Глава 57 - До третьего Игрища, крошка

Вихревой Нагой умирал в одиночестве. Таково было его последнее желание. Впрочем, особенно-то и некому было выполнить эту просьбу. Друзей Нагой не имел (еще бы, с его-то несносным характером), а жена и дочь распрощались с ним, едва на свет появилась последняя, — в мире демонов это было давней традицией, и многие родители так и поступали: сын оставался с отцом, наставницей дочери становилась мать. После расхода одни с другими больше никогда — как это обычно бывало — не виделись.

Нагой поднялся с каменного блока, нашпигованного со всех сторон железными прутьями, на котором он отлеживал свои последние часы, и грозно фыркнул. Длинные волосы-цепи, с отполированными крючками на конце, чуть слышно звенели, ударяясь о небольшой якорь. Якорь заканчивал одну из цепей — ту, что была потолще остальных — и недвижно лежал на спине умирающего.

— Олбин, черт тебя дери! — прохрипел он, недовольно таращась на открытую дверь полуразрушенного дома. Крыша у домика тоже отсутствовала, и можно было разглядеть, что он находился среди каких-то свежих руин — целый квартал был разнесен по камешкам, точно совсем недавно здесь грянула жуткая бойня. — Я даже отсюда слышу, как твои сопли капают на пол! О чем я просил тебя?

Маленький Олбин сидел около двери в следующей комнате, прижавшись спиной к стене, и тихо плакал. В его темных слезинках плавали рыжие соринки, напоминающие порошок ржавчины.

— Ты — демон. Забыл? Так не веди же себя как человек! — прикрикнул Нагой. — Только слабые людишки могут опуститься до того, чтобы прощаться с умирающими близкими. Разве я не твердил тебе об этом весь вчерашний день? Демоны — высь всех живых существ. И нам совсем не делает чести то, что мы поддаемся тем же слабостям, что и человек. Детей греха не может клонить к добродетели. — И заорал во всю глотку: — Ты понимаешь, о чем я толкую тебе, маленький ты глупец?!

Будь на месте Олбина другой ребенок, не презирающий все человеческое так, как презирал его демон, он бы, несомненно, тут же подскочил и не раздумывая влетел бы в комнату отца, со слезами прижавшись к его ослабшим ногам. Но не стоит забывать, что наши герои — пропитанные грехом коренные жители Хэллинга, а потому не удивляйтесь тому, как стойко сдерживает свои эмоциональные порывы юный демонический ум.

— Почему… почему ты так ненавидишь людей? — наконец заговорил Олбин. — Если бы не твои бессмысленные рейды в районы грешников, тебе бы не пришлось подыхать сейчас у меня на глазах!

— Ты еще всего лишь сопляк, потому и не понимаешь. Грешники считают, что, отпахав в аду, они получают право на свободное сосуществование вместе с демонами. Вровень себя с нами ставят. Черта с два! Хэллинг — наш мир. Им дико повезло, что Вещательный Центр однажды подарил им такую возможность. Но так просто я этого не оставлю. Кто-то должен вдолбить в их головешки, что они тут не дома.

Олбин громко всхлипнул, зажав глаза ладошками:

— Как же — не оставишь! С разорванной-то душой! С забронированным-то билетом на визит к смерти!

Нагой ухмыльнулся и скосил глаза на огромную сквозную дыру у себя в груди, внутри которой что-то тускло мерцало красным.

— Мда-а, — протянул он, опустив веки, — не слабо та баба на мне отыгралась.

— На кой черт ты вообще ввязался с ней в драку!

— Послушай, сын, — спокойно перебил его Нагой. — Как, по-твоему: выше ли демона стоит человек?

— Нет…

— И перед законом все мы равны?

— Да…

— Тогда как же быть, когда один из них внезапно начинает думать, что ему дозволительно переступить через установленный запрет и забрести на территорию демонов? Как же быть, когда Вещатели закрывают на это глаза, оправдывая свою халатность безобидностью грешников? Что же, наконец, делать, когда с каждым днем растет уверенность, что Центр рано или поздно отменит границы, и нам придется жить вместе с мертвыми?

— Та женщина…

— Именно, Олбин. Одна из тех крыс, возомнивших, что им тут рады. Хе-хе, в древности люди поклонялись демонам, считали их богами. А сейчас что? И знаешь, из-за чего наше величие в их глазах пошло по наклонной? Что всему виной?

Олбин уже не плакал. Размеренный тон родителя успокоил его, и теперь он внимательно слушал. В его глазах постепенно разгоралось гордое пламя бунтаря, взращенного отцовским воспитанием.

