Глава 8

Драка оказалась последним приключением на долгие месяцы. Зимой обитателям реабилитационного центра настоятельно не рекомендовали выходить в город без теплой одежды, а ей мы с Эмми запастись не успели. Босоножки и сарафаны на снегу — привилегия аристократии и знати. Вот и пришлось нам ограничиться редкими вылазками в город, чтобы не дразнить горожан без необходимости. В трактиры ходили по очереди, заимствуя зимнюю униформу у старожилов. Но и там редко удавалось услышать любопытные истории — странников стало меньше, да и чутье на хорошие рассказы ослабло. После невольного заточения мы кидались на первого попавшегося словоохотливого путника и с восторгом слушали о чем угодно, лишь бы это происходило за пределами реабилитационного центра.

А праздник конца зимы заставил себя ждать. Все уже подготовили свои подарочные истории мечты, а сменяющий дождь все не шел и не шел, но однажды утром мы наконец-то проснулись от долгожданного звука ливня. Это был не обычный весенний дождь, а ливень конца зимы. Он будет идти три дня, а потом выглянет яркое жаркое солнце и зима исчезнет, так, как будто ее не было, и только холодные грязные ручьи на сияющих улицах будут напоминать о том, что здесь еще совсем недавно лежал снег.

Этот ливень ознаменовывал начало праздника — никто не работал в эти три дня, все собирались, пили горячий глинтвейн и делились соответствующими случаю мечтами. Это было замечательное по-домашнему уютное событие. Едва ли в прошлой жизни, до стирания, мне доводилось отмечать столь семейно и многолюдно.

Первый день праздновали в цеху, утомительно и официально. Мечты были подчищены и раскрашены под стать геометрическим гирляндам. Художники говорили о том, чтобы рисовать чище и быстрее, мастера грезили о новых идеях, шпаклевщики — о куклах без изъянов. Начальство загадывало, чтобы подчиненные не болели, не ели и желательно не спали.

Были и подарки. Очередная порция фактов из городской библиотеки. По большей части, незначительных, но потенциально практичных — способы ухода за ипомеей декоративной, технология шлифования мягкой древесины. Ресурс удавалось извлечь далеко не из всех сообщений, да и тот тратили сразу же на декоративные дожди, сияющие сотнями миниатюрных звездочек — один из любимых атрибутов праздника. Мне нравилось экспериментировать с иллюзиями и отвлекать уже немного уставших художников необычными спиралями и завихрениями в фантомном ливне.

Второй день праздновали в каморках, в коридоре. Там собрались обитатели мужского и женского крыла, дешевый глинтвейн лился рекой, и мечты были уже не такие выхолощенные, но по-прежнему практичные и приземленные. Мы загадывали, чтобы в столовой вкусно кормили, чтобы крыша не текла, вставать попозже. Женщины мечтали о мужчинах, мужчины о женщинах. Глинтвейн сделал свое дело и у некоторых счастливчиков мечты сбылись. Ни ресурса, ни фантазий на иллюзии уже не осталось, но облупленные стены были искусно затянуты выращенными за две ночи декоративными лианами. Одна из художниц, видимо, имела в прошлой жизни богатый опыт ландшафтного дизайна, и умела с использованием ресурса вырастить почти что угодно и где угодно. Каждый год к празднику она декорировала коридор в выбранном географическом стиле. Вчера мы растили морэнскую флору из семян, скупленных у южных путешественников за сказочные истории.

