(ЭКСТРА) Глава 50 - Отборочный тур

Зехот Шеридьяр сидел на корточках, облокотившись спиной о колонну, и глядел в потолок. Руки его покоились на коленках. Если бы не фреска, крупным планом изображавшая Сатану, он бы точно помер со скуки. Конечно, битый час таращиться на темную фигуру тоже не слишком весело, но если было присмотреться (что Зехот и сделал), можно было обнаружить и множество мелких деталей: на двухслойном кольце, окружавшем великого греховного владыку, картинками описывалась история сотворения мира и прочие весьма интересные сцены из наиважнейших событий Вселенной. И хотя разобраться, что там имелось в виду, было практически невозможно, все же любоваться подобными рисунками представлялось куда более занимательным делом, чем слушать то, как все остальные возбужденно переговаривались по поводу своих фаворитов.

— Вот же идиоты, — бурчал Зехот. — Ничего не смыслят в этом. Очевидно же — только один человек из всей этой кучки бездарностей способен победить.

Так как самому ему стоять в очереди — что неудивительно — было лень, он пригрозил какому-то богатенькому (судя по одежке) толстячку и дал ему приказ следить за его местом и подозвать, когда настанет время.

Бездумное любование потолочной росписью Зехоту быстро приелось. Он сокрушенно вздохнул, повесил голову и, почесав в затылке, продолжительно зевнул. Тоска одолела его с новой силой. Даже поговорить тут было не с кем — все как один выглядели слабаками, не знающими жизни. На мгновение он подумал о том, что, по крайней мере, из всей этой гущи жутких недотеп, которые раздражали его одной только походкой (как европейцу кажется, что все азиаты друг на друга очень похожи, так и Зехоту виделось, что все здесь присутствующие ходят совершенно одинаково — так, как и полагается ходить тем, кто не знаком с бандитской жизнью: в нем до сих пор жила память бравого бандита, и всех людей он делил именно по этому критерию) — на мгновение ему подумалось, что среди них наверняка найдется кто-нибудь, кто увлечен теми же многосерийными мелодрамами, что и он, и тогда можно будет убить время кратковременной беседой. Однако могло выйти и так, что собеседнику окажутся не по душе его любимые герои, а этого Зехот уж точно бы не вынес.

Едва он привстал, как подумал об этом и, расстроенный, брякнулся обратно.

Придется поскучать еще некоторое время.

Зехот уже было снова поднял глаза на потолок — что еще оставалось делать? — как вдруг среди взволнованной толпы рассмотрел до боли знакомую фигуру. Человек, который так сильно его заинтересовал (это был мужчина средних лет), медленно расхаживал посреди залы, подыскивая себе кассу, и с растерянным видом изучал брошюру с участниками Игрищ. Он был укутан в черное осеннее пальто, за спиной нес салатовый рюкзак, а его глаза скрывались за темными очками. Волосы у него были коротенькие, темные и ежиком торчали во все стороны.

Встав в конце ближайшей очереди, он задрал голову и осмотрелся. Должно быть, только сейчас уделил внимание здешнему интерьеру — иначе не удивился бы так сильно.

— Вот это да, — восхищенно протянул он. И обернулся на колонны с огнем, полыхающим на их макушках.

Тогда-то ему и прилетело.

— Блок! — вдруг прокричал Зехот — и с разбега ударил в его спину ногой. Незнакомец издал сдавленный хрип, его очки улетели куда-то в сторону. Он рухнул на пол и стал по нему кататься, держась за спину и стоная. Вопреки ожиданиям, свалился с ног и Зехот. Он схватился за голень, стал ойкать и причитать:

— Ух, совсем форму растерял. Надеюсь, без вывиха обошлось. А в школе-то без проблем получалось. Да уж, надо бы заняться собой. — Затем медленно привстал, весело улыбнулся и, в шутку отдав честь, сказал: — Здорово, Блейк! Какими судьбами?

Незнакомец поднялся следом. Щуря один глаз от боли, он с явным недоумением посмотрел на своего обидчика. Секунду спустя отвесил челюсть и воскликнул:

— Шеридьяр!

Тот, кого Зехот исподтишка поприветствовал пренеприятным ударом, звался Разор Блейк. Эти двое учились в одной школе и — было время — крепко дружили. Так как один посвящал все свободное время учебе, а другой был буйным бандитом, последнему очевидно не нравилось то, что его лучший друг толком не умел драться. Тогда-то он и придумал тот самый пинок, которым одарил его теперь: при каждом удобном случае он разбегался и со словами «Блок!» нападал на него со спины. Предполагалось, что это будет отличной тренировкой, и со временем он научится блокировать хотя бы подобные атаки. Но ничего не вышло — Разор всегда с равным успехом валился с ног и, корчась от боли, далеко прокатывался по полу — что в первый раз, что в последний.

Разор Блейк, поглаживая поясницу, подковылял к бывшему другу, поднял брошюру и произнес:

— Так значит, она, — он указал на статью об «удивительном нововведении Греховных Игрищ», где значилась фотография Глу, — и вправду твоя дочка? Не шутишь?

Зехот смущенно отвернулся и что-то недовольно пробубнил. На гордого папашку он явно не был похож.

Разор приветливо заулыбался и взглянул на фотографию еще раз:

— Какая красивая. На тебя очень похожа.

«Упаси бог, — подумал Зехот».