— Греховные Игрища, — прорычал Нагой. — Когда Вещатели дали грешникам возможность раскрыть свой потенциал на полную и опрометчиво назвали синнеров величайшими — тогда-то человек и почувствовал, что ролью своей в истории он решительно не доволен. С грешниками первого класса обращаются на этом турнире, как с высокочтимыми гостями. Поздравляют их, благодарят, желают удачи. Однажды я побывал на Игрищах и видел всю эту грязь…

— Отец…

— Остается только надеяться, что в один хмурый денек среди тамошних сотрудников все же появится тот, кто сможет дать понять участникам — а вместе с ними и всем зрителям, — что грешники первого класса — лишь качественные рабы. Тот, кто внушит им трепет. Внушит страх и уважение. А непослушных заставит сожалеть.

— Отец… я…

— Олбин, тебе же я завещаю не забывать о моих словах. Не уподобься большинству наших сородичей, которые не находят соседство с людьми позорным. В наше время (впрочем, так было почти всегда) всем, к сожалению, плевать.

— Я обязательно…

Но Нагой никак не хотел дать своему сыну договорить:

— У меня все.

И едва Олбин снова раскрыл рот, как он тут же взревел:

— А теперь пошел к черту, недоносок! Утри слезы, размазня, и оставь меня одного! Я собираюсь отбросить концы и слиться с великим Мсье Сатаной! ПРОЧЬ!!! — Он отломал кусок торчащего прута и с такими силой и точностью швырнул его в стену, что тот пробил ее насквозь и выскочил прямо у уха Олбина, оставив ему небольшой порез.

Маленький демон в ярости вскочил на ноги, ударил ногой по двери и, недовольный тем, что ему так и не дали вставить свое слово, убежал на улицу.

— Я тебе еще покажу, старпер! — бубнил он себе под нос. — Умереть от рук какой-то женщины… И кто из нас еще жалкий! Ничего не добился, одно только трепался. Еще и меня оставил… — Горевать ему уже совсем не хотелось. Лишь пылкое детское негодование распирало юного Олбина Вихревого. Наконец он оскалился и процедил: — Вот увидишь: тебе на удивление — выбью себе работу в этом долбаном турнире… и покажу всем, что такое настоящий демон!

***

Не желая попасть под горячую руку, все, кто стоял поблизости, дружно отпрыгнули подальше от стены. Савицкая Нина, как ни в чем не бывало, по-прежнему сидела на разбитом булыжнике. Преспокойная, с уставшим видом, она безмятежно встречала своего противника. Ответить ему или хотя бы просто защититься от первого удара, девушка, о чем можно было судить по ее расслабленной позе, даже не собиралась.

Но почему? О чем же она думала? Ведь еще совсем недавно грозилась прихлопнуть демона чуть что.

Не прошло и секунды, как Олбин возник прямо перед ней. Размахнувшись рукой так далеко, насколько это позволял сустав, он намеревался ладонью вцепиться в ее лицо.

Как вдруг дал по тормозам.

Страшно было подумать, что случилось бы, не остановись его пальцы на полпути. В последний момент демон как будто вспомнил о чем-то важном, его глаза внезапно округлились, а рука застыла в десяти сантиметрах от носа Нины.

Оборвавшаяся атака, однако, все же оставила свидетелям случившегося многообещающие намеки — чем мог бы закончиться этот порыв ярости: брошенная Олбином ладонь с такой силой толкнула воздух, что брылу, на которой посиживала столь ненавистная ему участница, сдвинуло вплоть до самой стены, а спустя еще пару мгновений и вовсе раскрошило в щебень. Сама же стена покрылась такими трещинами и загрохотала с таким ужасом, что казалось, что вот-вот все рухнет, и толпа бравых грешников будет заживо погребена.

— Ну дела! — ахнула Глу.

Наконец она пробила себе путь к месту, где расположилась Нина, и теперь могла воочию наблюдать за развитием потасовки. Тем временем близнецы успели затеять новый спор — побеждающий братец поставил на то, что драки так и не случится, — и все в очередной раз разрешилось в пользу последнего.

— Почему он вдруг остановился? Эй! — зыркнула на него Глу. — Ты откуда узнал, что он не нападет? Выглядит так, будто ты магией внушения какой-нибудь обладаешь. Признавайся: околдовал его?

Это шуточное предположение, однако, заставило второго близнеца заподозрить брата в жульничестве. Уж не в самом ли деле он в тайне экстрасенс?

И он тут же схватил его за грудки, допытываясь правды.

