Глава 58

Было уже поздно, но я все-таки решила спуститься на наш этаж и зайти в кабинет к Илину, проверить — вдруг кто-нибудь задержался и собирается сегодня поиграть в карты. В гостиницу идти не хотелось. Меня беспокоило новое кольцо, бессюжетный разговор с Элеонорой, закрытая группа Керона, сверчок. В коридоре уже отключили постоянное освещение, стояла тьма, и только сенсорные лампочки с гудением зажигались от моих шагов. Неровный мерцающий свет отвоевывал у темноты небольшие сферические зоны, но оставлял дальний конец коридора непроницаемо черным. В противоположном конце перехода светилась красным цветом табличка "Выход", и показалось, что в дверном проеме кто-то стоит. Стало неуютно и захотелось спуститься вниз, в освещенный и охраняемый холл. Но я вспомнила, что на указательном пальце надето бескомпромиссно багряное кольцо, и мне ничего — абсолютно ничего — не может грозить сегодня.

Я пошла вперед, стараясь ступать как можно тише. Хотелось, чтобы лампочки перестали вспыхивать над головой, как прожекторы в пустом театре над последним актером, задержавшимся на затянувшейся репетиции. Я подумала, и заглушила свет, используя ресурс. Темнота по углам стала менее плотной, и пустые квадраты окон медленно приобрели очертания. Закрыла глаза, автоматически поставила вокруг себя щит, постояла десять секунд, плотно зажмурив веки, и снова открыла.

В дальнем конце коридора, у крайнего окна стоял сумасшедший профессор. Я по-прежнему видела смутно, но сейчас уже точно могла сказать, что это он — узнала круглую приземистую фигуру. Помешанный ученый стоял спиной к окну, у противоположной стены, уставившись в одну точку. Медленно перебирал ногами, как будто бы пытался в стену зайти, ритмично взмахивал руками. Тщетность попыток не вызывала у него никакого видимого раздражения, и он продолжал перебирать ногами, медленно и ритмично.

Стало страшно, воображение тут же дорисовало кривые гнилые зубы из ночного кошмара у смутного силуэта. Вспомнились слова Лиры о том, что помешанного профессора не смогла убрать сама Элеонора. Наперекор всему, я сделала два осторожных шага вперед. Парадоксальное ощущение целесообразности было почти осязаемым. Казалось, что эта встреча здесь и сейчас не случайна. Единственный шанс узнать нечто важное, предназначенное для меня.

Профессор повернулся и перестал перебирать ногами. Теперь он молча стоял, глядя на меня. Ноги были неподвижны и только руки продолжали двигаться в такт отсутствующим шагам. Я подошла ближе, уже совсем бессознательно, зачем-то повторяя про себя "вдох — носом, выдох — ртом", как при физических упражнениях.

— Здравствуйте, — тихо сказала я. — Можно с Вами поговорить?

Сумасшедший некоторое время молча изучал меня, слегка склонив голову на бок, а потом спросил: "О чем?" В голосе не было удивления, он ждал здесь меня. Снова нахлынуло томительное чувство предопределенности и вспыхнула мысль: "Не стоило работать с Илином. Это все обратка за игры с вероятностью. Илин сильнее, и он умеет защититься от последствий, а мне не стоило соваться".

— Про вашу Дени, — сказала я первое, что пришло на ум.

— Нельзя, — решительно ответил помешанный. — Опасно.

— Для кого опасно? — так же тихо уточнила я.

— Для вас, — сказал он. — Я расстраиваюсь, когда говорю про нее. Иногда это очень опасно.

— Не для меня, — сказала я.

— Для кого угодно, — возразил он. — Нет защиты. И я не могу это контролировать. Очень опасно. Дени не знала.

— Со мной ничего не случится, — сказала я, протянула вперед руку с кольцом и подавила мысль о том, что это всего лишь гарантия, что я буду жива. Но никто не объяснял, как именно.

Профессор подошел ближе, наклонился к кольцу, посмотрел, наклонился еще ниже и зачем-то понюхал.

— Все равно опасно, — сказал он. — Но можно, пойдем.

Профессор сделал приглашающий жест рукой и пошел по коридору налево. Я послушно шла следом и продолжала глушить лампочки, вспыхивающие над моей головой. Почему-то думала, что яркий свет повредит помешанному, и каждый раз вздрагивала от тихого щелчка и появления неверной сферы света. Ликвидировать освещение до появления мне не удавалось.

Профессор прошел метров десять и остановился у глухой стены. В призрачном свете казалось, что выбранный фрагмент слегка отличается по цвету, профессор положил руку на штукатурку, на кончике его пальца загорелся приятый мягкий огонь. Стена сдвинулась, к моему изумлению, и открыла небольшое темное помещение, похожее на кладовую, но почти уютное в теплом свете огня. В глубине стояли швабры, сломанное ведро, сундук и жались какие-то коробки. На одной из коробок лежала пронзительно белая салфетка с замысловатым узором и зеленое яблоко. На полу валялся смятый листок, схематическое изображение насекомого с небольшими жесткими крыльями. Тот самый сверчок, который был на черновике у профессора Керона, тот же разрез, та же проекция. Я могла поручиться, что с теми же самыми подписями. Инстинктивно шагнула вперед, но сумасшедший профессор опередил меня, торопливо наклонился, смял листок и убрал за пазуху.