— Со мной-то разобрались, — вслух сказал он. — Но ты что тут забыл? Подзаработать на ставках решил?

Разор отмахнулся:

— Ох, нет. Просто так получилось, что Лира тоже будет участвовать. — Зехот вопросительно повел бровью. — Это моя малышка, — пояснил Разор и продемонстрировал ее страничку в брошюре.

Шеридьяр сделал над собой усилие, чтобы сдержаться и не вытаращить глаза от удивления. «Черт тебя побери, Глу! — в душах разругался он. — И почему именно я твой отец?! Чем я заслужил такое? После стольких лет я встречаю своего старого друга — и узнаю, что его дочь — грозный воин, в победе которого уверена большая часть зрителей. Ну а что до моего чадо… агрх… даже думать не хочется! Как же стыдно!»

Тем временем Разор отлистал назад и продолжил любоваться личиком Глу:

— Кто бы мог подумать, что наша следующая встреча произойдет в таком месте. Эй, Шеридьяр, а ведь наши дочери будут состязаться за звание сильнейшей, — воодушевленно проговорил он и со счастливой улыбкой поднял глаза на Зехота. Но вместо ответного радушия его взгляд был встречен дьявольским оскалом и хмурью на лице.

Разор испуганно сделал быстрый шаг назад — еще со школьных лет он помнил, что небезопасно стоять рядом с Зехотом, когда его брови так сильно сдвинуты, а в глазах искрится неясный гнев.

Шеридьяр резким движением выхватил из его рук брошюру и порвал ее в клочки. Ему было до того неловко, что он искренне жалел, что не назвался здешним завсегдатаем. «Глу Шеридьяр? Не знаю такой. Наверное, просто однофамилица. А я тут просто как зритель, — должен был он сказать». Но было уже поздно.

— Ты чего, старик? — осторожно поинтересовался Разор.

Зехот лишь сердито хмыкнул и молча сложил руки на груди. (Автор не станет пересказывать то, о чем он в тот момент думал. Все-таки это книга для детей, и длинные замысловатые ругательства, которыми он осыпал свою дочурку, здесь будут не к месту. Да и стыдно мне писать такое.)

Разор же решил, что его приступ спровоцирован неожиданно приятной встречей. В школе так всегда было: когда дело доходило до теплых чувств и сентиментальностей, Зехот взрывался и принимал вид лютого зверя, сторонясь каких-либо нежностей, которые для бандита должны быть постыдны. (В этом отношении, стоит отметить в скобках, он был схож с ненавистной ему Глу. Пусть и не с такой силой, но девушка проявляла то же недовольство, когда сталкивалась с чем-нибудь подобным.)

Но теперь все было по-другому. Зехот утратил свой прежний бандитский запал и пристрастился к глупым мыльным операм, за просмотром которых нередко ронял слезинку. Разумеется, Разор не знал, как сложилась дальнейшая судьба его друга, и потому ничего другого предположить не мог.

Он подобрал очки с пола, оставил их на лбу, улыбнулся и сказал:

— А ты ничуть не изменился. — Протянул руку. — Рад, что мы снова встретились.

***

Ватер Гиор стоял у разрушенной двери и смотрел на уходящую вперед балконную дорожку, куда ровно девять месяцев назад они с Глу были переправлены; откуда немногим позднее она была сброшена вниз и отдана в руки судьбе; и где теперь с минуты на минуты должен был вспыхнуть столб света, оповещающий о начале Греховных Игрищ, через который они переместятся к арене, где состоится отборочный тур.

— Глу, поспеши, — обеспокоенно проговорил Гиор. Но волновало его отнюдь не то, о чем наверняка подумал читатель. В его голосе ощущалась твердая уверенность в том, что Глу обязательно вернется оттуда. Но вот успеет ли она вовремя? Ведь ей могло там и понравиться. Не удумала ли она в таком случае задержаться? От этой девицы можно было ожидать всего. А за время, проведенное в аду, уровень ее непредсказуемости — нет никаких сомнений — вырос вдвое, а то и втрое.

Из полуразрушенного дома вышла Додож. Она молча прошагала к середине выступа, выдохнула белую девочку, похожую на Глу, и сказала:

— Она идет.

Едва Гиор приоткрыл рот, чтобы переспросить ее, как вдруг темная фигура выскочила откуда-то снизу, взмыла высоко вверх и ступила на дырявую крышу.

— Ох, я удивлена, — бесстрастно проговорила Додож и обернулась. — Не думала, что ты сумеешь самостоятельно вернуться сюда, Глу Шеридьяр. Одно дело провести там девять месяцев и остаться живой, но… подняться на такую высоту… как тебе это удалось? Я планировала вытаскивать тебя своими силами.

Ватер Гиор остолбенел. Услышав имя своей подруги, он никак не мог решиться оглянуться и посмотреть на нее. Друзья всегда ощущают такую неловкость перед встречей после долгой разлуки.

Глу молча спрыгнула вниз и медленно осмотрела демона с головы до ног. Тот ответил ей тем же. Ее лицо теперь пересекало несколько больших шрамов, волосы значительно отросли (их стягивала какая-то грязная резинка), но наибольшие изменения претерпел ее взгляд: глубокий, таящий в себе нечто, что Глу познала в течение пережитой тренировки, взгляд, каким обладают лишь мудрецы, одним своим видом вызывающие трепет и уважение. Гиор никак не ожидал такой перемены. Предполагалось, что Глу превратится в куда более бесшабашную персону, которой даже великие Греховные Игрища после будут казаться скукотой.

