Шепарды-Стрельцовы. Одиннадцатый и двенадцатый месяцы на Цитадели

Джон спал. Как всегда — неподвижный, внешне спокойный. Вечер на Цитадели вступил в свои права. Светлана не спала. Думала. О многом думала. Шли одиннадцатый и двенадцатый месяцы пребывания Отряда на Цитадели. Дети угомонились, спали в детской, на больших взрослых кроватях. Они давно просили родителей о том, чтобы те разрешили им именно такие кровати. Пришлось согласиться, заменить детские кровати на взрослые. И Саша и Маша были очень довольны — они почувствовали себя взрослыми. Хотя бы в этом. Странно. Обычно современные дети мало когда хотят побыстрее стать взрослыми. А Саша и Маша именно этого всегда хотели больше всего. И это желание стать взрослыми было… не детским. Оно было ответственным, продуманным, осознанным.

Сегодня Джон пришёл с совещания командного звена «Нормандии». И сказал только одно слово: «Марс». Разом всё пояснившее ей. Да, они поужинали, покормили детей, поиграли с ними, потом Джон почитал им обычную «вечернюю сказку». Саша и Маша уснули достаточно быстро. Светлана не сомневалась — они тоже кое-что почувствовали. Определённость? Наверное. Сын и дочь давно и твёрдо знали, что Отряд задержится на Цитадели не больше чем на год и теперь этот год подходил к концу.

Она могла предсказать достаточно точно, о чём думал Джон, возвращаясь с этого совещания. Он думал о многом. И прежде всего — о том, каково придётся Светлане теперь, когда спокойная, ну пусть относительно спокойная Цитадель останется позади. Да, Отряд готовился всё это время к боям. И крейсер, и фрегат были практически полностью готовы к участию в боестолкновениях с эскадрами и флотами Жнецов и их пособников. Да, она и он и большинство отрядовцев — воины. И все они знают, что стоянка на Цитадели подходит к своему закономерному, заранее известному окончанию. Впереди — бои за Солнечную систему. Только вот Джона вряд ли это всё изменит. Он прежде всего думает о том, как бы отодвинуть всех отрядовцев, а если возможно — и всех остальных разумных — себе за спину. Защитить, закрыть собой. И уж тем более он думает о том, как защитить её и детей. Постоянно думает. Не непрерывно, конечно, но очень часто и очень подолгу. И сейчас она понимала, что Джон попытается сделать всё, чтобы в предстоящие декады кораблём командовал Титов, а Светлана… Ну если формально она и останется командиром, то фактически она должна стать кем-то вроде Советника.

Она понимает, почему Джон это делает. Дети слишком малы и как минимум полгода она должна будет кормить их своим молоком. Да, смеси тоже, но в основном — её грудное молоко. Джон не хочет, чтобы от неизбежного нервного и психического напряжения, проще говоря — от стресса — у неё пропало молоко. Он понимает, каким таким чувством — это сейчас не важно, но понимает, что если у неё пропадёт молоко — это далеко не лучшим образом скажется на детях. Одно дело, когда она кормит их грудью на Цитадели — на прогулке в сквере или в Зале Кризисного управления или на борту флайера, а совершенно другое дело — когда она должна будет это делать сидя в кресле Центрального Поста. Там ведь от перегрузок этих самых нервных — никуда не спрячешься. И Джон пытается отодвинуть эти перегрузки от неё заранее. До отлёта с Цитадели — несколько декад, а Джон уже сейчас думает о том, как бы отодвинуть Светлану подальше от боевых частей крейсера. В том числе, конечно же, и от Центрального Поста.

Алла посматривает на Светлану с плохо скрываемым профессиональным медицинским интересом и Светлана буквально слышит, когда чувствует на себе этот врачебный взгляд, чмокание резиновых уплотнителей гермет-контура Медотсека. Да, спору нет, Медотсек расположен в труднодоступной части корпуса крейсера, он хорошо защищён и пассивно и активно. Только ведь сама Светлана неоднократно заявляла словесно и даже вела себя всё это время, все эти месяцы на Цитадели только так, чтобы со всей определённостью показать — больше она в медотсеке прятаться не будет. Она понимает, что никто из волговцев не считает, что во время беременности и родов она там пряталась, но сама Светлана неоднократно ловила себя на мысли о том, что она именно пряталась там. Ей не нравилось снижать собственную нагрузку, ей не нравилось отступать на позицию Советника.

