталь усадил, вернее, пихнул меня на скамью. Служанка появилась вновь, поставила на стол тарелку с травами и печеными овощами, похожими на странный розоватый картофель. Справа под рукой оказалась небольшая миска с маслом.

Я набросилась на растительную пищу с неожиданным восторгом. Внезапный вегетарианец, что может быть ужаснее? Никакого больше мяса.

— Слушай меня, риану, если жить хочешь. Мы с тобой уже через два восхода придем в Альхау. Столицу… килорской некромантии. Так что, ты будешь слушаться, да?

— Хорошо.

Слушаться — не значит, что я не могу выразить своего мнения. Правда, Хаталю это пока неизвестно. Но я разъясню — в ближайшем будущем.

— Что бы ни случилось.

Я кивнула. По тому, как он лихо расправился с тем мертвяком, чувствую, что слушаться его стоит.