Настолько она переменилась, что даже ни словом не обмолвилась о том, чему обучился Гиор за это время — ведь кожа его окончательно окрасилась в темно-синий, переплетенный полосами черной чешуи, да и слезы больше не капали из его глаз. Совсем не капали. Прежняя Глу бы определенно запрыгала на месте, выпытывая у демона, что же с ним произошло. Но Глу теперешняя не выказала ни малейшего интереса. Она с таким равнодушием обратила затем взор к Вещательнице, будто его прогресс был чем-то самим собой разумеющимся и в излишнем внимании вовсе не нуждался.

Гиор, может, и хотел поскорее поделиться с ней тем, что наконец освоил свою демоническую стихию, но аура величия, что теперь витала над грешницей, не позволяла ему и звука издать.

Когда Додож Бледнокрылая поравнялась с Глу, за ее спиной, в конце вытянутого балкона, засиял столб голубого света, зовущий к себе участницу.

— Не стану загружать тебя вопросами, хоть мне и очень интересно, что с тобой произошло внизу, — холодно отчеканила Вещательница. — Насчет демона не беспокойся — он готов. Спрошу тебя только об одном. — Она помолчала секунду-другую, сверху вниз глядя в ее тихие глаза. — Ты принесешь мне победу?

Вместо ответа Глу безмолвно обошла ее стороной, направившись к светящемуся порталу, и поманила Гиора рукой. Тот неуверенно побежал вслед за ней.

— Отлично, — отрезала Додож — и сунула палец между страницами книги. Затем обернулась и выстрелила белым шариком в спину Глу. Тот тут же растворился. Девушка ничего не почувствовала. — Будет нехорошо в таком виде показываться перед зрителями, — досказала она, и все шрамы грешницы тут же исчезли. — Станьте чемпионами.

Глу тронула свое лицо — что-то защекотало — и обнаружила, что от страшных шрамов не осталось и следа. Посходили отметины и с остальных мест на ее окрепшем теле. Девушка безразлично хмыкнула — и вошла в бьющий ввысь поток ярко-голубого света.

Но перед тем, как в последний раз шагнуть вперед и наконец покинуть ад, Глу метнула пару взглядов по сторонам. Всюду, куда ни посмотри, сияли разноцветные лучики, уходящие далеко вверх: где-то там и остальные участники Греховных Игрищ вставали под свет и отправлялись навстречу своей судьбе.

Глу умиротворенно опустила веки, двинулась к порталу и, не оборачиваясь, схватила Гиора за руку и грубым рывком увлекла за собой. Время пришло.

Как только эти двое переступили границу, мир в их глазах мгновенно переменился. Красное небо на мгновение сделалось черным, а облака побелели. Затем все резко смазалось, точно вид за окном автомобиля, разогнавшегося на полную, — и тут же потухло.

Недолгое время Глу и Гиор пребывали в кромешной темноте. Не успели они и словом перекинуться, как прямо перед ними раскрылся большой глаз, испускающий яркое голубое свечение. Под ним располагалось невысокое — с человеческий рост — зеркало, поверхность которого ходила едва заметной рябью. Само помещение, куда их перенесло, было холодным и крохотным — не больше десяти квадратных метров. У противолежащих стен стояло по каменной скамье.

Внезапно Глу громко рассмеялась. Все это время Гиор никак не мог подобрать подходящих слов, чтобы завязать разговор — пусть она и превратилась в хладнокровную рассудительную бандитку, переговорить о предстоящем турнире все-таки бы не помешало, — но в тот момент, когда весь ее образ вдруг был перечеркнут этим беспричинным гоготом, он решился спросить:

— Ты чего?

Глу не унималась. Она схватилась за живот и брякнулась на скамейку.

— Видели бы вы свои лица, — сквозь смех процедила она. — Особенно ты, — указала на Гиора пальцем. — Вещательница-то все равно удивляться не умеет.

Гиор в замешательстве присел на вторую скамью, улыбнулся глупой улыбкой и почесал в затылке. Да что это с ней, в самом деле?

Вскоре Глу поуспокоилась, смахнула горячие слезинки и пояснила:

— А я уж чуть было не засветилась. Когда Додож исцелила мои шрамы, я едва не вскричала от изумления. Но нужно было держать образ — и я справилась. Ведь правда? — И прыснула снова.

Не зная, как реагировать на ее неконтролируемые перемены — то она хмурая молчунья, то бесстрашная веселушка, какой была всегда, — Гиор бегал глазами по комнате и отвечал тихим согласным смешком.

— Это прямо как в том фильме (уже не припомню название), — продолжала Глу. Она резко вскочила на ноги, сложила руки на груди, повернулась полубоком и деланно посерьезнела. — Я тренировалась долгие месяцы. Этот опыт выбил из меня всю беззаботность, и я (вы же видите?) изменилась. Глу Шеридьяр уже не та, кем была раньше. Больше вы не увидите ее хохочущей и жаждущей подраться с кем-нибудь за углом. Нет, игры закончились. Греховные Игрища — не место для этого. Я… — Ее щеки раздулись, сдерживая смех, Глу запнулась на полуслове и рассмеялась опять.