Тем более, что у Аллы в Медотсеке уже будут несколько рожениц — у нескольких из них уже ясно — будут двойни, у одной — даже тройня. И на них Алла должна сконцентрироваться полностью. А она, Светлана Стрельцова странно будет выглядеть, сидя в палате медотсека. Здоровая, не больная, не раненая, не травмированная. Она сама убеждена, что будет спокойно и свободно кормить своих обоих детей, сидя в кресле Центрального Поста. И гори всё синим пламенем — все стремления Титова, Джона, Аллы снизить её нагрузку. Она — командир, она — офицер, она — воин. В конце концов, она просто пилот. Все командиры так или иначе обязаны иметь пилотскую подготовку и Светлана её имеет. А для пилота самое обычное дело пребывать почти круглосуточно за штурвалом. Будь то самолёт, стратосферный лайнер или космический корабль.

Светлана понимает, что Джон не изменит своей позиции. И Титов тоже не изменит своей позиции. И Алла тоже не изменит своей позиции. Что-ж. Если ситуация действительно осложнится, то она, пожалуй, согласится ненадолго уйти в медотсек. Но только если эта самая ситуация очень и очень, очень и очень осложнится. А она осложнится. Хотя Светлана и не была на этом совещании, даже виртуально, Аликс передала ей полную стенограмму со всеми «приложениями» — таблицами, картами, схемами. С разрешения Андерсона, конечно, с его ведома. Что поделать, на это время у неё выпало время кормления, а Дэвид с подачи Карин зарёкся беспокоить Светлану тогда, когда она кормит детей грудью. Да ещё и странный график выдумал — сорок минут до, сорок минут после и целых полтора часа во время этого процесса. И всё это время Светлану он не имеет права напрягать. Ну вот ничем. Хоть что случится — нельзя напрягать ему Светлану Стрельцову ну вот буквально ничем. Что поделать, чудит командир фрегата. Чудит. Но приятно чудит. И совсем необидно.

А эта стенограмма с приложениями… Что и говорить — интереснейшее и познавательнейшее чтение. Несколько десятков минут оно полностью завладело Светланой. Зато теперь она чётко знает, с чем предстоит столкнуться Отряду. Да, фрегат, как предписывает Устав, пойдёт впереди крейсера. Лёгкий корабль и всё такое прочее. Но на Марсе предстоит решать точно и окончательно, кому и где действовать, ибо для Отряда основной точкой командованием Сил Галактического Сопротивления определены Марсианские архивы. Всё остальное будут делать другие подразделения. Многие из них придут с Земли. Очень многие. Придётся учить, консультировать, направлять, руководить. Но главное — это Архивы. И теперь никто не сомневается, что там будет «Цербер». И в околопланетном пространстве, и на орбите, и на Марсе и в Архивах. Светлана уже знает — «Волга» и «Нормандия» будут воевать с крейсерами и фрегатами «Цербера», не давая им малейшей возможности поддерживать десантные подразделения подкреплениями и пополнениями. Значит, десантным группам кораблей Отряда, группам высадки придётся действовать на поверхности Марса и особо — в подземельях Архивов. По-боевому действовать.

Светлана помнила, какой бледной и напряжённой была Оливия во время этого совещания. Глава Совета Синтетов сразу заявила, что теперь она на борту кораблей Отряда не останется. Здесь, на «Нормандии» будет достаточно Марка. А старшая киборгесса обязательно пойдёт вниз, на десантирование на Марс. Обязательно, потому что именно там «Цербер» попытается нанести наибольший ущерб, урон интересам и Отряда и Сил Сопротивления Солнечной системы. Это будет бой, который она, Оливия, пропускать, отсидевшись на фрегате, не желает.