— Это нельзя, — очень громко и агрессивно сказал он. Мурашки пробежали у меня по затылку. — Очень, очень опасно. Никому нельзя знать, и никому нельзя с этим работать. Из-за этого все и началось. Они снова хотели начать это, поэтому я забрал у них рисунок. Теперь они не знают, что делать.

Я не осмелилась больше задавать вопросы и молча отступила на шаг назад. Профессор повернулся ко мне, какое-то время смотрел в глаза, а потом кивнул.

— Садись. — Сказал он, и указал на покрытый паутиной сундук. Я села.

Сумасшедший подошел к коробке с яблоком, прокомментировал "Мой стол" и достал из нее свернутый листок, разгладил бумагу, посмотрел. Мне не было видно, что там изображено, но на просвет казалось, что это рисунок, а не запись.

— У меня есть яблоко, — сказал он. — Спелое. Хочешь?

Я кивнула. Яблоко не вызывало аппетита, вообще мои интересы в тот момент были сильно далеки от гастрономических. Но подумала, что факт принятия угощения послужит добрым знаком в глазах сумасшедшего и, возможно, защитит от чего-то. Профессор передал яблоко левой рукой, чуть не выронив, я быстро перехватила и стала есть. Помешанный остался стоять и сосредоточенно вглядываться в изображение. Я зябко передернула плечами, из угла дуло.

— Расскажите мне, пожалуйста, кто такая Дени, — нарушила тишину я. — Почему вы ее ищете?

— Я покажу тебе её, — сказал он, — ты должна знать. Все должны знать и бояться.

Он переступил с ноги на ногу. Ему, по всей видимости, не хотелось этого делать, но наконец, он коротким нерешительным жестом передал листок:

— Ты пошла со мной, и я тебе покажу. Здесь нарисована моя Дени.

Листок оказался карандашным этюдом, хорошим, детальным. В центре были изображены люди, много, около двадцати человек, все разного возраста. Веселые. Они сидели в конференц-зале института, в разных позах, некоторые смотрели вперед, на художника, а некоторые разговаривали вполоборота.

— Вот она, — профессор ткнул пальцем в красивую высокую блондинку. — А вот я.

Блондинка сидела рядом с профессором в первом ряду и держала его за рукав. Она была чуть ли не на голову выше и намного красивее; на великолепном лице застыло неприятное брезгливое выражение. Она показалась мне смутно знакомой, но потом я увидела еще одно лицо и остолбенела.

Во втором ряду сидела Эмми, моя соседка из Каморок, пухлая, хорошо одетая и довольная. Хорошо ей было, и рада она была сидеть здесь, рядом с блондинкой и сумасшедшим профессором. Было у нее здесь место, и было у нее здесь прошлое.

— Кто это? — прошептала я, указывая на Эмми.

— Элиза, — ответил он. — Помощница. Добрая девочка. Но она теперь тоже вампир, наверное.

Он был явно разочарован такой реакцией. Показалось, что профессор мешкал, потому что боялся и надеялся услышать: "Точно! Дени. Конечно, я ее знаю".

А я не сказала ничего подобного, и теперь в безумных глазах темнела обида ребенка, не получившего подарок на праздник конца зимы.

Мне стало жаль сломанную надежду, и я очень старалась вспомнить, но мысли были заняты Эмми-Элизой. Что произошло с подругой? Как она попала в реабилитационный центр? Есть ли какой-то смысл в словах помешанного?

— Почему Элиза вампир? — спросила я. — Она пьет кровь?

— Нет, — раздраженно сказал он, — не такой вампир. Ты не понимаешь.

— Не понимаю, — согласилась я. — А кто сделал ее вампиром?

— Дени, — сумасшедший профессор покачал головой, — она сказала мне "Ты ребенок", и я был ребенком. Я катал тележки, а она улыбалась насмешливо и говорила: "Хороший, хороший мальчик". А потом она сказала мне, что я взрослый, и дала мне шампанское. "Давай выпьем за твою победу", — сказала она. И я выпил. И уснул. А пока я спал, она стала вампиром и убежала. И украла их всех, — он показал на этюд, — Я думаю, они теперь вампиры тоже, иначе зачем ей их красть?

— А вы? — спросила я.

— А я искал её, — ответил он. — Я же любил её, а она обманула меня. Как обманула в свое время Гернаса. А ведь он верил ей, сам отдал ключи от дома… Когда вернулся, дочь уже была мертва.

— Дени её убила, потому что вампир? — ужаснулась я.

— Нет! — раздраженно сказал сумасшедший. — Ты не понимаешь. Это было раньше. Дочь Гернаса тяжело болела, просила о милости. Дени притворилась целительницей, и Гернас сам открыл ей дверь. Поверил. А я тоже ей верил. Знаешь, я искал ее глазами всех людей, но не нашел. Очень устал.

Я посмотрела в грустные безумные глаза и вспомнила, кого напомнила мне блондинка, профессорская Дени. Именно её я видела в воспоминаниях старика, рассказавшего историю про шакала.