— Погоди-ка, — догадался Гиор. — Выходит, ты…

— Да розыгрыш это был, розыгрыш. Мне показалось это отличной идеей — обыграть свое появление так, как это обычно бывает в классических боевиках. А что, круто ведь получилось? — Она свалилась обратно на скамью, раскинув руки на спинке. — Даже Вещательница поверила. Еще повезло, что я сдержалась и не заржала — смотреть на то, как вы, ребята, с уважением сторонитесь меня и осторожно подбираете слова — ох, сам бы попробовал не засмеяться. Пришлось прокручивать в голове битву с Базой, дабы отвлечься.

Глазки Гиора уменьшились, сам он приоткрыл рот, а по виску его сбежала сверкнувшая капелька пота — словом, демон невольно принял такой вид, какой бывает у неудачников, которые ведутся на какую-нибудь очевиднейшую шутку и только после понимают, что только ребенок бы не учуял в ней подвох.

— Кстати, ты ведь тоже не прохлаждался все это время? — игриво ухмыльнулась Глу. — Мне нравится твой новый окрас. Так намного круче. Да и не рыдаешь ты больше. — И показала оттопыренный кверху большой палец.

Похвала, которой так ждал Гиор — ведь это было впервые в его жизни, когда он добился чего-то такого, о чем доселе даже думать боялся, — вывела его из глупого ступора и заставила улыбнуться и сказать:

— Да, я готовился к твоему возвращению, не хотел подводить. — Он возбужденно поднялся с места. — Но какой же сильной ты стала за это время? Мы ведь сможем победить, Глу? Правда?

Глу тут же подскочила, скрестив руки, плечом уперлась в грудь демону, оскорбительно насупилась и произнесла:

— А у тебя что, сомнения по этому поводу? Не уверен в успехе своего босса? Плохой тогда из тебя бандит.

— Никаких сомнений! — махнул Гиор кулаком; в глазах его плескался азарт. — Я обязательно постараюсь!

— Ну вот и отлично!

Решительному настрою демона не суждено было долго жить. Едва они обернулись к зеркалу, собираясь перейти на ту сторону, как неуверенность и страх закрались к нему в душу. Как он мог забыть о том, что остальные участники имели столько же времени для повышения собственного уровня, который и без того был за гранью достижимого, сколько и они с Глу? Радость за собственный успех затуманила его рассудок. Он с нетерпением ждал того дня, когда Глу, наконец, увидит, чего он достиг, дружески усмехнется, как она это умеет, хлопнет его по плечу и скажет что-нибудь одобрительное. Гиор был так взволнован мыслью, что способен стать тем, кого из него хотела вылепить Додож (а именно: настоящим бойцом, могущим испугать любого хулигана), что все эти девять месяцев жил одной лишь этой идеей. Наблюдая за тем, как постепенно растет его сила, он взращивал в себе уверенность, что это — очень много, что этого обязательно должно хватить, чтобы выступить против Цетры Железного или любого другого демона. Так к любому из нас, кто начинает чем-нибудь усиленно заниматься и спустя небольшое время замечает прогресс в своих трудах, на ум невольно приходит мысль, что он, быть может, гений.

Теперь же к Гиору вернулось прежнее волнение. Он разом вспомнил все жуткие байки, какие слышал, о сложностях, с которыми сталкиваются участники Греховных Игрищ. Вспомнил, что состязание это — вовсе не для таких как они. Наконец, что пригласили сюда их не за выдающиеся достижения в греховном искусстве — а только потому, что так захотела группа Вещателей.

Когда Глу подошла к зеркалу, размахивая рукой для разминки и приговаривая, что никому теперь против нее не устоять, он часто задышал, и у него привычно затряслись колени. А может, все-таки не надо, Глу? — хотел было он сказать, но быстро отогнал от себя это наваждение, понимая, как глупо бы прозвучали эти слова. Да и, в конце концов, не должно же все быть настолько ужасно? — пытался он себя успокоить. Ведь они тренировались чуть ли не целый год, и кто знает, может, их теперешней силы будет достаточно для того, чтобы не помереть хотя бы на отборе. К тому же в их победе заинтересованы могущественные Вещатели, которые уверены, что все пройдет удачно.

— Так с чего бы тогда мне беспокоиться? — вслух подумал Гиор.

Глу посмотрела на него и промычала:

— Мм-м?

Но не переживать он уже не мог.

Нам каюк, — печально решил он.

— Эй, Глу, — Гиор положил руку ей на плечо, — расскажи, пожалуйста, о своих приключениях. Тебе наверняка есть чем поделиться. Все-таки не каждый день выпадает возможность отправиться в девятимесячный отпуск прямиком в ад, — натянуто пошутил он и издал нелепое подобие смешка. Он всеми силами пытался потянуть время перед выходом к первой арене.

Глу лаконично отделалась:

— Да, там было жутко весело… сколько же крутых грешников я повстречала… ох, нет, лучше не буду ничего говорить — а то ты еще обзавидуешься и завывать начнешь, мол, почему и тебя не скинули. Хе-хе. — И шагнула в зеркало.

