Глава 51 - Возвращение бандита

С того момента, как Глу и Ватер Гиор покинули тренировочный дом, парящий над адом, прошло не больше десяти секунд. Додож Бледнокрылая, проводив их глазами, сделала глубокую затяжку, выдохнула слово «win» — и зашагала обратно в дом.

Внутри ее ждали Птолемей и Псатри. Вещательница была встречена взглядами братьев — привычно пустыми, но где-то в глубине наверняка требующими ее отчета.

— Девчонка готова. — Додож причмокнула сигару. — Ручаюсь — мы добьемся своего. Она выйдет в победители.

Псатри издал какой-то невнятный возглас. То ли от того, что его ткнули чем-то острым, и он так вскрикнул, то ли потому, что хотел порадоваться хорошим новостям, то ли еще отчего-то. Но так или иначе — у него ничего не вышло. Звуки, которые он пытался воспроизводить в подходящей ситуации, больше походили на стоны немого аутиста, чем на знакомую хоть кому-нибудь эмоцию.

— Надеюсь, в этот раз у нас все действительно получится, — психоделичным распевом молвил он. — Предыдущие Игрища, хоть наш грешник и одержал в них победу, доставили нам только еще больше проблем.

— Не беспокойся, дорогой Псатри, — утешила (если это можно так назвать — с их-то врожденной холодностью) Додож брата. — Теперь нам некому помешать.

Тут вклинился Птолемей:

— Додож, в самом ли деле ты веришь в наш успех, как говоришь?

Додож и Псатри смолкли. И многозначительно глянули на брата.

— Если ты скажешь, что все не больно уж и хорошо, я пойму. Тот наш провал уничтожил тебя. Разве нет? Куда подевался весь твой запал? Тогда ты жаждала победы больше всех нас вместе взятых.

— Запал? Услышь себя — и опомнись. Я не могу ничего чувствовать. Равно как и ты.

— Глу Шеридьяр не проходной вариант. Все мы это знаем. Незачем строить из себя супер-тренера.

— Я ведь сказала — она сможет.

— Твои глаза говорят о другом.

— В них ничего нет, кроме пустоты. Не смеши меня.

— Девушка может и не справиться. Какова вероятность этого?

— Ноль.

— Разве? А мне почему-то кажется, что процентов пятьдесят. Ты вообще ее тренировала?

— Не тебе указывать мне на это — для любого было бы очевидно, что она совсем без потенциала. Я скинула ее вниз; без понятия, с чем она там столкнулась, но вернуться обратно ей удалось.

Немного погодя, Птолемей досказал:

— Я хочу верить в то же, во что веришь ты. А не в какие-нибудь утешительные байки твоего авторства. Мы — семья.

Додож не ответила.

Затянувшееся молчание прервал четвертый голос.

— Все, я больше не могу. Это просто невозможно слушать — нормальному-то демону, — вдруг прозвучало откуда-то с балкона. Гость спрыгнул вниз и продолжил жаловаться: — Никогда бы не подумал, что семейные разборки могут выглядеть… так. — Он даже перекривился. — Вы разговариваете, как роботы… нет — еще страшнее. Ух, аж жуть пробирает. Какие же вы… мертвые, черт побери! Уж извините меня за бестактность, но это действительно вне моих сил.

Говорившим был Сахей Стеклокрылый. Член Совета, а также четвертый «заговорщик».

Ниже — автор считает, что сейчас это бы не помешало — читатель может ознакомиться с кратким описанием новообъявившегося Вещателя.

Среди присутствующих вышеназванный, прежде всего, выделялся цветной кожей, довольно высоким ростом — даже в сравнение с другими Вещателями — и непропорционально длинными руками. Его оголенный крепкий торс крест-накрест перетягивали узкие орари, исписанные какими-то замысловатыми иероглифами. На тонких вытянутых пальцах сверкали несколько колец. Пшеничного цвета волосы его были неопрятны и напоминали плохо сложенную копну соломы. Длинный, неумело связанный в два узла пояс весь был изорван и покрыт грязными пятнами.

