Глава 22

Концерт у стагеров отличался от остальных. Публика застыла в принужденном негостеприимном молчании, как будто люди ожидали подвоха, к тому же, как назло, начался сильный ливень с порывами резкого пронизывающего ветра. Я, как и договаривались, незаметно превращала ледяные потоки в моросящий дождь и усмиряла вихрь. Работать в такой атмосфере было сложно, хотелось извиниться за вторжение и уехать, но музыканты с естественным профессионализмом ухитрялись сохранять живость и динамичность выступления. И публика начала реагировать, сперва как-то неуверенно, а потом органично и непринужденно двигаясь в ритм музыке. После третьей песни из первого ряда послышались аплодисменты, и скоро ожила вся площадь, рассыпалась в неуловимом невербальном приветствии. И напряжение отпустило, я перестала ждать подвоха, расслабилась, отдалась представлению и танцу.

Быстро опускалась темнота, и я зажгла без применения ресурса три настоящих факела. Но отблесками огня я управляла так, чтобы пламя казалось чуть ярче, чем на самом деле, а свет падал на лица артистов. Поддерживая огонь и погоду, я танцевала. Обычно танец лишь дополнял созданные эффекты, выступал способом перемещения по сцене. Но не здесь, не сейчас. Здесь — танец являлся поводом для моего присутствия, исполняемые фигуры требовали концентрации, так как не были скрыты в клубах мерцающего тумана, украшенного падающими звездами. Только танец. Только голос Кима. Только музыка. И в этом таилось особенное, камерное очарование, как будто мы сидели вечером у костра и пели для друзей.

Я стояла спиной к публике, склонив голову и сжав все мышцы для финального пируэта, когда услышала, как на одну секунду сбился голос Кима. На одну единственную, фальшивую ноту, и в следующий момент мое левое обнаженное плечо пронзила боль. Я потеряла контроль, и на публику обрушился шквал проливного дождя и пронзительный осенний ветер, толпа возмущенно зашевелилась, все спокойствие и камерность распались, уступая место начинающейся панике. Но в следующий момент все утихло. Кто-то перехватил управление погодой, и я не могла понять кто — Ким пел, музыканты играли — естественно, сильно, как будто ничего не произошло. Я отступила назад, перехватила вопросительный взгляд Кима, кивнула утвердительно — со мной все в порядке — и задала свой невидимый вопрос. Ким кивнул в ответ.

Что ж, расслабляться было нельзя. Недоверчивость досталась из забытого прошлого, сохранилась странным наследством, которое я спускала так легко и расточительно, не зная цены. Но этот урок я постараюсь запомнить. Еще неплохо бы понять, за что, против кого была направлена агрессия — против меня лично? Что-то выдало работу с ресурсом? Или это касалось всех музыкантов, как представителей общества, использующего силу? Непременно нужно выяснить, но позже. А сейчас время для ответного действия. Старегы перешагнули барьер первыми, и сейчас играть по их правилам — уже не деликатность, а слабость.

Приобретенный сценический опыт помог быстро собраться, загнать боль на второй план, снова почувствовать музыку. И я продолжила свой танец, вызывающе повернувшись к публике левым плечом, из которого текла кровь и торчала инкрустированная рукоятка метательного кинжала. На всякий случай попробовала поставить вокруг себя защитный экран, но обнаружила, что это уже сделано. Тогда я непринужденно, будто это не требовало никаких усилий, извлекла кинжал из раны, провела над поврежденным местом рукой театральным жестом. И закружилась в вихре звуков припева, мысленно концентрируясь на ускорении регенерации. Когда я в следующий раз повернулась к публике левым боком, по плечу все еще текла кровь, но рана исчезла. Я слышала волнение в толпе, но властный зов музыки останавливал стагеров, заставляя подчиниться ритму, аплодировать и смотреть.