(Глу была убеждена, что Гиор изменился в лучшую сторону и теперь полностью разделяет ее пристрастия: мордобои, полагала она, и ему теперь полюбились. На протяжении всех девяти месяцев она с огоньком в душе ждала их скорейшей встречи, веря в то, что за это время демон уж точно огрубеет, прибавит в силе и разучит пару-тройку хорошеньких ругательств. В том же направлении мыслил и Гиор. Он надеялся, что его подруга, ежели действительно сможет выбраться из ада, несомненно станет другой. Плохой ли, хорошей ли — было неважно, главное, чтобы произошли хоть какие-то сдвиги. Глядишь, и избавилась бы от привычки вовлекать его в жуткие неприятности. Однако на деле все вышло совсем иначе: ни один, ни другая ни чуточки не изменились. Будто бы и не расставались они вовсе. Впрочем, Глу до сих пор ни разу не упомянула о Лире Блейк, той загадочной девчонке, которая перед их с Гиором разлукой объявила ее своим главным противником. С чего бы, интересно, ей не вспомнить об этом сейчас? Может, ее натура все-таки претерпела небольшие изменения, и теперь Глу не так интересны бессмысленные разборки? Хм.)

— Ай! Что за чертовщина? — ойкнула Глу и принялась натирать лоб — пройти сквозь зеркало почему-то не вышло, она так и стукнулась об него головой. — Эй, глазище, как это понимать?

— Вы не можете пройти вместе с демоном, — ровным роботоподобным голосом раздалось в ответ. — Спрячьте его в блонк. Таковы правила.

Глу раздраженно скривила губы.

— Гадство. Если я войду сама, мое появление будет не так круто выглядеть: все подумают, что я стесняюсь своего демона, слабак какой-нибудь, решат. — То, что остальные участники также останутся без видимого сопровождения демонов, она будто бы и позабыла — видать, распланировала уже выход вместе с Гиором, вот и разнервничалась, когда получила отказ. Подумав об этом — что же задумала Глу на случай, если бы им было дозволено пройти вдвоем, — демон поблагодарил организаторов за этот запрет, иначе кто знает, в каком свете девушка выставила бы их. Поди, показательную драку еще бы устроила. — Ладно уж, — буркнула она и, не оборачиваясь, протянула блонк назад. — Ныряй, дружище.

Ватер Гиор сглотнул — и, захлюпав, перебрался куда было велено.

Наконец Глу получила добро на переход. Она в последний раз зло зыркнула на глаз над зеркалом — и молча перешла на ту сторону.

В новооткрывшемся зале было темно и холодно. В центре стоял массивный стеклянный куб, расположенный на невысоком плато, к которому вели четыре каменных лестницы со всех сторон, — тусклые подсветки вокруг него, в виде небольших глазиков, были единственным источником света в этом огромном помещении, места в котором с лихвой бы хватило хоть на тысячу персон. Имеющихся «лампочек» было достаточно для того, чтобы не споткнуться и разглядеть перед собой темные фигуры прочих участников, расположившихся вокруг большого куба, занимавшего около трети всей площади.

Внутри царила абсолютная тишина. Ни шепота, ни нервного перешагивания из стороны в сторону, ни хруста костяшек пальцев для разминки, ни даже тяжелого дыхания — все точно окаменели. Народу было много, наверняка большая часть уже подоспела. Однако… отчего такое настроение? Здесь же определенно масса таких, кого хлебом не корми — дай только к кому-нибудь пристать и похвастаться своей силой.

Что за атмосфера?

Глу сделала три неуверенных шага вперед — и почувствовала, что все смотрят на нее. Не только почувствовала — те, кто был к ней ближе всего, в открытую таращились на нее с каким-то подозрительным интересом. Они словно ждали чего-то.

Глу уперла руки в бока и уже было собиралась громко осведомиться, с чего бы столько внимания ей уделено, как вдруг к ней подбежал какой-то парень и заголосил:

— О, великая госпожа, я ждал вашего прибытия с таким нетерпением, что искусал себе все локти. — Он причитал так, как причитают молитвенники перед иконой. Еще и на колени рухнул, стукнувшись лбом об пол. Глу опешила. Отвесила челюсть и округлила глаза. А парень все продолжал взывать к «ее величеству». — Я так рад, что вы наконец пожаловали к нам, о, могущественнейшая грешница первого класса. Каков будет ваш первый приказ, госпожа? — Он медленно, как и подобает покорному слуге, поднял глаза. Распластавшемуся перед Глу грешнику было не больше двадцати лет. Половина его головы была выбрита, и на лысой части значился фрагмент символа инь-янь. Волосы, оставшиеся нетронутыми, были спутаны в дреды и почти касались плеч.

По его лицу водопадом сбегал пот, губы и глаза нервно подергивались, да и весь вид его указывал на то, что устроил этот спектакль он явно не по своей прихоти. Догадка Глу быстро подтвердилась.

Внезапно большинство присутствующих в голос засмеялись.

Просидел на коленках парень не больше десяти секунд. Не выдержав, он зло оскалился, подскочил с места, обернулся к кому-то, кто стоял в темноте, и бросил:

— Ну все, ты удовлетворен? Я выполнил твое долбаное желание.

— Конечно-конечно, думаю, я засчитаю это, — сквозь смех проговорил тот, к кому обратились. Он вышел к своему озлобленному товарищу и братски приобнял его. — А все-таки неплохой из тебя актер получился. Или, может, ты всегда тайно мечтал переродиться в чью-нибудь прислугу? Ха-ха-ха.