Офицеры и командиры «Нормандии» потратили несколько минут на то, чтобы попытаться переубедить киборгессу, но та стояла на своём мёртво. Что-ж. Её тоже можно понять. Ей могло просто надоесть ограничиваться и удовлетворяться бесконечным перелопачиванием терабайт всяческой информации или милым или не очень милым общением с не желающими нормативно работать сотрудниками дата-центров Цитадели. Да, благодаря Оливии, кибербезопасность Цитадели выросла на порядки, улучшилась, укрепилась, но сама Светлана, как оказалось, была способна понять нежелание киборгессы замыкаться на вот таких сравнительно простых, несложных и безопасных занятиях. Киборгессу Оливию, СУЗИ, готовили к тому, чтобы участвовать в боях, в массированных боестолкновениях. Да, в основном — как агента. Как полевого агента, а не только агента глубокого тыла и глубокого легендирования. И Марс представлялся Оливии достойным её мощности и профессионализма театром военных действий.

Тем более, что там «Цербер» будет пытаться уничтожить Сверхмаяк протеан или постарается сделать всё, чтобы Силы Сопротивления никогда не смогли снять с него ни грана информации. Есть данные, что там будет участвовать киборг «доктор Ева» — новое поколение творений церберовского научно-технического сумрачного гения. И Оливия, просчитавшая всё это со свойственной ей чисто машинной безэмоциональностью и скоростью, приняла решение: она будет лично участвовать в наказании церберовцев, посягнувших на такой важный, ценный и нужный прежде всего человечеству, землянам, артефакт, каким является Маяк. Да, конкуренция, да, соревнование, да, противостояние. Куда же без этого. Для синтетов Отряда содержимое Маяка на Марсе тоже представляет огромную ценность. Там — информация, какой вообще может не быть больше нигде, даже на Тессии. Синтеты — ни отрядные, ни церберовские от завладения такой прорвой важнейших данных не откажутся никогда — такой отказ полностью противоречит их природе и их сути. Потому и Оливия настаивает на своём непосредственном участии.

Аликс, Зара, Лекси — вне всякого обсуждения. Они все пойдут. Пойдут вниз, пойдут на Марс. Потому что туда пойдёт вся группа высадки фрегат-крейсера вместе с полным составом группы поддержки — Кайден Аленко разрешил Ричарду Дженкинсу полный формат командования и участия. Значит, все три киборгессы пойдут туда. Потому что туда пойдёт и Явик, который к тому времени, хочется надеяться, получит всю возможную информацию о том, как следует противодействовать большинству попыток церберовцев получить контроль над Сверхмаяком. В этом ему обещала помочь Таэла. И Светлана уверена — она ему поможет. Времени для этого у неё было достаточно — почти полный год. Никто не будет отговаривать Явика от участия в десантировании. Никто.

И никто не сможет отговорить от десантирования Аликс и её обеих дочерей. Она, старшая киборгесса, также присутствовавшая на этом совещании, сказала чётко и ясно. Пусть «парадно», но ясно: «Я буду там, где будет мой муж. А мои дочери — там, где будет их отец. Марс для всех нас троих — особая планета. Она находится в материнской звёздной системе человечества. А я поклялась защищать материнскую звёздную систему человечества всеми силами и средствами. Я появилась на свет на Луне, рядом с колыбелью человечества и я сделаю всё, чтобы в звёздном доме людей не было никаких Жнецов и никаких их пособников.». Всё это старшая киборгесса сказала таким тоном и с такой убеждённостью, что ни у кого из присутствовавших на совещании в помещении БИЦ фрегат-крейсера не нашлось никаких возражений.

«Я буду там, где будет мой муж». Светлана ещё раз прокрутила в своём сознании эту фразу, сказанную Аликс. И не смогла не примерить её к себе. Да, она знала, что Титов будет командовать крейсером в боях с кораблями «Цербера» на орбитальном и околопланетном отрезках. Значит, она, Светлана Стрельцова, обязана будет тоже быть рядом с Джоном. Она имеет право на это. Рядом с Джоном она будет в полной безопасности. Там, на поверхности Марса, будет практически весь десант крейсера, практически полная группа высадки с группой огневой поддержки фрегата. Значит, ей ничто не угрожает.