Отдельного абзаца требует его лицо. Читатель, если бы увидел на картинке лишь одно это милое большеглазое личико, уж точно бы решил, что Вещателю не больше десяти лет (по человеческим меркам). И в самом деле, каждая черточка в нем будто бы жила своей, отдельной от остального тела жизнью: махнув рукой на басовитый голос, огрубевшую кожу и вид, в общем-то, вполне взрослого демона, его лицо пожелало остаться таким, как у ребенка.

Сахей Стеклокрылый продолжительным вздохом перевел дух — должно быть, абсолютно безэмоциональная перепалка Бледнокрылых его и впрямь впечатлила — и невесело посмеялся:

— Знаете, друзья, в такие моменты я и сам начинаю ненавидеть того парня, который украл ваши эмоции. — Сказав это, он поймал себя на мысли, что все его слова улетают в пустоту, и его совсем никто не слушает. Додож и Птолемей продолжали буравить друг друга глазами, а на встрявшего Вещателя до сих пор не обратили внимания — словно и вовсе не заметили, что подле них стоял кто-то еще и громко разговаривал.

Их отрешенность показалась Сахею еще более жутким зрелищем, и он, закусив нижнюю губу, осторожно попятился назад — так, будто ему скрутило живот, и только резкое движение могло откинуть необходимость идти в туалет.

К счастью, вскоре диалог возобновился.

— Ладно. Все-таки провести девять месяцев в аду и ни разу не погибнуть стоит немалого, — сказал, наконец, Птолемей. — Будем надеяться, что девчонка чего-то да стоит.

— Свое дело она знает, — ответствовала Додож.

— Ха-ха, а я уж думал, что вы так на денек-другой застыли — можете же, — вклинился Сахей. Он со спины подбежал к Птолемею и Псатри и своими длинными ручищами приобнял их. — Товарищи, ну чего вы такие кислые, а? — И посмеялся собственной шутке. Бледнокрылые уставились на него, и ему пришлось покончить со смехом. — Не надо так смотреть, отлично же пошутил. Когда наша Шеридьяр выиграет, мы получим денежки, и вы сможете вернуть себе эмоции — я перескажу вам эту шутку. Тогда точно поймете. — Затем мгновенно посерьезнел и переспросил: — Вы ведь собираетесь покинуть Хэллинг и отправиться в мир людей, чтобы найти того ублюдка, из-за которого и разучились чувствовать, так?

— Не твое дело, — отрезала Додож.

— Ну, разумеется, не мое, — согласно пожал плечами Сахей, убрав руки за спину. — Мы с вами союзники только до тех пор, пока не получим выигрыш. Далее я выгребу свою часть — и уберусь восвояси. А чем вы там будете все трое заниматься — меня совершенно не волнует. У меня и самого грандиозные планы в отношении своей честно заработанной доли. Где бы вы еще нашли такого помощника, который бы имел связи с Советом и был способен повлиять на его решения, хе-хе? — с деланным самолюбием усмехнулся он. — Содом Бескрылый едва не вцепился мне в глотку, когда мы решали, что делать с мисс Шеридьяр, и я предложил им Греховные Игрища, предварительно обозвав их глупцами. Я очень рисковал, применяя технику внушения, знаете ли. Так что могли бы накинуть мне еще пару процентиков.

Трое Бледнокрылых одновременно зыркнули на него, и он тут же отмахнулся от своей просьбы, лишь бы только эти «мертвеходы», как он их прозвал у себя в голове, не смотрели на него так прямо.

— Но что насчет твоей тренировки? — обратился затем он к Додож. — Птолемей говорит, что все это было тщетно. И рассчитывать на безоговорочную победу нам не стоит. Что ты на это скажешь, дорогуша?

