Глава 48 - Мечта

Как только к Гиору вернулась память и он вспомнил, по какой причине лежит сейчас здесь и чувствует такую слабость, он немедленно вскочил на ноги и, спотыкаясь да ухкая от боли, отошел от Вещательницы на значительное расстояние. Его лицо — а именно: глубоко сдвинутые брови, частое, прерывистое дыхание, сопровождаемое рыком, и острозубый оскал — выражало все ту же ненависть и неудержимое желание отомстить. Однако этот гнев отличался от предыдущего. В прошлый раз Гиор открыл в себе большую силу и выглядел устрашающе — от него можно было ожидать всего. Сейчас же он походил на мальчишку, оплакивающего смерть матери и пытающегося отомстить банде бравых грабителей, которые и обидели ее.

В отличие от грабителей, которые, вероятнее всего, посмеялись бы над храбрым сопляком, Додож Бледнокрылая все так же отрешенно смотрела на отчаявшегося Гори Водяного, как будто была с ним совершенно незнакома.

— Ну как ощущения? — осведомилась она. — Понравилось?

Гиор, очевидно, хотел тут же ответить грубостью — к демонессе, которая лишила жизни его единственную подругу, он не желал больше обращаться по правилам приличия (что, однако, выходило у него с большим трудом, и уважительный тон все равно угадывался в его голосе), — но та не дала ему сказать:

— Это зовется демонической стихией. Обычно демоны твоего класса осваивают ее с мальства — ведь иначе грехи недоступны, — но что насчет тебя… Странный ты. Читала, что труслив до ужаса, но чтобы даже стихия оставалась вне зоны доступа… и это в твоем-то возрасте...

— Смолкни! — перебил ее Ватер Гиор. — Не делай вид, будто все это — та самая специальная тренировка! Ты уже избавилась от Глу — и сейчас наступит моя очередь. Но так просто… я тебе не дамся! — рявкнул он — и побежал на нее.

Додож знала, что весь его запал — не от желания спасти свои последние девять месяцев жизни — корень его гнева произрастал из глубокой горечи по погибшей Глу. В том, что Додож сбросила ее только для того, чтобы убить, он был уверен. Пережить без малого год в аду, ни разу не погибнув, а потом еще и обратно вернуться, навряд ли кому-нибудь будет под силу.

Вещательница была довольна: все это только подтверждало то, что между Гиором и девчонкой действительно существовала прочная связь — настолько прочная, что им оказался подвластен соуллайн.

Гиор натянул на свою руку гигантский водяной кулак и с отчаянным ревом бросил его в Додож. Та вскрутила перед собой свой посох, подобно мельничным лопастям, и жидкий кулак сдуло еще до того, как он ее коснулся. Затем Додож нырнула под его руку, описала ногой полукруг и с размаха посохом сбила демона с ног. Тот перевернулся головой вниз и следом схлопотал удар ступней в грудь. Не успев даже на пол упасть, он пролетел с десяток метров и напоролся на каменного воина. Тот и не шелохнулся.

— Не стоит сомневаться в моих методах тренировки, — заговорила Вещательница, пока Гиор медленно подымался на ноги. — Если б я знала, что Глу Шеридьяр не сможет там выжить, то не отправила бы ее вниз. Эта девушка… сама непредсказуемость в человеческом обличии. Ты провел с ней целую неделю (еще и полюбить ее сумел) и неужели так и не заметил, что она не совсем обычная грешница?

— Хватит… чушь пороть, — огрызнулся Гиор. Он облокотился спиной о холодного воина, дабы отдышаться и перевести дух. — Ты убила ее. Ад — не место для тренировок...

«Все-таки он невероятно труслив, — подумала Додож. — До чего же сильно он страшится ада...»

— Будь уверен, — сказано было вслух, — Глу вернется к сроку… будучи намного сильнее прежнего...

— Я сказал… — Гиор поднял с пола часть от сломанной алебарды — останки от предыдущих воинов, которых сразила Додож (даже этот кусочек рукояти был немыслимо тяжел; впрочем, при желании им можно было орудовать более-менее свободно) — и закричал: — НЕ НЕСИ ЧУШЬ!

Снова атака.

Но один взмах — и осколок алебарды раскрошен в песок, а Ватер Гиор распластан у стены.

— Наша с тобой цель, — легко продолжила Додож, словно они не сражались, а сидели за столом и попивали чаёк, — добиться того, чтобы ты овладел своей стихией и разучил сверху того хотя бы один грех. Как считаешь, получится?

Вместо ответа Гиор подобрал какую-то саблю и сделал очередную попытку отплатить Вещательнице за ее поступок, который, как он считал, ничем невозможно оправдать.

(Не знаю, как к этой глупой настойчивости отнесется читатель, но автор глубоко сочувствует Гори Водяному. Будучи трусом до мозга костей, какую все-таки боль он должен сейчас испытывать, чтобы не бояться из раза в раз бросаться на посох Бледнокрылой Вещательницы с невероятным намерением — победить ее. Слезы из его глаз брызжали фонтаном. Особенно тогда, когда он вспоминал улыбку своей грешницы и ее рассказы о ее мечтах — то есть, постоянно.)