А дети… Детей подстрахует Алла. Пусть они это время, даже несколько суток, побудут в медотсеке. Там — безопасно. Не спокойно, но безопасно. Крейсер дальней разведки вроде бы и не должен участвовать в активных боестолкновениях с другими, строевыми армейскими кораблями, но… в традициях имперцев делать то, что другие сообщества не делают по самым разным причинам. В этом — часть, значительная часть силы Империи, силы её людей. А Саша и Маша… Они поймут. Они уже умные и разумные. Они поймут. В конце концов они — дети боевых, а не «паркетных» офицеров. И они давно и твёрдо знают, что родились на боевом военном корабле, а не на прогулочном «трамвайчике».

Да, Джон будет категорически против. Категорически против того, чтобы она покидала борт своей «Волги». Что-ж. Ей придётся уговорить его. Приложить к этому все силы, использовать все средства. Она редко на чём-то настаивала, но уж если настаивала, то не отступала. И сейчас не отступит. В крайнем случае она сможет потом, после «основной фазы» десантной операции вернуться на борт «Волги». Всегда сможет это сделать. Но — только после основной фазы. Когда Маяк будет в безопасности, когда эта «доктор Ева будет нейтрализована, а «Цербер» — изрядно ослаблен.

Она понимает Джона. Он не согласится. Даже если согласится, то так, для вида. И уж конечно же переключит на защиту Светланы всех, кого только сможет. Он такой. И исправить эту его настройку она сейчас, да и в будущем никогда не сможет. Это слишком внутренняя, слишком личная, слишком глубокая настройка. Не для того Джон нашёл её, Светлану Стрельцову, не для того стал её мужем, не для того стал отцом её детей, чтобы вот так, просто и быстро потерять её, сделать детей полусиротами, оставить их без матери. Нет. На это Джон никогда не согласится. Но и она тоже не согласится сидеть в Центральном Посту «Волги», глядя на экраны, на то, как он там бегает, прыгает, ползает, стреляет, на этом Марсе.

Планетка так себе. Чуждая она какая-то для землян. Может быть и правы были протеане, устанавливая именно там один из основных форпостов наблюдения за человечеством. Может быть.

Так что лучше будет, если она встанет рядом с Джоном на Марсе, чем будет сходить с ума от беспокойства и волнения, оставшись на борту крейсера. Она не даст себя так быстро и так просто убить этим церберовцам. В конце концов её многому учили, в неё многое вбили, вложили, втиснули. И теперь приходит время проявить часть этих знаний, умений, навыков. Так что слова Аликс относятся и к ней. Она — мужняя жена и она будет там, где будет её муж. А дети поймут её правильно. В конце концов такой её выбор будет самым правильным и правильно повлияет на настройки Саши и Маши.

Светлана смотрела на спящего Джона мягким ласкающим взглядом и вспоминала всё, что произошло на Цитадели за эти месяцы. Очень многое произошло. Они оставляют станцию полностью готовой к борьбе, к войне с Жнецами, с их флотами и эскадрами, к противостоянию с креветками в условиях полной блокады, полной изоляции, в условиях полной осады. Хорошо, что осадное положение было введено максимально быстро и максимально полно. Сейчас постепенно вводить его было бы невероятно трудно, очень тяжело. А так, поскольку оно уже действовало — это сэкономило немало ресурсов. И теперь Цитадель была готова бороться с Жнецами и их приспешниками даже в одиночестве.

Главное было сделано — осуществлена подготовка к максимально полному распылению сил Жнецов по отдельным театрам военных действий. Теперь у креветок не было возможности организовать стандартный «каток», стандартную «косу», чтобы пройтись с ними по Галактике, выжигая, вырезая, вырубая отдельные очаги сопротивления. Светлана не сомневалась — впереди фаза «Возмездие», когда уже Жнецы будут дичью, будут преследуемыми целями. Тогда никто не будет делать различий между креветками и их пособниками. Все они будут проходить по одному разряду — «подлежит уничтожению».

