8.31 AM

«Они хотят убить тебя, Боб».

Невилл отвернулся от окна и взглянул на жену.

Джули Невилл смахнула мешающуюся прядь с лица и попыталась поудобней устроиться на диване. Она не сводила глаз с мужа.

Роб достал из кобуры свой верный «Смит-и-Вессон» и передёрнул затвор.

Джули испугалась, когда муж начал приближаться к ней с пистолетом в руке, некоторое время она с ужасом думала, что он сейчас выстрелит и снесёт ей полголовы.

Невилл наклонился так, чтобы его лицо оказалось в нескольких дюймах от лица жены.

«Ты думаешь, они смогут убить меня?» — выдохнул вместе с парами виски прямо в лицо Джули Роб.

Она стыдливо отвела взгляд.

Свободной рукой он ласково погладил жену по щеке.

Боже, какой гладкой и холодной она была! Как будто прикоснулся к мраморной статуе.

«Ты хочешь, чтобы меня убили?» — шёпотом спросил он.

Она едва заметно покачала головой.

«Значит, всё-таки хочешь?» — слегка повысил голос Роб.

«Нет», — отрезала она. Затем выражение её лица и тон голоса смягчились. — «Я просто хочу, чтобы ты отпустил нас. Если не меня, то хотя бы Лиззи. Она уж точно не заслужила быть частью всего этого дерьма!».

«С ней всё хорошо. Я не причинил ей боль и никогда не сделаю этого», — ответил Невилл слегка разочарованно. — «Я скорее умру сам, чем сделаю больно кому-то из вас. Ты и Лиза — всё, что у меня есть».

«Тогда какого чёрта ты держишь нас здесь как пленников?» — спросила Джули пытаясь скрыть нарастающую злобу в голосе. Злоба смешивалась с раздражением и…

Страхом?

«Ты всегда хотела бросить меня», — напомнил жене Невилл, — «Ты хотела забрать с собой мою дочь».

«Это для её же пользы, Боб!».

«Чушь! Я её отец».

«Тогда почему ты причиняешь ей боль?»

Свободной рукой Боб схватил жену за подбородок и притянул к себе так, что их лбы почти соприкоснулись.

«Напомни-ка мне, когда я последний раз обижал свою дочь», — прохрипел Невилл, — «Да я и пальцем к ней не прикасался!».

Джули старалась оттолкнуть мужа, освободиться от его захвата и запаха перегара.

«Ты долбаный алкоголик, Боб!» — огрызнулась Джули, — «Ты даже сейчас пьян как сапожник!».

Невилл отступил на шаг.

«Каждый раз, возвращаясь домой из очередной командировки, ты всё своё время проводил наедине с бутылкой», — продолжала Джули, — «Когда тебя вышвырнули из армии, алкоголь заменил тебе жизнь. Сколько бутылок в день ты выпиваешь сейчас, Боб?».

«К чему ты клонишь?»

Она посмотрела на мужа с опаской.

«Ты говоришь так, как будто я единственный такой!» — зло бросил Невилл

«Ты единственный, за кого я вышла замуж. Мне плевать сколько ещё солдат спились, как ты. Мне плевать, сколько из них сошло с ума, пошло по рукам, вернулось на войну. Меня интересуешь только ты».

«И поэтому ты хочешь бросить меня?» — спросил он с усмешкой. — «Бросить меня и забрать Лизу с собой? Не говори, что заботишься обо мне, отбирая то единственное, что держит меня в этой грёбаной жизни, единственное, что я люблю!».

Он сверлил её безжалостным взглядом.

«Ты ещё любишь меня?».

Она помолчала несколько секунд. «Да».

«Врёшь», — прошипел Невилл. Желваки на скулах заходили ходуном.

«Ты изменился», — ответила Джули, — «Ты уже не…».

«Не тот, за кого ты выходила замуж?» — усмехнулся он. — «И ты удивляешься этой перемене? После всего, что мне пришлось пережить? Я готов был отдать жизнь за эту страну, эту армию, этих людей. Тех самых, которые сначала плевали мне в лицо, а на следующий день, как ни в чём не бывало, смеялись вместе со мной над какой-нибудь удачной шуткой. Я должен был проглотить это. И я глотал. Потому, что был приказ. У всех нас был приказ. В Северной Ирландии мы пытались сохранить мир, помирить враждующие стороны. Боже, это просто смешно! Мы проделали гигантскую работу. Сколько тысяч мы убили там с 1969 года? А здесь? Сколько погибло от рук водителей-смертников и бомб в пабах? Сколько мужчин, женщин, детей?».

Он сел рядом с ней на диван. «Ты знаешь скольких моих друзей забрала эта проклятая война? Скольких ребят, просто делающих свою работу? Десять? Пятнадцать? Я, мать твою, давно потерял им счёт. Но есть вещи, которые забыть невозможно, как бы ни старался — сжимаю руку друга, жду, когда он наконец сдохнет, когда придут сраные медики и постараются найти то, что осталось от его головы после выстрела долбаного снайпера».

Джули с удивлением заметила, что муж плачет.

«Был там один парень», — продолжил Невилл. Его голос стал глуше. — «Ему было двадцать два. Звали его Тони Лэйн. Это почти что единственное имя, которое я помню. Наш отряд вызвали, чтобы разогнать толпу где-то в районе Дивис-флетс. Это было его первое серьёзное дело, и он жутко волновался. Мы нашли четырёх ребят из ИРА, обыскали их. У одного из них Тони нашёл коробок спичек и открыл его, чтобы посмотреть, нет ли там сюрприза. И он там, чёрт меня побери, был. Заряд. Бомба, если тебе так понятнее. Не больше ногтя. Но коробок, ко всему прочему, был забит портняжными иглами вместо спичек. Раздался взрыв. Иглы угодили парню в лицо. Они вышибли ему глаза. Тони выжил. Доктора назвали его счастливчиком». Невилл тяжело вздохнул. «Слепым счастливчиком. Я держал его голову, пока мы ждали помощь. И всё это время он плакал. Пытался плакать с долбаными иголками в глазах. Крови было столько, что слёзы было просто не разглядеть. Он всё повторял и повторял, что не хочет умирать, и звал свою маму. Интересная штука: когда парень ловит пулю и готовится сдохнуть, он зовёт не жену или свою подружку, он зовёт мать. А знаешь, о чём думал я, когда пытался его успокоить, разговаривал с ним? «Слава Богу, это не я», — вот и всё, что крутилось в моей долбаной башке!».

Невилл встал и начал нарезать круги по комнате.

«Он получил сраную благодарность. Бумажку, которой смело можно подтереть зад. Я думал, что ему хотя бы дадут медаль. Мне казалось, он заслужил её тем, что лишился зрения. Медаль и крошечную пенсию, если повезёт. Политики тогда кричали на всех углах о нашей смелости и о том, какую великую работу мы делаем. Теперь же, когда всё вроде бы закончилось, эти продажные твари не хотят знать нас! Они! Не! Хотят! Знать! Нас! Мы делали свою работу. Работа окончена. Все расходятся по домам. Возвращаются к жизни. Вот так просто. Эти мудаки не понимают, что никакой жизни у нас нет! Нам некуда возвращаться! Я ненавидел Северную Ирландию, но я был там нужен, делал то, чему меня учили. Они нас учили, готовили, промывали мозги, а теперь, когда всё закончилось, думают, что мы выключимся. Как грёбаные машины».

Он подошёл к окну и выглянул на улицу, заметив, что полиция сжимает кольцо вокруг дома.

«Что ж, не в этот раз», — прошипел Невилл, — «Я — та машина, в которой кнопка выключения не предусмотрена».