Теперь Глу могла рассмотреть и второго. Впрочем, ничего нового она не увидела: перед ней стояли два идеальных близнеца. Разве что у одного выстрижена была левая часть головы, а у другого правая. Рисунок инь-янь, изображенный на выбритой половинке каждого, у одного заканчивался на белой половине, у другого — на черной. У обоих по плечо отсутствовали руки: у одного правая, у другого — левая.

— Ладно, подруга, — обратился тот, кто загадывал желание, к Глу, — вижу, ты не въезжаешь, что тут произошло — так уж и быть, объясню. Мы с братцем просто поспорили, кто пожалует сюда следующим: парень или девушка. Проигравший должен был сделать то, что ты только что видела. Надеюсь, с чувством юмора у тебя все в порядке и бросаться на нас ты не станешь.

«Они не знают, кто я такая, — тут же подумалось Глу. — Птолемей говорил, что отношение ко мне у участников будет особенное — косых взглядов и унизительных пинков со спины не избежать. Однако никто и не думает плюнуть в мою сторону. — Но быстро вспомнила: — Ах, ну да. Все верно — ведь мы не видели лиц друг друга».

— Эх, сколько раз мне еще тебе вбивать: я никогда не проигрываю в спорах, — тем временем сцепились братья.

— Бахвалься сколько угодно. Но однажды я тебя обязательно переспорю! Только подожди, — парировал проигравший.

— Подождать? Знаешь, люди не живут столько…

— Вот ублюдок… Может, еще раз тогда попробуем?

— И это будет… мм-м… где-то стотысячный наш спор. Юбилей — прямо как и сегодняшние Игрища! — Победитель громко прыснул.

Видя, что ее персона этим двоим, равно как и остальным присутствующим, более не интересна — все молча таращились на нее только потому, что слышали, как неугомонная двойня поспорила на ее приход, и с интересом ждали выступления проигравшего братца, — Глу коварно улыбнулась и подумала: «Хе-хе, думаете, я вам позволю вот так спокойно болтать, когда перед вами — сама я?»

— Эй, народ, — громко обратила она на себя внимание, — у меня есть заявление. — Заговорщически ухмыльнулась, помолчала для интриги и кончила: — Мое имя — Гл…

— Приветствую вас, дорогие участники! — Некто перебил ее на полуслове; взгляды грешников тут же перекочевали на него. Новоприбывшим оказался жуткий на вид демон: вместо волос у него из головы росло множество цепей. Он стоял на стеклянном кубе и с улыбкой вещал: — Мое имя — Олбин Вихревой, и я — ваш проводник по отборочному туру и первому этапу миллионных Греховных Игрищ. Приятно знаться, в общем.

— Спорим, этот демон мужского пола? — шепнул братец, который проиграл накануне.

— За дурака меня держишь? — тихо возмутился тот, кто победил. — Не умеешь ты придумывать темы для спора — так лучше и не пытайся.

Проигрывающий братец весь задымился от гнева и забурчал себе под нос ругательства.

Внимая словам демона, дабы не упустить ни одной детали, Глу на время решила отложить публичное оглашение своего имени. С ее-то неспособностью уяснять все с первого раза — навострить ушки и забыть обо всем было просто необходимо.

Демон с силой притопнул ногой, мелодичный звон эхом пролетел по залу из угла в угол, и внутри куба разлился яркий свет, осветивший и все помещение. Наконец, у участников появилась возможность как следует осмотреть то место, в котором они находились, — и Глу ею воспользовалась. Вопреки ожиданию, перед ней во всей своей красе предстали то тут то там разбитые стены, покрытые грязью, трещинами и памятными граффити, типа «здесь был тот-то, тот-то, мечтает сразиться с тем-то, тем-то».

— К счастью или к сожалению, отборочный тур не транслируется для зрителей, — продолжал Олбин Вихревой. — Так что можете расслабиться и не играть брутальных героев для камеры — здесь ее нет. Ну, теперь, думаю, можно и к делу перейти. — Смолк на секунду и оглядел всех. Его ржавые цепи противно позвякивали, когда он вертел головой. — Но перед этим хочу добавить вот что: решать, кому идти в первый этап Игрищ, а кому на тарелку Мсье Сатаны — только мне. Разумеется, все зависит от того, пройдете ли вы предложенное испытание. Однако… я могу устроить все так, что вы ни за что его не пройдете. Смекаете, к чему я? Будете плохо себя вести, не слушать меня, пререкаться или как-то косо глянете в мою сторону — можете намазываться майонезом, Мсье Сатана наверняка оценит. Давайте сделаем все быстро и без проблем — болельщики ждут. А их удовольствие — первостепенно.

Отовсюду понеслись рычание и хруст пальцев — очевидно мало кому понравилось такое приветствие.

Демон довольно встряхнул головой — ему будто бы нравился звук, который издавали его «волосы» — и перешел к пояснению правил:

— Как вам уже сказали, в каждом из семи этапов будут испытываться наиважнейшие для синнера стороны человеческой души. И первое, что вам придется продемонстрировать, — это удача. Да, именно удачу, главным образом, мы испытаем в каждом из вас в первом игрище.