Додож сделала затяжку, выдохнула — быть может, впервые — бесформенное облако дыма в лицо Сахею и отчеканила:

— Глу Шеридьяр — не та, кто совершенствуется благодаря тренировкам. Я повторю для тебя персонально: ни один из вас не дорос еще до того, чтобы выражать сомнения по поводу продуктивности моей работы.

Вещатель чихнул несколько раз (в этот момент Псатри снова как-то странно воскликнул — вероятно, эта неотесанная эмоция была брошена к тому, как мило выглядел Сахей Стеклокрылый — точнее, его детское личико, — когда он чихал), отогнал от себя остатки дыма и подобострастными кивками покаялся в своей «дерзости».

Додож продолжила:

— Такие, как она, растут только в битвах. Битвах, где на кону стоит жизнь. Эта девица — не самый стандартный случай. Скажу прямо: внутри — что бы она там ни говорила — ей абсолютно плевать, победит ли она, что с ней будет в противном случае, плевать на свое будущее, плевать на все, что не связано с мордобоем. Пусть наша фаворитка и не так сильна, но в душе она — чистокровный бандит. Все, что ей нужно — это драка. Во многом благодаря этому она — грешница первого класса. Люди, подобные ей, совершенно непредсказуемы: погибнуть, споткнувшись о камешек на дороге, или за день развиться так, что никто бы и не предположил, что это реально, — для такой, как она, все это возможно с равной степенью. Чтобы вы понимали правильнее: для нее не важны ни победа, ни то, какой ее видят в ее обществе, ничто из того, что хоть сколько-нибудь важно для обычного человека. Процесс схватки (и черт с ним, какого размаха) — единственное, чем живет ее дух. Доселе мне доводилось встречаться с подобными грешниками. Поэтому поставить точный диагноз после анализа ее ауры было несложно. По этой причине я и отправила ее в ад.

— Погоди-ка, — покачал указательным пальцем Сахей, — почему ты говоришь об этом так, словно вероятность ее погибели была до смешного ничтожной? Ведь, по твоим же словам, от таких девчушек можно ожидать чего угодно.

— Я была не вправе думать по-другому.

— Не очень убедительный аргумент.

Вместо ответа Додож задрала подбородок и глянула на него так, что его волосы на момент поседели. Сахей резко отвернулся — и, покачиваясь, словно его шандарахнуло током, зашагал к выходу.

— Ну ладно, хватит болтать, — через плечо бросил он. — Глу Шеридьяр ждет нас.

И семья Бледнокрылых последовала за ним.

***

Глу стояла, разинув рот, и, охваченная бурей всевозможных чувств, неотрывно следила за каждым шагом Базы, бандита, перед смертью подарившего ей напоследок самый захватывающий бой, в каком она когда-либо участвовала. Удивление, страх, радость и неуемное желание призвать Гиора переполнили ее одним наплывом. Секунду спустя к этой пестрой мозаике приложился и стыд. На мгновение Глу сделалось невероятно стыдно — за одержанную победу. Она твердо стояла на том, что в своей последней битве если и не потерпела поражение, но уж точно не вышла в победительницы. Сила, именуемая соуллайном, была вовсе не козырем, не упрятанной техникой, которой она обучалась долгое время, — а удачной случайностью, спасшей ее от смерти.

Снова встретиться с таким великим бандитом, как База — а Глу восхищалась им несоизмеримо, — она была не готова.

В первую минуту.

Недолго думая, в Глу (что с ней нередко бывало, как уже успел заметить читатель) сработал специальный механизм, и все нравственные переживания разом улетучились. Осталось лишь сильное возбуждение — жаркое предвкушение будущего, в котором, быть может, ей предстоит еще раз столкнуться с кем-то настолько крутым.

База прошел внутрь куба и встал на нужную метку. В униформе участника Греховных Игрищ он выглядел неотразимо — от восхищения глаза Глу засияли звездами, и она никак не могла отвести взгляд. Однако не стоит путать ее чувства с чувствами остальных участниц, которые с не меньшим трепетом наблюдали за парнем. В отличие от прочих девиц, жадно пускающих слюну, Глу двигал отнюдь не женский интерес.