Додож вновь отбросила его и добавила:

— Итак, начнем с того, что ты узнаешь, как твоя стихия называется. Приступим?

Пока вставал на ноги, Гиор процедил:

— Я сказал… что не стану доверять тебе! — И рванул опять.

— Не станешь доверять? — повторила Додож. — Это может быть проблемно. — И вдруг расселась на полу, поджав под себя ноги. Мчавшийся на нее Гиор остановился. Что это с ней? — В такой случае, я расскажу тебе об этом.

Демон недоверчиво нахмурил лоб:

— Расскажешь? Нет, довольно! Ты собираешься драться?!

— В конце концов, если не расставить все точки, все может кончиться тем, что я тебя забью до смерти. А сдаваться, судя по всему, ты не собираешься. Неужто так сильно переживаешь за Глу Шеридьяр? Ну да, как же еще объяснить твое рвение? Ведь ты тот еще трусишка...

— Ах ты...

— В то, что Глу вернется, так просто ты не уверуешь, я ведь права?

«Она что, зубы мне заговаривает?»

— Поэтому я и поведаю тебе о том, какую цель преследуем я и мои братья. Надеюсь, после этого ты сможешь довериться мне.

— !

Додож выдохнула коня, вставшего на дыбы, и кончила:

— Мы… хотим стать людьми.

Ватер Гиор не сразу понял сказанного. А когда понял, округлил глаза и от удивления задрал подбородок.

— Что?!

— Это так. Мы собираемся выкупить друг друга: снять с себя Вещательские обязанности, получить человеческие тела и переселиться в мир живых.

— Это… ложь! Зачем...

— Слишком долго рассказывать о том, почему мы этого хотим, что прекрасного каждый из нас видит в той голубо-зеленой планете. Но, так или иначе, мы мечтаем об этом с самого детства — жить человеческой жизнью. Прекрасной жизнью… Разумеется, это противозаконно. Однако деньги в Хэллинге ценятся еще больше, чем в обществе людей. Вот почему за определенную сумму можно купить это право.

— ...

— Однажды мы уже пробовали. И хотя грешница, которую я тренировала, одержала победу, ввиду некоторых обстоятельств нам не удалось добиться своего.

— Но… зачем вам это? И как...

Додож перебила его:

— Повторюсь: не хватит и девяти месяцев, чтобы описать те чувства, которые мы питаем к человеческому миру. Поэтому остановимся. — Тут она поднялась и сделала пару шагов навстречу Гиору. — Гори Водяной, я прошу помочь нам осуществить то, о чем мы грезили всю нашу жизнь. Только с вашей помощью (я говорю о Глу, которая, несомненно, станет сильнее, уж мне-то не знать) у нас может получиться. Пожалуйста, не подведи.

Определенно — если бы все вышесказанное было приправлено хотя бы толикой чувств, выражать которые Додож не умела, Ватер Гиор, высоконравственный демон, не посмел бы отказать ей.

— Какой бред! — воскликнул он. — Вещатель, мечтающий стать человеком… И ты думаешь, я в это поверю?!

— Хотелось бы.

— Черта с два! Ты поплатишься за то, что не позволила Глу остаться здесь! — и рванул вперед.

— Жаль.

Избиение продолжилось.

***

До начала Греховных Игрищ оставалось около часа. Букмекерская зала, предназначенная для демонов, была переполнена. Все спешили сделать ставку и по ходу дела бурно обсуждали грядущий турнир.

Со временем очереди в кассы стали длинее, и ждать приходилось не меньше десяти минут. Многие серьезно беспокоились, что не успеют поставить. (В том случае, если зритель не поспевал к сроку, компьютер самостоятельно в порядке случайного выбора делал ставку за него; деньги забирались позже. Разумеется, все хотели рисковать сбережениями только на своих фаворитах; желающих довериться удаче было немного. К тому же, размер ставки также определял компьютер — существовал минимум, который и взымался с неуспевших, — и неудачливому зрителю тогда только и оставалось, что молиться о победе выпавшего ему игрока.)

Вещателей допускали к кассе без очереди. Прочие демоны про себя люто бранились, когда приходилось уступать дорогу какому-нибудь крылатому гордецу, но вслух возмутиться боялись — было небезопасно.

Когда появился Птолемей Бледнокрылый, все почтенно расступились в стороны, боясь даже на секунду плохо подумать о нем. Пробирающая до костей аура безжизненности, что витала вокруг него, внушала уверенность, будто бы он одним взглядом способен превратить кого-либо в льдышку, и потому очень нежелательно подвергать себя хотя бы малейшему риску.

Кассирша так и застыла, когда Птолемей протянул ей какую-то пластиковую карточку, на которой поблескивал вогнутый треугольник с полумесяцем позади. Ей потребовалось полминуты, чтобы прийти в себя и озябшей рукой взять предложенное.

— Глу Шеридьяр, — произнес Вещатель. — Все, что там есть, — на ее победу.

