Глава 43

Стою перед входом в огромное неопрятное строение, выполненное из наваленных во много слоев бревен. Бревна тонкие и длинные, с заостренными концами и прожилкой в середине. В строении очень много входов и, наверное, много выходов. Обойти его нельзя. Мне нужно на ту сторону.

Строение пахнет старой хвоей и что-то ужасно напоминает, но я не понимаю, пока не вхожу внутрь. Это муравейник. Я чувствую, как поднимаются волосы на затылке, и одновременно с этим у входа появляются муравьи. Насекомые обычного размера, не соответствующего муравейнику, и я могу от них убежать, и я бегу. Передо мной развилка, я бегу налево, снова развилка, направо и попадаю в тупик. Возвращаюсь, муравьи уже рядом, чувствую шелест миллионов лап, поворачиваю налево и снова попадаю в тупик. Разворачиваюсь, в следующий момент лавина оказывается у ног, и насекомые поднимаются, огромной, бесформенной массой. Больно и страшно, я кричу и… умираю.

Чтобы снова очнуться у входа в муравейник. Я не хочу идти внутрь, отчаянно, физически не хочу, и какое-то время безнадежно ищу другой путь. Которого, разумеется, нет. Вдыхаю, принимаю низкий старт и бегу со всей мощи. Прямо, налево, налево, тупик, назад, прямо, тупик, назад. И умираю. Менее больно, но опять очень страшно.

Третий раз. Прямо, прямо, налево, тупик, назад. Боковым зрением замечаю в переходе кого-то, кроме муравьев, неясную фигуру. Тень приближается, сворачивает, и в этот момент меня снова настигают муравьи, и я снова умираю. Совсем не больно. Страшно.

Снова стою у выхода и пытаюсь понять, что делать. У меня нет ничего, то есть совсем ничего — под ногами — кусок монолитной скалы, сверху — безупречно синее небо, и я могу отходить от входа в муравейник только на пять метров в любом направлении. Затем меня нещадно отбрасывает ветром, на эту самую монолитную скалу. Мельком замечаю, что волдырей на колене нет, и пятки тоже выглядят здоровыми. Я пытаюсь собраться с мыслями, подумать, отдохнуть, в конце концов. Сажусь на землю, скрестив ноги, и изучаю бревна, точнее гигантские хвоинки и думаю, как бы их приспособить и слишком поздно замечаю волну муравьев. Вскакиваю, бегу в муравейник, вижу две фигуры в глубине, одна бежит налево, другая прямо, поворачиваю направо и умираю. Не больно. Не страшно. Рутина.

Прихожу в себя с мыслью: "Полный перебор" и эта мысль мне абсолютно не нравится. Вспоминаю неясные фигуры. Если бы их догнать и сказать, куда бежать уже не надо. Если бы на каждом повороте, да по три таких фигуры, или сколько там ответвлений… Не успеваю додумать эту мысль, как зрение приобретает странную фрактальность. Будто бы я смотрю не одной парой глаз, а несколькими. Поворачиваюсь налево и одновременно вижу: пустоту слева; себя, с головой повернутой налево; двух себя, с головой повернутой налево. Я смотрю вперед и делаю шаг. Картинки сдвигаются. Мы входим в муравейник. Развилка. Самое сложное. Картинки меняются, направляю одну себя налево, одну прямо и одну направо. Это сложно, как будто управлять искусственной частью тела. Нужно четко осознавать, куда движется каждое из моих "я". Мы продвигаемся медленнее, чем когда я была одна. Мое правое-правое-левое "я" уткнулось в тупик и погибло, остальные пока в движении. На развилках картинки распадаются на мелкие фрагменты, и все сложнее удерживать в голове схему муравейника-лабиринта, и я почти радуюсь, когда часть моих "я" утыкаются в тупики и освобождают картинку. Нас становится меньше, нескольким "я" даже удалось встретиться, но большинству не повезло. Из лабиринта нас выходит трое, оглядываюсь, вижу ту же тройную картинку — пустота, затылок, два затылка. Сажусь. Растроение не пропадает, голова раскалывается от боли. Я закусываю губу, встаю и остаюсь на месте. Я иду в лабиринт и остаюсь на месте. Я погибаю, два раза, одновременно, и остаюсь одна снаружи. Картинка перед глазами приходит в норму, и я тяжело выдыхаю. И тут же пейзаж снова меняется.