— Тише, тише ты, — посмеялся тот. — Разве ты забыл, что говорил нам Вещатель? Демонам-проводникам запрещено затевать сражения с участниками. А значит, скорее всего, его лишил движений компьютер, следящий за соблюдениями правил. Подумав об этом, я и решил, что никакого мордобоя быть не может. Наверняка же его остановит руководство, предприми он что-нибудь эдакое. Смекаете?

Резонный ответ чемпиона споров на некоторое время унял любопытство Глу и братца-проигравшего. До тех пор, пока не выяснилось, что Олбин Вихревой не стал нападать на Нину по собственной воле.

С вытянутой рукой и взглядом, опущенным в пол, он простоял около полуминуты; прижатая спиной к стене Нина все это время с унылой миной ожидала развязки. Затем он медленно выпрямился, отвернулся от грешницы и молча зашагал к кубу.

— Эх, так и знала, что ты дашь слабину, — выдохнула та и парой хлопков струсила пыль с плеч. — И да, раз ты успокоился — что насчет твоей оговорки? Отборочный тур — действительно первое испытание? Или лишь дополнительный кастинг? И только не срывайся снова. Это дерьмо уж больно затянулось.

Игнорируя вопрос, Олбин тихо прошептал:

— Я едва не вылетел, отец…

И уже про себя додумал:

«Мрак. Мне следует быть более сдержанным. Как я мог забыться? Мне не достичь главной цели, если я и дальше буду так разбрасываться гневом. Я пришел сюда не ради того, чтобы прогореть еще на отборе, поддавшись провокации какой-то соплячки… Мой выход еще впереди…»

Нина зевнула и сделала пару шагов вперед, пнув камешек в его сторону

— Может, ответишь уже? — фыркнула девушка. — Или я сама сейчас брошусь вправлять тебе мозги. — Все-таки и у нее развилась неслабая неприязнь по отношению к демону — что бы она там ни говорила до этого.

Олбин остановился, плавным движением повернул голову и, выгнув губы в улыбку гиены, отрезал:

— Повторишь эти слова на третьем Игрище, крошка.

Нина вопросительно приподняла веко. О чем это он?

Вихревой демон ядовито хихикнул — и быстрым движением ретировался назад, прямиком к кубу. Одним прыжком преодолев ступеньки, он причалил к его высокой грани и, грозно прикрикнув, показательно ударил в нее кулаком. Нерушимое стекло Вещателей, как и ожидалось, не поскупилось лишь на несколько еле заметных трещинок. В то время как стены и потолок самого зала содрогнулись под гнетом вибрационной волны, мгновенно исчертились паутиной жестоких пробоин — и так и посыпались, словно какое-то печенье.

Светящиеся глаза, окружавшие аквариум и служившие до того только источником света, среагировали в тот же миг: в унисон моргнули (после чего их квадратные зрачки сменились на треугольные), засветили алым светом и стали кружиться, будто следили за чем-то быстро вращающимся. Подобно диско-шарам, они бросали свои лучи во все точки комнаты, чудесным образом латая дыру за дырой. Сыплющиеся глыбы не успевали и шуму-то толком наделать — алые световые полотна магической силой тут же ставили их на прежнее место, точно на клей сажали.

Уже через пару секунд все выглядело так, каким было первоначально. Завершив свою миссию, чудо-глаза моргнули повторно, сменили зрачки и вновь засветили привычно-спокойным светом.

Большинство грешников настороженно сощурились. Демон-проводник оказался вовсе не пресловутым нервным болтуном, каким виделся прежде.

Продемонстрировав присутствующим то немногое, на что был способен, Олбин Вихревой довольно ухмыльнулся и запрыгнул на крышу аквариума. Нина беспристрастно следила за ним.

— Что ты имел в виду, говоря о третьих Игрищах? — спросила она.

Олбин ответил с видимым удовольствием:

— Время, когда мне будет дозволено уничтожить тебя. Дозволено… правилами.

— ?

— Подавая заявку на работу сюда, я метил вовсе не в проводники отборочного испытания. Третий этап этого турнира — вот к чему я стремился.

Его словами явно заинтересовались и все остальные. О чем же он говорит, черт побери?!

— И знаешь, — заканчивал Олбин, — когда придет время, я первым делом займусь тобой. Не стану делать все быстро, убивая вас одного за другим, как планировал до этого, — придет время, и я целиком и полностью отдамся тебе. Только тебе. Да, крошка, мы с тобой знатно развлечемся.

Нина еще раз зевнула, присела на другой камень и ленно протянула:

— Вот так дела. Знать бы только, о чем ты толкуешь, дружище. — Почесала висок, сдвинула бровь и досказала: — Может, объяснишь?

Олбин ничего не ответил. Уселся, как обычно, и объявил:

— Четвертый номер — к пушке.

С грешницей он больше не говорил.