№ 4 Гофер Кира

— Надо разведать. Я с помощницей схожу туда. Если не будет опасности, мы переведем туда людей.
— Она бросит переселенцев в болезни, а нас тут в голоде! — вскрикивает Томпсон.
Но его останавливает короткий властный жест.
— Раз уж вы меня позвали, то решать мне, а вам только советовать… Каким будет твой совет, уважаемый Бриггс?
Бриггс посопел, пожевал губами:
— Я понимаю, людям плохо… Многие лишь увидят небо, как сразу клади их в землю. Уже есть и такие, которые появляются без жизни… Все отравлено так, что притянуло помощь с неба… Сама наша земля о нас заботится… — он скорбно опускает голову. — Мой совет: Двое с Неба должны увести нас туда, где будет еда и не будет болезней. И если им надо разведать…
— Нельзя! Отпустим их, не получим ничего, — шипит Томпсон и взвивается на ноги. — Мой совет: не отпускать их никуда и никуда не ходить с этими…
— Я спросил твоего совета? — с тихой угрозой перебивает его шеф.
Томпсон побледнел и опустился на свое место.
— Если вы не дадите помочь мне, то другой помощи вам никто не предложит, — говорю я, стремясь поставить точку в споре.
Шеф хмурится.
И вдруг шевелится у стены куча серого белья. Раздается приглушенное и протяжное «пр-р-р».
— Ах ты ж! Полопаться же можно! — вскакивает Томпсон и поднимает кулаки. — Старый ты…
— …Саймон, — продолжает Бриггс с улыбкой. — Старый он Саймон.
Куча шевелится активнее, из тяжелых складок высовывается длинный нос, любопытно принюхивается. Потом наружу вылезает и вся голова — маленькая, лысая. Тонкий рот с провалившимися губами кривится и выдает насмешливо:
— Вот я тут сижу, никто не видит. Чего скажу, никто не слышит. Пить захочу, никто не нальет. А стоит мне…
— Есть ли совет от старейшего? — прерывает его шеф невозмутимым голосом.
— Да какой от меня совет, когда я вон… совсем… — кряхтит Саймон. — Вы вон тут о еде… То молоко у вас в животе, то мясо на уме. А мне, что ни съешь, все на выходе одно… Что умею, того не жалею.
В доказательство он выдает новое «пф-ф», явно провокационное.
Шеф спокоен:
— Я хочу услышать и твое слово тоже.
Старый Саймон откровенно тянет время, но потом все-таки выдает:
— Раньше я пукал громко и бесстрашно, с наслаждением. А теперь все больше опасаюсь, теперь я стар и пукаю себе тихонько. Что еще делать, когда ты стар? Только тихо выпускать из себя воздух и более ничем не тревожить мир. Пусть вон, — он указывает на меня, — молодые им занимаются.
И пропадает, тает напряжение…