Третий день мы отмечали вчетвером. К этому времени приберегались настоящие, сокровенные грезы. Зиэн и Лори сидели на моей кровати, а я расположилась на полу, растягивая неподатливые после двух дней празднования мышцы. Мы были слегка уставшие и охрипшие после праздника и пили больше воды, чем глинтвейна. Пришел час дарить подарки, делиться сокровенными мечтами. Это были не цели, которые нужно достигать, а мечты-истории, сочиненные за недели до празднования, вовсе не рассчитанные на то, чтобы когда-то сбыться. Мне нравилась эта традиция. Она не только заряжала ресурсом к началу весны, но и заставляла задуматься, понять, чего ты хочешь на самом деле. Когда живешь изо дня в день по одному и тому же сценарию, ходишь по одному и тому же маршруту и видишь одних и тех же людей, то начинаешь порой забывать, кто ты есть. Это так просто, забыть, кто ты есть. Проще, чем выкинуть старое платье, быстрее, чем закрыть прочитанную книгу. Особенно для нас, для стертых, у которых нет прошлого, нет настоящих привязанностей, родителей, братьев, сестер. Когда забываешь себя, ты сам становишься частью маршрута, деталью интерьера — работником на работе, хорошим арендатором в общежитии, едоком в столовой. Чтобы быть кем-то большим, стоит иногда придумывать мечту.

Жизнь и здоровье всех действующих лиц — негласное правило составления праздничной истории. Что-то вроде приметы: никто, никакой второстепенный персонаж, никакая мышь под плинтусом не должна умирать, чтобы мечта сбылась.

Начала Зиэн, как самая старшая после Пробуждения. Ее мечта была прекрасна, она обладала колоритом Морэна и пахла пряностями.

— … Там, — говорила она и её руки сплетались, как причудливые змеи, — однажды я на своем любимом верблюде отправлюсь в сердце ближайшей пустыни. В знойном воздухе будут танцевать чарующие миражи, сулящие райские оазисы, песок закружится в сумасшедшем ритме. Через шелковую повязку я вдохну сладковатый аромат ядовитой эуфорбии, который заставит верблюда слегка отклониться от заданного курса. В сотне метров от привычного пути я найду пещеру, в которую не ступала нога человека. Размеренно вдыхая затхлый воздух, я обнаружу нечто под нависшими мрачными сводами, под слоем песка и конденсированного времени. Дома я отправлюсь к лучшим реставраторам Морэна, которые тщательно счистят налет времен с моей находки. Это окажется небольшая вещица, всего в ладонь шириной, с нанесенным на поверхность миниатюрным изображением. Несмотря на прошедшие столетия рисунок сохранится все таким же ярким, завораживающим, живым. Он не будет меняться ни на йоту, но каждый день он будет выглядеть по новому, отвечая перепадам настроения и погоды — всегда идеальный, всегда самый подходящий, как музыка в классической пьесе. Однажды я встану ночью, — Зиэн мечтательно поправила волосы, она смотрела в никуда и была прекрасна, смуглая и увлеченная, — и посмотрю на нее при лунном свете. Когда идеальные сочетания цветов перестанут отвлекать меня, я увижу в рисунке геометрическую четкость пропорций. Я не буду спать этой ночью, пытаясь понять ту логику, ту закономерность, которая делает прекрасными обычные геометрические изображения на найденной мозаике, и когда я уловлю суть… — она улыбнулась, — когда я уловлю суть, я смогу расписывать храмы. Потому что это будут те самые пропорции, которые использовались в великом Нарисованном Знании. Идеальные, правильные, которые наполняют рисунок легкостью, а душу восторгом.

Мы молчали, загипнотизированные словами художницы. Мечта Зиэн была хороша, и даже абсолютная несбыточность фантазию не портила, а напротив, придавала горькое очарование, как аромат полыни.

— Об этом будет очень интересно думать, — тихо сказала Лори, и клише прозвучало неуклюже, выдергивая нас в реальность из жаркой пустыни Зиэн.

— Я надеюсь, — ответила она. — Меня согревает эта мечта. Лори, давай теперь ты?

Я не завидовала Лори, после восточной грезы Зиэн ее собственная имела все шансы выглядеть блеклой. Я не удивилась, когда уже на втором предложении в мечте подруги появился он — загадочный и идеальный кавалер.