Светлана была благодарна Джону за этот год на Цитадели. Он сделал всё, чтобы она чувствовала себя на станции спокойно, свободно, чтобы она чувствовала себя там не только офицером, командиром, воином, но и женщиной. Она столько часов провела рядом с детьми, что редко когда могла себе представить кого-нибудь из родственников или знакомых, сумевших провести со своими детьми столько же времени в такие же моменты жизни детей. Она смогла достаточное количество часов провести в одиночестве, наедине со своими мыслями, прислушаться к самой себе, ответить на множество внутренних вопросов, разобраться с большинством своих желаний, стремлений, сомнений. Она посетила множество выставок, спектаклей, просмотрела множество фильмов, смогла посетить раз за разом несколько десятков салонов красоты. О бассейнах и говорить нечего — она стала их постоянной посетительницей, плавание всегда позволяло ей расслабиться, настроиться на работу, на активную деятельность.

Всего даже упомнить невозможно. Всё это время, которое Светлана уделяла себе, Джон охотно был с детьми и они никогда не считали, что время, проведённое рядом с папой для них менее ценно, чем время, проведённое рядом с мамой. Он водил их в музеи, на выставки, играл с ними на детских площадках, они посещали множество кафе, килограммами поглощали мороженое и сладости, часами играли с Зордом, Грэем и Зирдой. Они сидели в парках, в скверах, катались на велосипедах и самокатах по улицам Цитадели.

Конечно же, Джон учил Машу и Сашу стрелять из гражданского оружия, подобрал им пистолеты по силам, по возможностям. Может быть это и странно, что годовалые дети уже общаются с боевым, пусть и гражданским оружием, но время сейчас такое… особое. Так что и Маша и Саша были в полном восторге. А что? Отдачи никакой нет, зато оружие очень может понадобиться в любой момент. А попадать в цель — это любят не только мальчики, но и девочки. Охота — это не только мужское занятие.

Так что Маша не в обиде. И стреляет она хорошо. Пусть дольше целится на несколько — одну, максимум две — секунды, но стреляет всегда точно. В большинстве случаев «девятку» с «десяткой» выбивает спокойно. Потому что Джон объяснил ей одну важную вещь: женщина тоже должна уметь защитить себя сама. Да, в большинстве случаев она вполне может рассчитывать и даже должна рассчитывать на то, что её защитит мужчина, но ситуация, как и жизнь, может сложиться и так, что мужчины рядом не окажется, а вот враг будет очень близко. И потому Маша увлечённо «бахала» из малюсенького, но очень злого и точного пистолетика по мишеням и попадала. Сначала с десяти, а потом и с двадцати метров. Для годовалой крохи — прекрасный результат. Зато теперь и у Маши и у Саши полно вопросов к родителям на военную тематику и они увлечённо говорят, а также часто спорят и с папой и с мамой по самым разным вопросам и проблемам, относящимся к военной сфере.

Никакого милитаризма. Просто обычная максима: гражданский разумный органик должен перестать быть целью и жертвой Жнецов и их пособников. Он должен стать воином, должен стать умелым и злым солдатом. А Маша и Саша — вообще особые дети, они уже точно знают, какой класс подготовки у их родителей и во всём стремятся хотя бы немножечко, хотя бы самую чуточку, но постоянно приблизиться к их уровню подготовленности. Они не хотят быть слабыми, не хотят быть ненадёжными.

Маша как-то поделилась на ушко Светлане своими «думками». Она сказала, что выйдет замуж только за такого мужчину, какой ну очень-очень будет похож на папу. И не внешне, а внутренне. Характером, настройками, возможностями. Что-ж, для годовалого ребёнка, девочки — вполне здравое суждение. Значит, Джон для Марии — авторитет первого, а может быть и нулевого, то есть самого высокого уровня значимости. Он — её папа, а не просто там какой-то отец. И дочь осознанно или неосознано программирует себя, беря за образец Джона. Она уж точно знает, какой Джон, как он относится к ней, Светлане, её маме. Знает на подсознательном, а не только на сознательном уровне. Она знает, насколько Джон — необычный человек, необычный папа. А для неё он — самый лучший, как и полагается.

