Глава 39

На следующий день музыканты давали повторный концерт, но я осталась в фургоне. Вчера, после часа взаимных рассказов Дари ответила еще на несколько важных вопросов и теперь я знала достаточно. Первый снег не оставлял выбора. Пора. Время истекло.

Я медленно встала, тщательно зашнуровала ботинки и спрятала под платьем инкрустированный метательный нож. Затем забралась на кровать и потянулась за книгой на дальней полке. На обложке каллиграфическими буквами было выведено название: "Дважды пройденный путь". Вдруг вспомнилось — у Кима же есть песня с похожим названием, которую упоминала Зиэн перед первым концертом. Я даже слышала, как музыканты ее исполняли, и потом дважды спрашивала Кима, о чем текст — почти все песни музыкантов базировались на исторических фактах, или на довольно достоверных легендах, но он каждый раз ухитрялся как-то очень умело и непринужденно перевести тему беседы, и я забывала свой вопрос. Кажется, ответ сейчас передо мной.

Это была подборка исторических фактов о некоей Эрлис, стертой и нашедшей себе дом в реабилитационном центре Нелоуджа в 815 году от Нарисованного Знания. "Подумать только, в восемьсот пятнадцатом, это восемьдесят лет тому назад, — отметила я, — сколько же времени существует этот центр." Так вот, упомянутая Эрлис, судя по приведенным фактам, была просто одержима идеей о свободном распространении знаний. Это именно ей принадлежал спорный афоризм "Знание — не хлеб, его не станет меньше, от того, что ты его разделишь с другом". Сейчас это высказывание, разумеется, опровергнуто Версиленом, который охарактеризовал ценность информации вероятностью достижения цели, на основании чего объективно доказывал, что в общем случае ценность информации обратно пропорциональна количеству людей, этой информацией владеющих. Исключением являлась ситуация, когда носитель заинтересован в распространении информации, в связи с рекламным или идеологическим характером оной. Этот трактат Версилена, кстати, являлся одной из немногих серьезных доступных в общественной библиотеке книг, и поэтому я его изучила от корки до корки, и местами могла цитировать.

Однако Эрлис оказалась личностью харизматичной и к тому же обладала незаурядным даром убеждения, что, в сочетании с пустотой и бесцельностью существования большинства стертых, породило беспрецедентное по своим масштабам общественное движение, которое быстро охватило весь реабилитационный центр и распространилось за его пределы. Так как большинство стертых обладали определенным багажом знаний, пусть неполных и разрозненных, они смогли за вполне приемлемое время создать собственную публичную библиотеку, доступ в которую изначально был абсолютно открытым, по идейным соображениям, но затем все-таки пришлось установить правило добровольного взноса, так как труд по созданию библиотеки потребовал слишком большой отдачи от активных участников, и они потеряли свою основную работу. Потом эта Эрлис куда-то пропала, добровольный взнос сменился обязательным, и его размер постепенно свел на нет интерес ко всей идее, а библиотека, выращенная на коленке, перекочевала в Институт. История довольно занимательная, но не сильно яркая.

Больший интерес представляла вторая часть книги, в которой автор приводил сведения о графине Мерейской, происходившей из захудалого аристократического рода, владеющего небольшими землями в окрестностях Нелоуджа. Указанная графиня родилась в 785 году от Нарисованного Знания, в возрасте двадцати шести лет похоронила своих престарелых родителей, которые за всю свою жизнь детей не имели, а вот в пятьдесят лет скопили достаточно средств, обратились в Институт, и получили счастье вырастить дочку, которую все принимали за внучку. Девочка, выросшая своевольной в атмосфере бесконечной любви и обожания родителей, возжелала прославить свое имя и заодно облагодетельствовать обездоленных людей, не имеющих доступа к ресурсоемкой информации. Привыкшая к материальному выражению обожания графиня настоятельно рекомендовала всем, кто считал себя признательным ей за бесплатную силу, писать, рисовать, сочинять и распространять легенды о ней. Бесплатная библиотека привлекла достаточно путешественников и местной интеллигенции, не дошедшей до Института, и поэтому даже когда графиня бесследно пропала, истории и картины, ее описывающие, сохранились в весьма достойном количестве.

В заключительной части автор наглядно доказывал, что графиня Мерейская и Эрлис являлись одним и тем же лицом, так что официально Эрлис оказалась первой и единственной стертой, чье прошлое было обнаружено. В заключении автор туманно намекал на то, что именно после этого инцидента в нашем обществе считается столь неприемлемой идея создания личных дневников и жизнеописаний еще живых людей, и приводил факты, что ряд примет, связанных с этим, вошел в нашу жизнь уже после восемьсот пятнадцатого года, и, вероятно, был насажден искусственно.

"Так вот кого хотел видеть во мне Ким, — подумала я. — Вот почему он спрашивал про мои мысли насчет исследования. Но у меня нет никаких идей. Зато, быть может, свой путь я не повторяю".

Я читаю быстро, потребовалось всего полчаса, чтобы ресурс стал заполнен на треть и книга закончилась. Я закинула подарок в котомку, в которой лежало остальное имущество, и медленно вышла из фургона. Дари вчера задала верный вопрос, но получила в ответ лишь половину правды. У меня было еще кое-что, больше и тяжелее всей походной котомки. Оно стоило дороже, чем может себе позволить девушка без гроша за душой, без дома и воспоминаний, и сейчас оно гнало меня прочь от моей любви, от дороги, от свободы, к какому-то мрачному испытанию, к раскопкам сомнительного прошлого, которое я хотела знать все меньше и меньше.

Гордость.

Отведенный на путешествия год истекал, и я не могла позволить, чтобы меня притащили в Институт, как нашкодившего котенка. Саи-Но помог найти смелость взглянуть в лицо правде. Теперь я готова идти.

Я не оглядывалась.