— Я помогу отвозить кукол в лавку в этот день, потому что учетчица неожиданно уедет на Юг. Рядом с лавкой я увижу его, — Лори пустилась в длинное пространное описание его достоинств, и я погрузилась в свои мысли, когда меня отвлекло неожиданное заявление, — И он узнает меня. Мы начали встречаться тайно, и никто, ни единая живая душа не знала об этом, а потом он неожиданно уехал, а я… — она сглотнула, — а я перешла дорогу кому то. Кто вычистил память мне, и всем, кто мог помнить обо мне. Но он не знал о Карэле (так звали принца в ее мечте), он не мог знать, и поэтому Карэл не забыл меня.

Лори замолчала и обвела нас торжествующим взглядом, но рассказ не впечатлил. Каждая стертая мечтает быть узнанной, обрести семью, историю и прошлое. Ее грёза оказалась слишком шаблонной, разочарование оказалось сложно скрыть. Рассказанной истории не хватало интересных и мудрых деталей, из которых приятно извлечь ресурс теплым весенним утром.

— Девочки, моя мечта имеет больше общего с реальностью, чем вы думаете, — сказала Лори, недоверчиво подняла брови Зиэн. — Я слышала легенду.

— Какую? — Эмми подалась вперед.

— Легенду про то, как враждовали две знатные семьи...

— Эта легенда стара как мир, — сказала Зиэн.

— Нет, другая. Возможно, это были те же две семьи, но счастливая пара, — сказала Лори, — потому что ее стерли, но никто и предположить не мог, что она встречалась с младшим сыном семьи Морей. Поэтому он помнил ее, — Лори была не самой лучшей рассказчицей, путалась в местоимениях, порой забегала вперед. — Он уехал куда-то в Карреские горы, а когда он вернулся, ее не было. Она пропала из дома, из памяти людей, и даже когда он от отчаяния начал задавать вопросы, выдавая свою тайную страсть к дочери Рианти, но не получил никаких ответов, кроме недоуменных и осуждающих взглядов. Он был безутешен, он бродил по улицам и искал, и однажды он зашел в ювелирную лавку и увидел украшение, которое довело его отчаяние до предела. Все время, с первой встречи с ней, он искал идеальное кольцо, то, которое подошло бы ей, но ни одно не соответствовало ее очарованию. А сейчас он нашел это кольцо, прямо здесь, в самом центре Нелоуджа, только вот ее уже нет, и как будто не было на этом свете. Он пожелал видеть ювелира, чтобы узнать, как тот придумал это кольцо, что вдохновило его, может быть, кто? А когда он увидел ювелира, все стало на свои места. Ювелиром оказалась она, бывшая гордая дочь Рианти, она не помнила ничего о нем, но это была она, до кончиков пальцев, до трогательного наклона головы.

Лори увлеченно описывала, как богатый вельможа завоевывал любовь девушки-ювелира, и как ему удалось жениться на ней, потому что для семьи Морей даже простой ювелир была предпочтительней дочери дома Рианти, а я задумалась. Если в этой легенде есть хоть какое-то зерно правды, значит могут остаться свидетели… Но ведь не может же быть, чтобы Стирающий перебирал все связи, которые были у жертвы, и удалял малейшие следы памяти. Тогда должно быть очень, очень много свидетелей — торговцы из мелких лавок, троюродные тети, нищие, которым жертва подавала милостыню и десятки других. И все-таки, любая легенда имеет свои корни. Хотя, истоком легенды Лори может оказаться отчаянное желание каждого из нас найти след своего прошлого.

Из размышлений меня вырвал голос Зиэн: "Кори, твоя очередь, мы ждем".

Я с сожалением поняла, что пропустила историю Эмми. Впрочем, подруга все равно еще расскажет избранную фантазию несколько раз.