С Сашей было проще, обычнее что-ли. Он сразу сказал, что будет, когда вырастет, пробиваться в спецназ ВКС Земли. Не Альянса — Земли. Что-ж, для мальчика это обычно. Оружие для мужчины — это вещь, восприятие которой, как абсолютно необходимой, заложено в сути мужчины на такой глубине, что изменить эту настройку не представляется возможным. Саша, как поняла Светлана, уже сейчас понимал, что десант, спецназ — это совершенно не парадные войска. Джон ему как-то нашёл на одном из земных сайтов одну фразу: «Десантник десять минут — орёл, а остальное время — лошадь.». Нахватавшийся от киборгесс информации в карьерно-экскаваторных масштабах, Александр усмехнулся, посмотрел на отца и сказал: «Пап, я понимаю, что лошадь эта — взмыленная, занятая почти постоянно тяжёлой работой». Шепард тогда, как отметила Светлана, только кивнул и не стал улыбаться. Сын кивнул отцу и они подали друг другу руки. Вот так, просто, в знак того, что они безмолвно поняли друг друга правильно.

Маша… Да, она большую часть времени проводила если не в колыбельке и в коляске, то непременно на руках отца. Саша не ревновал сестру, он понимал, что ей, как девочке, отец не менее, а может быть даже более важен и нужен, чем ему, мальчику. Как уж он это понимал и на основании чего — сама Светлана затруднялась бы это сформулировать даже словесно-устно, а тем более — изложить письменно. Но понимал это Саша чётко и полно, потому Маша вполне могла претендовать на звание «папиной дочки». Джон никогда не настаивал на том, чтобы она по-взрослому сидела рядом с ним, Светлане не приходилось напоминать главному другу, что «она ещё слишком мала для взрослых стандартов». Так что Маша часами блаженствовала на руках Джона, вела с ним непрерывные разговоры на самые разные темы и уже пыталась оттачивать на папе свои женские хитрости, уловки и способности. Шепард не возражал, но Светлана могла бы поклясться чем угодно, он видел, понимал и чувствовал, когда Маша превращалась в опасную «маленькую женщину» и с лёгкостью предвосхищал её попытки и потуги. Да, конечно же, иногда он поддавался машиным чарам для вида, но только для вида, впрочем даже это «поддавание» приводило Машу в совершеннейший восторг — она прекрасно понимала, что Джон с ней играет.

Купание детей было для Джона не обязанностью — правом, которым он охотно пользовался, как бы ни был утомлён, сколько бы ни было у него впереди работы. Довольный визг брызгающихся и поднимающих волны Маши и Саши, доносящийся из ванной комнаты, помогал Светлане расслабиться и отдохнуть ещё основательнее. А уж когда Джон с детьми посещал бассейн — это для сына и дочери был настоящий большой праздник, ведь тогда они и купались и плавали вместе часами. Ещё большим праздником для Маши и Саши был бассейн тогда, когда к Джону присоединялась Светлана.

После купания, после бассейна Светлана неизменно настаивала на том, чтобы дети поплотнее покушали. Джон напоминал супруге о необходимости получасового или часового интервала, она соглашалась, но потом в ближайшем кафе они устраивали миниатюрный пир или «праздник желудка». Аппетит после общения с водой у детей был всегда превосходным, так что за четверть часа они вполне были способны смолотить полный обед, обогнав даже обоих родителей.

Когда Саша впервые сделал «брызгалку» из какого-то пластикового флакона, прокрутив в его пробке дырку, а потом, прокравшись в ванную комнату семейных апартаментов, наполнил брызгалку водой из-под крана, он был просто счастлив — у него появилось собственноручно изготовленное оружие. Едва только он проскочил мимо охраны на детскую площадку, расположенную внутри периметра городка, как с изумлением обнаружил, что как минимум у пяти его ровесников уже были подобные брызгалки. Веселье затянулось тогда на несколько часов, но в тёплой атмосфере Цитадели никто не простудился и тем более от достаточно слабых струек воды никто из малышей не пострадал.

Когда веселье начало стихать, Саша увидел, как на краю детской площадки — традиционного для землян зелёного травяного газона — стоят его родители, а папа держит на руках широко улыбающуюся Машу с такой же «брызгалкой» в руках. И никто из родителей тогда не стал ему выговаривать за самовооружение и за то, что он, как оказалось, сделал достаточно мощную «брызгалку». Главное, что он повеселился, поиграл, пообщался с ровесниками. Да, он бегал, прыгал, падал, но для ребёнка это обычно, а для мальчика — необходимо.