Все, кто стоял позади, дружно разинули рты. И тут же, ошеломленные, стали перешептываться:

— Чего?

— Он это серьезно?

— Разве не на ее только поражение разрешено ставить?

— Видимо, нет.

— Но почему?

— Как странно...

Кассирша пришла в еще большее изумление, когда увидела, какая сумма хранилась на карточке Вещателя.

— Вы… вы… вы уверены? — растерянно осведомилась она.

— У тебя проблемы со слухом? — ответствовал Птолемей. — Все — на Глу Шеридьяр.

Взгляд, которым сопровождалось сказанное (пусть Птолемей вовсе и не вкладывал в него ничего, таящего в себе угрозу, — так он смотрел на всех и постоянно), заставил демонессу смолкнуть и более не беспокоить Вещателя ни единым словом. Она молча кивнула — дескать, ставка зарегистрирована, — и поставивший удалился.

Около одной из колонн, что держали на себе чашы с ярко-зеленым огнем, стоял, облокотившись спиной, Псатри Бледнокрылый. Когда его брат проходил мимо, он окликнул его:

— А это точно безопасно — приходить тебе сюда? Ведь по правилам ты сейчас должен тренировать ту девчонку.

Птолемей остановился и, не оборачиваясь, парировал:

— Никому нет до этого дела. Сахей переписал документы — и теперь Додож официально значится Вещательницей Глу Шеридьяр. Нет причин для беспокойства.

— Ну, тогда ладно.

Оба помолчали.

— Эй, брат… как считаешь, у нас получится? — нараспев — неумело, по-дурацки и подобно сумасшедшему — тихо спросил Псатри.

Птолемей слегка повернул голову — чтобы собеседник мог видеть его щеку и кончик носа — и сказал:

— Уверен. Додож не подведет. И тогда, наконец… мы сможем купить человеческую жизнь.

Псатри Бледнокрылый хотел было издать радостный клич — впрочем, радостным бы его посчитали лишь люди с серьезными отклонениями в психике, — как вдруг в его глаза ударил яркий свет. Он и его брат одновременно обернулись на источник. В залу вошла Хая Златокрылая, главная руководительница всего Вещательного Центра.

Внутри повисла гробовая тишина. Лишь легкое стрекотанье, напоминающее цикад, издавали длинные, испускающие яркий золотистый свет волосы Вещательницы. Все были глубоко удивлены ее визиту. Боясь жестокости, творящейся на арене, до сегодняшнего дня она ни разу не посещала Греховные Игрища. Почему же сейчас вдруг решилась?

Хая встала в конец очереди и, мило улыбаясь, стала нашептывать себе под нос какую-то песенку.

— Нет-нет, не нужно мне уступать, — замахала она руками, когда демоны отошли, предлагая ей пройти к кассе, как представителю привелегированного демонического класса. — Ведь это нечестно! Я отстою, как и полагается.

Ей пришлось потратить около минуты, чтобы убедить их вернуться на свои места. Не уверенные в том, что правильно ее поняли, те, однако, еще несколько раз расступались.

— Ну что же мне с вами делать, глупенькие? — Подобно рассерженной мамаше, она уперла руки в бока. — Я вам, конечно, благодарна, но правда — не стоит.

Публика была окончательно приведена в замешательство, когда Хая назвала имя человека, на которого собралась поставить, и протянула кассирше наличные:

— Глу Шеридьяр. На победу.

Птолемей и Псатри едва заметно сдвинули брови — что на их языке жестов означало решительное недоумение. Обычный демон — демон, владеющий эмоциями — на их месте схватился бы за голову и заверещал на чем свет стоит.

Как… это понимать? С чего бы той, кто за миллион дат не удосужился хотя бы разок прийти на Игрища, в свой первый раз делать такую безумную ставку?

Так как с лица Вещательницы не сходила приветливая улыбка, какую едва ли встретишь во всем Хэллинге, кое-кто из толпы, распираемый любопытством, осмелился-таки спросить:

— Извините… но почему… именно Глу?

В какой-то момент он было пожалел, что позволил себе подобную наглость, но удивительно спокойная и доброжелательная реакция Златокрылой его успокоила.

— Мм-м? — Она повернула голову. — Ну, никто ведь не хочет ее поддержать. Я думаю, бедной девочке будет грустно узнать, что в ее успех верит лишь она сама. — И улыбнулась еще дружелюбнее.

Вопросов больше не поступало, и Вещательница, что-то весело напевая, вышла из залы.

— Еще во время нашего с ней прошлогоднего разговора я заметил, что странностями она не обделена, — сказал Псатри, подойдя к Птолемею. — Не думал, что все настолько интересно. Воистину ненормальная демонесса.

Птолемей задумчиво хмыкнул:

— По-твоему, она не могла пронюхать о нашем плане и вознамериться нажиться на этом?

— Навряд ли. Она чуть не разрыдалась, когда узнала, что новоявленная грешница первого класса — еще наивная малолетка.

— Впрочем, я как-то слышал, что она с причудами, — вспомнил Птолемей. — Что ж, пусть будет так. Помешать нам это не должно.

И оба вышли.