— У меня довольно простая мечта, — я улыбнулась, — Но я украшу рассказ деталями, которые собирала два месяца. Вы знаете мои привычки. Я буду каждый день ходить в библиотеку с размеренностью и непреклонностью отлаженного часового механизма. В один из дней обнаружу старую, потрепанную книжку за блестящими томами популярных романов. Ветхая обложка сохранит запах затерянных архивов, выцветшие страницы будут манить и притягивать взгляд. Я изучу найденную книгу в одиночестве, смакуя каждое слово, как гурман — изысканное блюдо. Книга окажется древним учебником философии, содержащим столько удивительных и глубоких мыслей, что он заставит меня не просто подумать, а пересмотреть взгляд на мир в целом. Когда голова будет переполнена ресурсом до краев, я пойду в Институт. Утверждают, что есть только один шанс попасть туда, поэтому не стоит идти просто так. Говорят, едва ты переступаешь ворота, начинается испытание. Некоторые шептали, что нужно вызвать на себя молнию и выжить, другие — что нужно пройти через огонь невредимой, но никто не знает наверняка. Впрочем, все байки сходятся в одном — либо ты проходишь Испытание, либо исчезаешь. По крайней мере, тех, кто не прошел, никто и никогда не встречал.

Эмми охнула, Зиэн задумчиво кивала: "Это верно, я тоже слышала аналогичные легенды"

— Я пройду испытание. Я соберу десятки легенд, буду тренировать тело и ресурс, и пойду в Институт только тогда, когда сила будет максимальна, а информация переполнит память. Это лучший из шансов, и я его не упущу. В Институте буду делать вид, что заинтересована в работе и знаниях, и даже власти — хотя политическое влияние меня волнует меньше всего, а вот интерес к знаниям имитировать не придется. Но в свободные минуты я буду ходить по пустынным коридорам, разговаривать с коллегами, поварами, случайными прохожими, и по кусочкам собирать мозаику слухов. И когда поиски увенчаются успехом, выяснится, что я стояла на грани некоего научного открытия. Парой слов обмолвится обиженный садовник, черновики передаст мрачный дворецкий… Часть исходных данных сохранится в архивах бескрайней библиотеки Института, и я продолжу оставленное исследование, чтобы таки получить то забытое знание, за путь к которому изувечили мою память. Следы приведут к грандиозному открытию, которое даст столько силы, что больше никто и никогда не посмеет лишить меня прошлого.

— Ты думаешь, что была ученой? — спросила Лори.

— А кем же еще? — вместо меня ответила Зиэн. — Кори держит себя, как аристократка, но есть много лишних деталей.

Лишних деталей было больше, чем догадывалась Зиэн. Все знали, что занятия спортом являются привилегией Института и моим хобби. Многие советовались со мной, как правильно собирать травы, предотвращающие зачатие и вызывающие яркие сны, и отдавали взамен бешеные объемы любопытной информации.

Но еще я знала, как перешить старую тряпку и уложить драпировки, чтобы обноски смотрелись элегантным платьем. Знала, в каком состоянии должна быть просроченная еда, чтобы можно было съесть и не отравиться; как ударить мужчину, чтобы тот не смог никого преследовать добрые сутки; и как избить любого человека, чтобы не осталось следов. Я не гордилась этими знаниями и никогда не афишировала перед подругами, но подобные факты были частью моей песни, которую нельзя выкинуть, не испортив мелодии. Я не была аристократкой, и мой путь в Институт в предыдущей жизни изобиловал сомнительными приключениями. Но я была сотрудницей Института. Моё тщательно проработанное тело и ментальная сила говорили об этом, знание дифференциального исчисления не оставляло иных вариантов.

Вечером я заглянула в комнату к Зиэн. Художница сидела спиной к двери и расчесывала непослушные кудри. Она обернулась на звук открывающейся двери и вопросительно улыбнулась.

— Зиэн, — спросила я, — а что ты думаешь про легенду Лори?

— Не верю, — покачала головой художница, — Стирание не может работать так. Но я тоже пару раз слышала, что остались люди, которые помнят, в одной легенде это был бродячий торговец, в другой — цирковая артистка. Не знаю, в чем тут соль, но дыма без огня не бывает. Может быть, расстояние имеет значение.