Маша, когда Саша подошёл к родителям, спустилась с рук отца на землю, подошла к брату и вручила ему свою «брызгалку». Как сказала Джону потом Светлана, она вручила брату «брызгалку» с таким видом, с каким, наверное, взрослая сестра вручает взрослому брату боевое оружие. Да Джон и сам видел это и его не потянуло улыбаться. Он, в чём Светлана была уверена, понимал, что для Маши Саша — взрослый, потому что он — её ровесник и потому что она — его сестра.

Глядя на спящего Джона, Светлана понимала, что он опекал Марию больше, чем Александра, потому что всегда хотел иметь сестру. Родную сестру. О которой он мог бы заботиться так, как это надлежит делать родному любящему брату. И Светлана была уверена, нет, просто убеждена в том, что Джон счастлив тем, что у него — не только сын, но и жена и дочь. Две самых дорогих для него женщины, о которых он теперь может почти круглосуточно заботиться.

Конечно же, он заботится и о Саше, но всегда видит в нём мужчину, сына, потому и держит его в несколько большей строгости. Впрочем, как всегда отмечала Светлана, Саша воспринимал эту строгость нормативно — они ведь всегда с отцом ладили, у них были и моменты, когда они дурачились, шутливо боролись, соперничали далеко не в полную силу в играх. Так что для Александра Джон — очень хороший отец. В меру строгий, в меру мягкий.

Светлана боялась. Марс — сложная планета. Неоднозначная, далеко не полностью изученная. Да, за истёкшие месяцы Отряд побывал на многих планетах, десантная группа и группа высадки фрегата теперь — профессионалы. Но всё же Марс, планета Бога Войны. Подсознательно Светлана всегда очень боялась потерять Джона, когда-нибудь узнать о его гибели. А сейчас она чувствовала в очередной раз, что наступает очередной такой момент, когда она будет очень бояться за Джона, опасаться за его жизнь, за его целостность. Шепарда ненавидят церберовцы, а он, конечно же, ненавидит церберовцев. И на Марсе они попытаются, вне всяких сомнений постараются его, Джона Шепарда, уничтожить. И потому она гнала от себя всякую мысль о том, что она может остаться на борту «Волги». Нет. Она будет рядом с Джоном. Там, на Марсе, на поверхности и в его подземельях. Она не оставит на Марсе Джона одного. Никогда и нигде. Они вместе придут на Марс и вместе уйдут с Марса, когда операция по противодействию «Церберу» подойдёт к своему закономерному окончанию. Только так, и никак иначе. Только так!

Она боялась за Джона. Он ведь такой неуёмный, лезет вперёд — и всех других отодвигает себе за спину. Да, он прекрасно подготовлен, силён, мощен, но ведь и враг тоже — не сопливые салаги-желторотики. Хаски, полухаски. Отпетые профи-церберовцы. Противостояние будет нешуточным. Да ещё эта «доктор Ева». В Отряде её упорно зовут киборгом — звание киборгессы ей отказываются давать. Что-ж, позиция отрядовцев вполне понятна: этого робота надо либо уничтожить, либо захватить. А ведь у этой «доктора Евы» может быть приказ уничтожить Джона. Или… или захватить его в плен. Стрельцова понимала, что и Жнецы и их пособники используют плен в очень ограниченных, подчас — ничтожных масштабах, но это — «Цербер», а он ещё не полностью хаскизирован и потому его сотрудники могут получить приказ захватить Джона в плен.

Подсознание Светланы отказывалось отрабатывать вариант последствий пленения Джона. Вот так вот, наотрез отказывалось. И Светлана понимала, почему. Слишком это разрушительные размышления. Для неё в первую очередь. Она — кормящая мать, у неё на руках — двое годовалых детей и она не имеет права рисковать собой больше допустимого и необходимого. А такие вот размышления — риск. Нечего себя накручивать. Надо просто сделать всё, чтобы защитить Джона. Сделать всё, чтобы он остался жив, цел, по возможности — невредим. И уж тем более надо сделать всё, чтобы он не попал в плен, не был индоктринирован, не был хаскизирован. Надо заняться профилактикой, а не изводить себя размышлениями о том, чего не должно быть в принципе.

