Глава 62

Я не спала и не думала. Молча сидела на полу и ждала профессора Керона и Тони. Неподвижная и спокойная, как скала, из которой добыли иррилиум. Я перебирала детские воспоминания Нирайи, и это успокаивало, как будто у меня появилась часть детства. Времени оставалось не так много, чужая жизнь была самым бесцельным расходом бесценных минут, но я ничего не могла поделать.

Когда Керон и второй лаборант пришли, я стерла их тоже. Воспоминания ученых, накладываясь на память Нирайи, создали странную смесь в моей голове. Отсутствие личной памяти дало благодатную почву, и я стояла, переполненная ресурсом и чужим детством, ненастоящая и опасная, как отравленная собственным ядом змея.

У меня еще было время. Очень много времени, достаточно, чтобы убить. Я аккуратно собрала все материалы, относящиеся к эксперименту, сложила в металлический ящик и сожгла. Когда бумаги сгорели, я перемешала пепел и выпустила в открытое окно. Вылила все, что было в пробирках, и уничтожила сосуды тоже в специальном пламени, температуру которого я подняла до тысячи градусов.

Потом подумала немного, сидя в мягком кресле Керона, вспомнила мальчика, странную старушку, Илина с его оранжереей. Вспомнила ненависть, чьи глаза смотрели из зеркального камня в ритуальной могиле Саи-Но. У всего есть причина. Теперь я знаю, что у меня есть сила. Есть безнадежность. Рухнули последние этические барьеры.

Иногда логика не нужна.

Иногда чувства сохраняются лучше, чем воспоминания.

Иногда ты совершаешь поступок, потому что так нужно, и ты не можешь иначе.

Тогда кажется, что все предыдущие события — всего лишь звенья в цепи, и только сейчас ты подошла к замку. А ненависть — это ключ.

Цель повторного существования.

Моей целью была Элеонора.

В конце концов, именно она сделала меня чудовищем. А кто еще мог?

На пути встречалась охрана. Я забирала ресурс и шла дальше, не оборачиваясь и не ожидая сопротивления. Это требовало все меньше усилий, пока не стало происходить совершенно бесконтрольно, как рост волос. Я шла, ресурс увеличивался. Люди отшатывались. Никто не встал на пути.

Я шла по геометрической середине коридора, моей силе нужно было больше пространства, чем физическому телу.

Дверь директора была открыта настежь, я вошла и постучала в дверной косяк. Элеонора стояла спиной к окну, но я хотела, чтобы она повернулась. У нее были ясные голубые глаза, и я медленно, одно за другим достала все ее воспоминания. Она была исключительно одаренным магом, запас ресурса переполнил мозг, но не исключено, что часть пропала впустую, потому что я была не подготовлена для такого объема. Я никогда не была так сильна, я могла все, и не хотела ничего.

Я просмотрела все воспоминания, всю жизнь за несколько минут. Остановилась, чтобы внимательнее посмотреть на тот момент, когда был подписан указ, рекомендующий отрубать ворам правую руку, но не налагать особенных наказаний за ментальные преступления, вроде чтения мыслей. "Одаренные люди нужны здесь", — говорит директор. — "Дайте срок год. Не объясняйте ничего. Сильный контроль не нужен, достаточно выборочных проверок. Гордость и любопытство в сочетании с интеллектом — страшная сила. Они придут сами". Я рассмотрела расценки на восстановление ампутированных конечностей и прочих недугов. Как наяву видела, как Элеонора узнает сплетни с севера, про использование энергии огня, и как высылает туда группу наемников. Не самых сильных, но самых хитрых и жестоких. И как убийцы возвращаются и докладывают, кого и как они убрали, и директор брезгливо прерывает доклад, не желая знать деталей, а потом аккуратно и неторопливо стирает докладчиков. Я мельком глянула на программы моральной гармонизации поступающих в Институт, о которых смутно говорили психологи. "Как же это вы со мной-то просчитались", — подумала я. — "Как же вы меня не учли, не гармонизировали, это какая же фатальная промашка вышла. Да ведь я и сама не знала, ничего не планировала, это спонтанный подарок. Даже не знаю кому, и не хочу об этом думать. Надеюсь, что он будет добрее вас. Или благороднее. Или просто менее жадным". Я еще раз посмотрела на ценники, обновленные и дополненные, которые лежали на директорском столе.

Сколько покалеченных жизней может стоить власть? Несколько сотен смертей от голода в неурожайный год; несколько десятков безнадежно больных детей; и неизбежный урожай жертв правосудия — родных и близких тех детей, которые готовы пойти на все, чтобы добыть деньги и заплатить по счету, выставленному Институтом. Подписанному директором. И в этот момент я знала, что в списке жертв были и дорогие мне люди, месть не была абстрактной.

Можно выжечь память, но чувства уничтожаются только с душой.

Поэтому Элеонору я убила. Остановила сердце. Безболезненная и мгновенная смерть; отсутствие шанса на вторую жизнь.

С нашей прошлой встречи прошло чуть больше семидесяти двух часов. Тогда кольцо на ее пальце было еще было багряным.

Потом я стерла приближенных директора, всех до единого. Тех, кто давал бесценные советы, кто составлял указы, кто молча кивал, когда обновляли ценники. Удалила каждого из воспоминаний родных и друзей. Стерла из глаз их детей. Дочери и сыновья завтра проснутся сиротами, и не будут помнить, что когда-то было иначе.

Некоторых советников я хотела убить. Но вспомнила тварей и не стала. Мой собственный конец был близок, а я еще не знала лицо поджидающей смерти. Три — хорошее число, не стоит его менять.

Потеря памяти ведь равносильна полному уничтожению? Не нужно глупых оправданий про привычки и физическое тело. Человек — совокупность воспоминаний. Я — это веснушки на лице Эмми, профиль Кима в движущемся фургоне, искаженное ужасом лицо наемника в ночной полутьме.

Я откинулась на стену и оглядела просторный кабинет с мертвой женщиной у окна. Даже после смерти она была ослепительно прекрасна.

Это была месть за детей, мучающихся от болезней, когда рядовой сотрудник Института может запросто вылечить любую хворь. Маленьких голодных воров с отрубленными руками и взрослых родителей с поломанными судьбами. А ведь на восстановление ресурса достаточно пары книг из первой секции библиотеки.

Это был подарок Илину, который, кажется, способен что-то построить. Я — не способна, но сейчас у меня сила, и я могу хотя бы разрушить.

Свершившаяся месть обернулась удавкой вокруг шеи, чужая сила гирями утяжелила руки, тянула на дно, в покой. Уютная темнота в яме Саи-Но, могильная тишина и безмятежность. Если посмотреть в зеркало сейчас — умру ли я, как та коза? Конечно, нет, три дня еще не истекли. Хорошо бы иметь песочные часы, рассчитанные ровно на семьдесят два часа. Можно было бы сесть и смотреть, как последние отведенные песчинки толпятся у узкого горлышка, торопясь на встречу с неизбежным.

Все сходится, в конце концов. Преступление под джезраа — смена власти. Народ знает больше, чем одна самоуверенная девушка без прошлого. Свой приговор я подписала давно. Некоторые вещи — неотвратимы. И в глубине сознания шевелится темное удовлетворение.

Я спустилась на первый этаж, в холл.