Впрочем, о нашей героине уже было рассказано достаточно, чтобы читатель и сам догадался, что было у нее на уме. Поэтому мы не станем останавливаться на этом и вернемся к более важному месту.

База опустил брови и тяжелым басом потребовал:

— Запускай.

Олбин Вихревой недовольно скривился — что это за обращение? — и с удовольствием отжал десять тысяч: судя по всему, это было действительно много. Большинство участников — в подтверждение тому — с нескрываемым любопытством перешептывались: сможет ли это грешник преодолеть накат такой мощности. Видать, мало кому достался более серьезный выстрел.

— А немало, однако, ему выпало, — присвистнул братец-проигравший.

Глу хохотнула и в нетерпении взъерошила себе волосы:

— Этот парень уж наверняка не оплошает.

Однорукие близнецы недоуменно воззрились на нее.

— Ты знаешь его? — спросил братец-победитель.

— Хе-хе, разве что самую малость…

Братья переглянулись, подумав об одном и том же, и закрепили очередной спор рукопожатием:

— Бойфренд! — бросил один.

— Друг детства! — подхватил второй.

Затем оба вперили взгляды в Глу и спросили:

— Ну, кем этот База Блэк тебе приходится? Скажи нам.

Та вопросительно гукнула, подумала, нет ли подвоха в их вопросе, и, решив, что этих парней не интересует ничего, кроме глупых пари, ответила:

— Однажды мы с ним знатно подрались.

Братья переключились друг на друга:

— Ну вот, я победил, — сложил руки на груди братец-победитель.

— Черта с два! Ты сказал, что он — ее друг детства, — возмутился братец-проигравший.

— Все равно мой вариант намного ближе к истине, чем твой: настоящие друзья частенько дерутся. Дружба без драки — не дружба вовсе.

— Да? В таком случае и моя версия подходит: бьет — значит, любит, слышал о таком?

— Нет. Что за бред? Сам небось только что это придумал. Умей проигрывать.

— Вот же скотина! — Братец-проигравший схватил второго за ворот, лбом стукнулся в его лоб и зарычал, подбирая слова.

Как вдруг прогремел выстрел — и буйные близнецы обратили взоры к аквариуму, покончив с перепалкой.

Бросившийся на Базу сгусток греховной энергии в десять тысяч хитов имел вытянутую форму и очертания стрелы. Звуки, которые он издавал в полете, напоминали вопль ведьмы из фильма ужасов. Стеклянный куб, зарекомендованный демоном-проводником как непробиваемый, весь задрожал.

Бывший бандит медленно двинул подбородком, словно оценивая размах надвигающейся атаки, — и ринулся ей навстречу. На бегу он выставил обе руки вперед и растопырил пальцы — так, будто держал в них невидимый мяч. В следующее мгновение перед ними уже вращался крупный зеркальный диск, переливающийся всеми оттенками синего. В последний момент диск вытянулся во все стороны, приобрел форму шара — и с громким хлопком выстрелил вперед. Отдача оказалась настолько сильной, что Базу отшвырнуло обратно к напольной метке — тогда стало понятно, для чего был нужен этот забег. Совершив кувырок в воздухе, База плавно опустился на землю и поднял глаза. Пущенный им диск вонзился в пушечный снаряд, скрылся где-то внутри — и уже через секунду стрела вдруг остановилась. Некоторое время она продолжала парить в воздухе, не смея сдвинуться ни на сантиметр; потом вдруг что-то неприятно запищало, как иногда пищит у людей в ушах, стрела взвыла перед смертью, вся сжалась — и лопнула, подобно мыльному пузырю. Внутри куба остались только База, проигравшая пушка и плавно угасающий назойливый писк.

Олбин Вихревой медленно поднялся на ноги, подозрительно нахмурился и как-то неуверенно объявил:

— База Блэк. К миллионным Греховным Игрищам — допущен.