Да, она боится за Джона. Всегда боялась. С тех пор, как поговорила с Аллой и заявила ей, что она боится за Джона. С тех пор она всегда боится за Джона. Постоянно боится за него. Боится, потому что… потому что любит. Так уж в Империи повелось, что настоящая любовь неотделима от боязни за того, кого любишь. Она никогда не сомневалась, что Джон тоже постоянно боится за неё, потому бесконечно, постоянно страхует, поддерживает, обеспечивает её, а теперь уже и её и детей всем необходимым. Хотя, казалось бы, холодный чопорный британец, скучный как бесконечный осенний дождь. Может быть, обычный Джон Шепард — именно такой, но ведь она мало знала его, обычного Джона Шепарда. Для неё он сразу, очень быстро стал необычным.

И сейчас она боится за Джона особенно. Потому что впереди — Три Битвы. Первая битва — за Марс, вторая — за Землю, третья — за Тёмный Космос. И в любой из этих битв Джон может погибнуть. Может. Она — не идеалистка. Она стала прожжёной реалисткой, но Джон для неё — слишком большая ценность, огромная ценность, чтобы она вот так просто допустила его гибель. И потому не только на Марсе, но и на Земле и в Тёмном Космосе она постарается быть рядом с Джоном. А это значит — быть рядом с ним на высадках. Она — командир корабля, руководитель экипажа, но такая война с внегалактическим врагом требует новых решений, новых схем, новых сценариев. И потому она будет рада встать во главе десантной группы крейсера, пусть даже формально, но обязательно она должна быть там, где будет Джон. Рядом или поблизости от него. Ей так будет спокойнее, ей так будет легче. Ей так будет необходимее всего.

Завозилась Маша и Светлана поспешила бесшумно встать, пройти в детскую, склониться над кроватью, на которой, разметавшись, спала дочка. Мария открыла глаза, обняла маму за шею. Светлана присела на кровать, подхватывая дочку на руки, укачивая. Что поделать, внешне она — годовалый маленький ребёнок, а ум — почти как у десятилетней, а временами — даже у пятнадцатилетней девочки. Для многих обитателей Цитадели подобное разнообразие — большая новинка и ещё большая неожиданность, а вот они с Джоном привыкли к этому разнообразию, для них оно — естественно. Маша прикрыла глаза, устроилась на материнских руках поудобнее, заснула. Может быть умники-разумники и посчитают судьбу Маши очень уж нетипичной, но попробуй тут останься типичным ребёнком при таких нетипичных родителях. Наследственность, да ещё эта война… Странная, страшная война. Привыкли разумные органики Галактики, как оказалось, разбираться между собой сначала на международном, теперь вот на межрасовом уровне, а пришлось воевать реально, в полную силу — на межгалактическом, ибо враг-то явно внегалактического происхождения. Так что Маша ещё держится молодцом. Хотя эмоциональные и психические перегрузки у неё бывают — дай боже. Светлане это хорошо заметно, да и Джон это отмечает чётко и ясно, пусть и не всегда и не везде. Александр спит, повернувшись на правый бок, подложив ладонь под правую щёчку. Большую часть ночи он спит абсолютно неподвижно, как отец. А вот Маша… тот ещё живчик. Впрочем, куда-то ей надо ведь сбрасывать «нервную энергию»? Вот она и сбрасывает её, двигаясь во сне. Иногда просыпается, но потом засыпает. Знает, что мама изредка, но подойдёт и она сможет уснуть на её руках. Вот так, как сейчас.

Дочка успокоилась и Светлана, вставая, уложила её в кровать, прикрыла одеялом. Да, вскоре одеяло будет вновь сброшено, а Маша снова будет спать разметавшись. Пусть. Главное — она выспится. Пока что в тишине и в покое.

Надо и самой ложиться спать. Ведь рядом — Джон, а рядом с ним Светлана всегда выспится, полностью восстановится даже за час сна рядом с ним. Только с ним. Ей никто другой не нужен. Только Джон. Стрельцова тихо выходит из детской, прикрывает наполовину дверь, проскальзывает в постель и устраивается рядом с Шепардом. Обнимает его и закрывает глаза. Через несколько секунд она уже крепко спит.