4.14 PM

Кеннет Бакстер стоял, прижав трубку к уху.

Несмотря на то, что в трубке давно уже были только длинные гудки, он продолжал держать её возле уха, словно бы надеясь, что она вот-вот снова оживёт.

Наконец, медленно, словно во сне, он опустил её на рычаг.

Затем посмотрел на часы.

Часы на каминной полке показывали другое время.

Застывшее на них навечно.

Часы принадлежали матери Кеннета. Они были одной из тех немногих вещей, которые оставил Бакстер после её смерти. Часы не работали. Он сомневался, что они работали когда-либо. Часы были семейной реликвией. Иными словами, хламом, который предки Бакстеров пытались продать, но, осознав всю безнадёжность ситуации, просто оставили у себя, смутно надеясь, что уж потомкам хватит ума сбагрить эту рухлядь подальше с глаз.

Вот такие часы.

На каминной полке они смотрелись дико, неуместно. Осколок прошлых веков среди вполне себе современной мебели и прочих приятных мелочей, украшающих дом.

Антикварные часы вообще плохо сочетаются с мебелью из «IKEA».

Бакстер зашёл в ванную, открыл кран и плеснул в лицо холодной водой. Затем пристально вгляделся в собственное отражение в зеркале.

Мешки под глазами, как будто он уже несколько ночей не спал.

Он уже вздремнул часок или около того после возвращения из Нового Скотланд-ярда. И кажется стал чувствовать себя лучше. Холодная вода помогла окончательно проснуться.

Из-за открытого окна он услышал поезд.

Его дом в Ньюхеме прилегал вплотную к вокзалу Уэст Хем, и в редкие моменты тишины он мог слышать гудки прибывающих и отходящих от перрона поездов.

Неожиданно он услышал шум на соседнем участке.

«Дети, наверное», — подумал Бакстер. — «Прогуливают».

Снова посмотрел на свои часы.

«Нет», — снова подумал Бакстер. — «Школа сегодня закрыта. Дети вполне могут себе позволить остаться дома».

Он вспомнил, что пора выходить, накинул джинсовку поверх своей футболки.

Бакстер бросил пачку сигарет в один карман, ключ от входной двери — в другой и вышел из дома.

Голос, который он слышал в трубке…

***

«Ничего так», — сказал констебль Марк Хаган, придирчиво изучая фото Джули Невилл.

Это была чёрно-белая карточка. Фото, скорее всего, было сделано на пикнике.

Улыбающаяся в камеру Джули сидела на расстеленном на траве одеяле, подтянув под себя длинные, стройные ноги.

Сидящий рядом напарник, всего на год младше Марка, констебль Роб Уэллс бросил взгляд на снимок девушки и вернулся к фотографиям, которые изучал сам.

На одной был Невилл.

На другой — Лиза.

Оба полицейских уже изучили каждую мелочь на снимках, поскольку смотрели на них одному Богу известно в который раз.

Впрочем, это было единственным доступным им развлечением в затянувшейся и становящейся всё более бессмысленной с каждой минутой засаде у дома Бакстера.

Оба были одеты в джинсы. Хаган носил выцветшую голубую рубашку, а Уэллс футболку с надписью: «Всё это и деньги в придачу».

Он поставил ногу на приборную панель и лениво стал играть со шнурками кроссовок.

На полу вокруг его сидения валялись пустые кофейные стаканчики и пакетик из «Макдональдса», заполненный пустыми коробочками и промасленными салфетками.

«Надо бы убраться в машине», — подумал Хаган, — «И снаружи тоже», — добавил он, увидев тонкий слой грязи, покрывшей капот. А ещё какая-то птица нагадила прямо на ветровое стекло. Марк хотел было врубить дворники, чтобы убрать это дерьмо, но почему-то передумал.

«Жаль, что мы не увидели даже птички, да, дружище?» — улыбнувшись, бросил Уэллс.

«В смысле?» — пробормотал Хаган.

«Во время этой долбаной слежки».

Хаган ухмыльнулся.

«Ты смотришь слишком много чёртовых американских полицейских шоу», — ответил он, открывая отделение для перчаток и выуживая оттуда пакетик с мармеладом. — «Слежка! Ну ты даёшь!».

«А что это по-твоему?» — продолжал гнуть свою линию Роб. — «Мы сидим здесь уже три чёртовых часа и следим за домом Бакстера».

«Это не слежка, а наблюдение».

«Слежка звучит круче. Солиднее, что ли, захватывающе».

«Согласен», — ответил Хаган и предложил напарнику мармеладки. Уэллс взял красную.

«Кларет», — прочитал Уэллс надпись на фантике. — «Враньё, не так ли? Я имею в виду, мы называем их винными пастилками, но на самом деле вина в них нет. А вот с ликёром другая история. В детстве я любил конфеты с «Шерри». Откусывал кончик, высасывал ликёр, а шоколад вышвыривал на хрен».

Оба рассмеялись.

«У моей бабушки всегда была огромная коробка с этими конфетами», — продолжил Уэллс. — «Мы с братом каждое Рождество покупали их ей, а потом съедали большую часть».

Хаган бросил в рот очередную конфету и начал жевать, поглядывая в боковое окно.

Он первым увидел, как Бакстер покидает дом.

«Роб», — прошептал он с набитым ртом.

Уэллс оглянулся назад.

«Звони в участок, а я прищучу гада», — сказал он.

Бакстер тем временем вышел на тротуар и быстрым шагом начал удаляться прочь.

Уэллс схватил рацию с заднего сидения, засунул её в задний карман брюк и очень медленно выбрался из машины. Облокотившись на крышу авто, Роб посмотрел по сторонам, надеясь, что выглядит обычным парнем, любующимся пейзажем.

«Твою мать, ты упустишь его!» — прошипел Хаган, наблюдая за Бакстером в боковое стекло. — «Похоже, он идёт на кладбище».

Уэллс провёл рукой по волосам и отошёл от машины.

Он держался примерно в тридцати ярдах позади жертвы на другой стороне дороги.

Хаган выждал пару секунд и включил радио.