Глава 17

Я открыла глаза и посмотрела на потолок фургона, в центре которого красовался настежь открытый люк. В люке виднелось небо, необычно синее и яркое для осеннего дня. Было раннее утро и было свежо и зябко.

На стене фургона, прямо передо мной, висела старая карта, вся испещренная мелкими пометками, расчерченная извилистыми линиями, выцветшая на солнце и с оторванным углом. На противоположной стене — гитара с изображенной на корпусе обнаженной девушкой. Гармоничный рисунок, изгибы женской фигуры, как отражение форм инструмента.

Фургон был небольшой, но не тесный, и в нем удивительно пахло дорогой. Свободой. И приключениями. Странный запах, сочетающий аромат сосен, дегтя, которым смазывают колеса, и дыма от костра.

Ким сидел рядом и внимательно смотрел на меня, словно пытаясь разрешить некий вопрос.

— Скажи свое имя, — потребовал он, когда увидел, что я открыла глаза.

— Кори, — ответила я, — а в чем дело?

— Красивое имя, — растерянно отметил он. — Почему ты не сказала вчера? Это странно.

— Не уверена, что это правда мое имя, — объяснила я, — а мне почему-то было принципиально не врать.

— А сейчас это уже не критично? — улыбнулся Ким. Улыбка у него была светлая и вместе с тем какая-то немного нахальная, как будто он оценивал меня, точно уверенный в своем праве на это.

— Да, сейчас меня уже отпустило, — подтвердила я. — Это все был эль и твои песни. Сейчас я уже готова врать и хочу торговаться. Еще пара вопросов, и я потребую от тебя информации взамен. Уверена, тебе есть что рассказать.

— Есть, — согласился он. — Но сначала я. У меня появился еще один вопрос — как можно сомневаться в своем имени?

— Я стертая, — призналась я. Мне не хотелось этого говорить, но я терпеть не могу разводить тайны на пустом месте.

— Ого! — восхитился он, — Первый раз встречаю кого-то из вас вживую.

Ким оперся на согнутый локоть и задумался на минуту. На руке, во все плечо, у него была сложная, очень реалистичная татуировка — отведенный в сторону кусок кожи, обнажающий разорванную плоть и кость под ней. Рисунок вызывал легкое естественное отвращение и вместе с тем странное физическое влечение. Я отвела глаза. Вдруг захотелось, чтобы Ким позвал меня с собой. Пусть ненадолго, на один короткий тур. Чтобы ночевать в этом фургоне, чтобы узнать, как на самом деле выглядят линии, нарисованные на потрепанной карте.

— Кори, — сказал музыкант, словно прочитав мои мысли, — поехали с нами? Ты расскажешь о себе, я напишу о тебе песню.

— Вот песню точно не стоит, — возмутилась я. У нас не принято писать истории и песни о еще живых людях. — А насчет поехать… У меня же здесь...

Я села. Это не могло быть так легко, наверняка я что-то забыла и не учла. Но разве я могла мечтать еще о чем-то еще? Дорога, и свобода, бесконечный путь, вся жизнь — путь.

— Что у тебя здесь? — заинтересованно спросил Ким.

Я задумалась. Вспоминала цех, перепачканные красками руки, глаза, сведенные в одну точку. Время, которое мучительно медленно наматывается на минутную стрелку часов.

— Ничего, — ответила я, — Совсем ничего. Низкооплачиваемая работа, которую я не люблю. Жилье, за которое мне нечем платить. Друзья, которые без меня переживут.

— Это значит да? — усмехнулся он.

— Это значит да, — подтвердила я.

Когда мы тронулись, Ким ушел в соседний фургон обсудить итоги вчерашнего выступления. Возможно, он сделал это специально, чтобы оставить меня наедине с ней.

Фургон Кима был замыкающим в цепочке. Я сидела, свесив ноги в открытую заднюю дверь, и смотрела на нее.

Она была в тысячу крат лучше, чем в моей мечте. На тысячу слов прекрасней, чем я могу описать. Она пахла пылью после дождя, и соснами, и солнцем. Разнообразней, чем узор огня, каждый поворот как восхитительная история. Моя единственная настоящая любовь, которую я сохранила, даже когда потеряла себя. Ради которой я была способна на необдуманные иррациональные поступки. Ради которой уезжала от Института, от ответов на мой вопрос.

Моя единственная страсть.

Дорога.