В отборочном же туре нам, по идее, нужно лишь измерить ваш уровень силы и отсеять слабаков. Однако с недавних пор мы приобщили к нему и кое-что из первого этапа, который вас еще ждет. И это — проверка удачи. Обратите внимание на машину, которая подо мной. — Но все и так уже давно заметили огромный, напоминающий футуристическую пушку агрегат, прижатый к стене внутри куба. — Она выстреливает чистой греховной энергией. Ваша задача — отразить выстрел и остаться в живых. Смысл ясен? Отбиваете — проходите. Нет — приятного аппетита, Мсье Сатана. Все просто. Теперь, полагаю, вам не терпится спросить, каким образом мы определим вашу удачу. А тем, что мощность заряда, который пальнет по вам, для каждого будет разной. И что кому выпадет — определит случайность. Надеюсь, вопросов ни у кого нет? Я ведь доходчиво растолковал?

Может, кто-то и хотел чего переспросить (как Глу, например), но так как демон сказал об этом предупреждающим тоном — мол, лучше промолчите, иначе будет плохо, — никто рта не раскрыл.

— Замечательно, — снова тряхнул головой Олбин. — Впрочем, знаете, ежели среди вас есть тот, кто не уверен в своей удаче (нечестно ведь, что мы пихнули это в отборочный этап), он может воспользоваться правом тысячи хитов. — Все как один вопросительно приподняли бровь. — Хит — единица измерения мощности греха. Вы не станете тянуть жребий и получите выстрел в тысячу хитов. Проблема в том (вы, наверное, уже догадались), что вам неизвестно, насколько это много. Может оказаться так, что тысяча — уровень богов, и всем остальным выпадет от десятки до пятисот. Да, это действительно проблема. Но решать вам. Как бонус, могу сказать лишь следующее: с теми силами, какие у вас были до специальной тренировки, ни один из вас бы не выдержал подобный выстрел. — Сдул цепь с лица и добавил: — Ну, кто-нибудь желает?

Демон замолчал на минуту, ожидая, пока найдутся те, кто захочет воспользоваться предложенным.

В зале повисло напряженное молчание.

— Спорим, кто-то согласится на это дерьмо? — шепотом предложил братец-победитель.

Братец-проигравший думал, что это невозможно — навряд ли сыщется какой-нибудь дурак, который не сможет догадаться, что это та же проверка удачи, только завуалированная. Поэтому он не раздумывая пожал руку. «Вот ты и прокололся, брат, — довольно подумывал он. — Распереживался, видать, вот и предложил поспорить, чтобы хоть как-то отвлечься. Ну, теперь…»

— Я бы хотел, — вдруг поднял кто-то руку.

Братец-победитель удовлетворенно улыбнулся, кивнул сам себе и дал пинка разинувшему рот брату — традиционно они спорили на пинок, если условия не оговорились по каким-то причинам.

Братец-проигравший снова разругался, никак не понимая, откуда он мог знать об этом. Просто невероятно! Неужели среди участников — талантливых грешников первого класса, отличившихся при жизни — есть и трусы, настолько неуверенные в себе? Но каким же боком братец-победитель прознал об этом? Предположить что-то такое, да еще и рискнуть поспорить на это — нет, тут явно что-то не то. Уж не выходит ли так, что он — какой-нибудь сильный экстрасенс, тайком от него обучившийся? Да, это бы многое объяснило. Например, почему все сто тысяч споров кряду выигрывал только он. Хм.

И братец-проигравший серьезно призадумался над этим.

Он так и не сообразил, что братец-победитель всего-навсего загодя заметил, как один из грешников нервно переминается с ноги на ногу и тянет руку кверху, собираясь принять право тысячи хитов.

Бородатый мужчина лет тридцати — тот, кто усомнился в своей удаче — по ступенькам поднялся к кубу; на стекле, над его головой, появилось полупрозрачное изображение большого глаза, полыхнувшего голубым светом. Стекло взволновалось, обзавелось парой-тройкой будто бы выплавленных прорех, растущих со временем, и уже в следующее мгновение перед участником отворился невысокий проход внутрь.

— Можете не беспокоиться, — обратился Олбин Вихревой ко всем, — этот аквариум непробиваем, — он присел на корточки и постучал по нему пальцами, — каким бы мощным не был выстрел, до вас не долетит. — Затем вздохнул, разлегся как на диване, подперев голову рукой, помахал грешнику внизу и сказал: — Ладно, а теперь вставай на метку.

Мужчина — весьма суровый с виду — встал на свастику, вычерченную какой-то светящейся темно-зеленой краской, у противоположного конца куба и поднял глаза на пушку, дулом смотрящую на него. Олбин Вихревой вытащил из кармана небольшой пульт с антеннкой на конце и цифирной клавиатурой и вбил на дисплее тысячу. Спросил:

— Ну как, готов? — и, даже не глянув на мужчину — кивнул ли, — нажал на кнопку «GO».

Черное дуло засветилось, набирая мощность, загудело, завращалось — и выстрелило в своего первого испытуемого большим — размером со слоненка, — выбрасывающим в воздух черные искры сгустком греховной энергии. Мужчина широко расставил ноги и вытянул руку. Как вдруг из его рукава, позвякивая как колокольчики, друг за дружкой стали вылетать маленькие металлические буковки.

— Ого! — восхитилась Глу, с большим интересом наблюдая за происходящим. — Что это за грех такой?

Огромный рой латинских букв сделал кружок вокруг своего создателя — и устремился навстречу выстрелу. Выстроившись в клин, насекомоподобный алфавит столкнулся с угрожающе шипящим греховным залпом в тысячу хитов и на некоторое время остановил его движение. Казалось, что еще немного — и он полностью подавит его.

Наконец мужчина улыбнулся, не опуская руку, и, уже уверенный в своей победе, заговорил:

— Я не очень-то люблю рассчитывать на случайность. Как одному из лучших психологов планеты, мне не впору полагаться на такую глупость, как удача. Ведь ее просто не существует.

— Да что ты говоришь, — с какой-то странной улыбочкой на лице тихо протянул Олбин Вихревой.

— Право тысячи хитов… Вы ведь наверняка все полагали, что никто не станет им пользоваться, — гордо продолжал мужчина. — Придумали его, чтобы сломить решимость участников — тонкий психологический ход, я прекрасно понимаю. На самом же деле в этой тысяче нет ничего опасного, любой бы смог отразить ее. Я вышел сюда не потому, что струсил. Просто я никак не мог не продемонстрировать вам, что разоблачить эту уловку даже школьнику было бы под силу.

— Ну надо же.

— А теперь, — он самодовольно хмыкнул, погладил свою бороду и сжал руку в кулак, — покончим с…

Вжух!

Маска гордеца-всезнайки вмиг сползла с лица мужчины. Выпученные глаза, глубоко отвешенная челюсть — эти черты нещадно перечеркнули его лицо, когда его техника была внезапно испепелена (греховный сгусток покончил с ней так неожиданно, словно до этого даже не старался — время только тянул для собственного удовольствия). Темно-синий искрящийся шар уничтожил последнюю буковку и, больше ничем не сдерживаемый, рванул вперед.

— Невозможно! — вскричал мужчина. Судя по болезненному возмущению, исказившим весь его вид, использованный им грех был одним из лучших в его арсенале. Тонущий в панике, он вскинул руки, и мириады буковок закружили вокруг его трясущегося тела. На сей раз он, как видно, призвал все силы, что у него были — букв насобиралось втрое больше, чем в первый раз. Сверкающий металлический рой выстроился в защитный цилиндр, окруживший «психолога», в надежде, что выстрел, если не будет разрушен, так по крайней мере отрекошетит и растеряет часть своей энергии.

Раздался оглушительный взрыв. Пол аквариума переполнилось фиолетовыми и зелеными всполохами. Ни каменный пол, ни стеклянный корпус, как и предупреждал демон-проводник, не пострадали. Пострадал только грешник. Впрочем, не совсем так. Когда все поутихло и сизый туман, оставленный взрывом, рассеялся, бородатого мужчины внутри уже не было. От несчастного совершенно ничего не осталось. Один только его дух — пульсирующая светом четырехконечная звезда, — потерявшая тело, витала на его месте.

— Хвастун чертов, терпеть не могу, — ругнулся Олбин Вихревой. Демон нажал на красную кнопку, на обратной стороне пульта, и дух поверженного грешника вскружился, взметнулся вверх — и испарился. — Доставлено. Надеюсь, вам понравится, Мсье Сатана. — Затем без помощи рук вскочил на ноги, недовольным взглядом смерил оставшихся участников и спросил: — Ну, есть еще желающие?

Желающих больше не нашлось.

— В таком случае начнем, наконец, настоящий отбор. — Демон протянул пульт антеннкой вниз, несколько раз кликнул по дисплею — сенсорному, наверное, — и перед каждым из присутствующих появился черный хрустальный шар, размером с бильярдный. Шар продолжал вращаться и парить перед участниками, пока те не взяли его в руки.

— И сразу хочу предупредить, — договаривал Олбин Вихревой, встряхнув головой, — распределили мы эти штучки среди вас случайным образом — никакой уловки здесь нет, уж поверьте. Я и сам не знаю, что и кому из вас досталось. Сейчас только вам об этом известно.

Глу быстрым движением схватила выскочивший перед ней шар и покрутила его в руках. Холодный. Да еще как.

— Цифры, которые вырезаны на них, — продолжил демон-проводник, — означают: желтая — ваш номер на очередь к пушке, красная — уровень мощности выстрела, с которым вы будете бороться.

На шарике Глу желтой краской была залита вырезанная двадцатка, красной — восемьсот хитов.

«Мне досталось меньше, чем тому первому выпендрежнику, — с досадой заметила она. — Чтоб вас всех! Я хотела как минимум три тысячи».

Тем временем близнецы-спорщики, стоявшие около Глу, затеяли новое пари:

— Эй, как насчет того, что нам досталось не меньше полутора тысяч? — предложил братец-победитель. Ни один ни другой пока еще не проверили выпавшие им цифры. К тому же — что было странно — перед обоими появился только один шар. О ком-то забыли? Или они собираются выступать вместе? Но разве так можно?

Братец-проигравший призадумался и решил:

— Хорошо, давай. Ты вроде не подглядывал, а шансы на победу здесь одинаковые.

Проверили. Восьмые на очереди, мощность грядущего залпа — две с половиной тысячи хитов.

Братец-проигравший — проигравший и в этот раз — несколько раз стукнул себе кулаком по лбу и раздраженно затопал на месте.

— Итак. Все успели порадоваться выпавшим на вашу долю циферкам? Тогда давайте же начнем. — Олбин Вихревой свалился на задницу, поджав под себя ноги, и произнес: — Номер первый, пройди к аквариуму, будь так добр.

Глу расслышала мерные шаги где-то с той стороны куба и возбужденно навострила ушки — началось!

— Участник, назови свое имя и количество хитов, — потребовал демон.

— База Блэк, десять тысяч.

Глу так и оторопела.