Шепарды-Стрельцовы. Третий и четвёртый месяцы на Цитадели

Первые два месяца на Цитадели были для Светланы тяжелыми. Она не привыкла столько времени проводить на станциях, тем более — на Цитадели. Если бы не Джон… Если бы не дети… Она бы не выдержала эти первые два месяца на Цитадели. Но она эти первые два месяца выдержала именно благодаря своим детям и конечно же, Джону. Дети были рядом с ней эти два месяца практически круглосуточно, а Джон… Джон действительно сделал всё, чтобы она на Цитадели почувствовала себя не иначе как спокойно и свободно. Да, она была рада вернуться к командирским обязанностям, к командирским заботам, снова начать посещать спортивные и тренажёрные залы. И она была очень рада чувствовать себя обычной женщиной. Эти часы рядом с детьми, проведённые на Станции… Она запомнила их на всю жизнь. Наверное, она была тогда почти постоянно, счастлива. Бывало, она перебирала в памяти своих многочисленных родственников и не менее многочисленных знакомых и раз за разом убеждалась, что редко кто из них смог провести столько времени в общении со своими детьми.

Ещё она смогла часто уединяться в своём кабинете в семейных апартаментах в жилом корпусе Штаб-Квартиры, погружать его в привычный полумрак и думать. Думать о многом. О том, о чём она испытывала острую необходимость подумать. Да, рядом были дети. Чаще всего они, конечно же, спали, но далеко не всегда. С первых декад жизни они умели быть тихими и незаметными. Она была рада помечтать, поразмышлять, подумать в тишине и в полумраке своего кабинета, зная, что рядом — её дети.

Джон… Он работал, служил, действовал. Часто отсутствовал. А если и был рядом, то он строго уважал право Светланы на одиночество. Временное, конечно, одиночество. В эти часы уединения Светлана прислушивалась раз за разом к самой себе, разбиралась в своих желаниях, стремлениях. Да, бывало, она в чём-то сомневалась, можно сказать, что во многом сомневалась и в эти часы уединения она разбиралась со своими сомнениями. Это было ей необходимо — и она это делала и была рада тому, что уже четвёртый месяц подряд она всё это может делать и знает, даже уверена, что и в дальнейшем несколько месяцев она сможет уделять этим необходимым ей уединениям достаточно времени.

Вместе с детьми, когда Джон улетал на корабли или уходил в служебные, рабочие части городка Штаб-Квартиры, она посещала выставки, бывала на театральных спектаклях, просмотрела несколько десятков фильмов. Цитадельцы постепенно привыкли видеть её и детей в окружении всех троих овчарок. Сильных, красивых овчарок.

Бывало, она оставляла детей на попечение Джона или кого-нибудь из отрядовцев и уходила гулять по Станции. Одна или, чаще всего в сопровождении Зирды и или Зорда или Грея. Зирда была её неизменной спутницей в таких прогулках — она даже мысли, наверное, не допускала, что хозяйка может куда-то уйти без неё. А ещё без детей и без Джона, но с Зирдой или с Зордом или с Грэем она часто ходила в салоны красоты. Ей нравилось экспериментировать со своей внешностью. Нет, она не была сторонницей чрезмерных изменений своего внешнего облика, всё же она всегда была и осталась офицером Астрофлота Империи и потому соблюдала требования уставов, стандартов и протоколов, но в эти посещения новых и новых салонов красоты она стремилась каждый раз добавить какую-то деталь к своей внешности. Она понимала, знала, а может быть — просто догадывалась, что это нужно не только лично ей, но и Джону и детям. Они будут рады увидеть её в чуточку новом облике.

Зирде её эксперименты нравились, Зорд и Грэй тоже одобряли и процесс и результаты. Они категорически отказывались далеко отходить от неё во время процедур и Светлана никогда не отправляла их за двери кабинетов. Да, она знала, что её продолжают охранять и оберегать пятеро её десантников — личная «звезда» охраны командира крейсера. Так положено и она не пыталась изменить этот порядок.

Да, за эти месяцы она нашла несколько салонов красоты, выбрав их из нескольких десятков и теперь решила, что будет регулярно посещать именно эти салоны. Ей нравилось иметь выбор и нравилось самой определять и устанавливать свои постоянные пристрастия. Ей нравилось знакомиться с собой новой. Не с девушкой, не с воином, не с офицером, а именно женщиной. Женщиной, которая действительно «за мужем», а не просто «замужем». Возвращаясь из салонов красоты, она подолгу общалась с сыном и дочерью и раз за разом убеждалась, что время, проведённое детьми рядом с папой было для них не менее важным, ценным и необходимым, чем то время, какое сын и дочь проводили рядом с ней. Пока она занималась своей внешностью и поддерживала свою физическую форму на должном уровне, Джон водил детей в музеи, на выставки, играл с ними на детских площадках. Он стремился выбирать такие музеи и выставки, на которых разрешалось и даже допускалось прикоснуться к экспонатам. Детям — и сыну и дочери — это очень нравилось. А на детских площадках он не только был просто рядом с детьми, он часто играл с ними, втягивая в игры и других детей самых разных рас. Маша и Саша никогда не стремились играть уединённо, они были невероятно компанейскими детьми. Конечно, они умели и любили играть вдвоём, рано привыкли играть спокойно и свободно даже в полном одиночестве. Но на детских площадках у них было множество знакомых и немало друзей, для которых было приятно и радостно снова увидеться не только с Машей и с Сашей, но и с их папой. Джон рассказывал детям сказки, былины, различные познавательные истории. Забывая обо всём, он играл в самые разные детские игры. И Маша с Сашей были в такие минуты предельно счастливы и рады. Слава старпома-Спектра в детских кругах росла. А если его узнавали дети, значит, узнавали ближе и их родители. Пока дети играли на площадке, Джон общался с их мамами и папами, часами говорил на самые разные темы, делился опытом воспитания столь необычных детей. Несколько раз Светлана видела сюжеты, запечатлевшие Джона, играющего с детьми на детской площадке, в видеожурналах Цитадели.

Конечно же, Джон с детьми посещал кафе и столовые и она знала, что тогда они все трое неизменно отдавали должное сладостям и мороженому, много смеялись, шутили, а уж разговоры были практически непрерывными. Ни разу Светлана не чувствовала, что сын или дочь недостаточно, мало пообщались с отцом. Наоборот, они любили спать у него на руках, любили спать в коляске, которую он вёз по Станции, любили идти рядом с ним. Тогда он шёл медленно, очень медленно и дети не уставали, не утомлялись и не перенапрягались. Да, они рано освоили передвижение на двух ногах, гораздо раньше, чем подавляющее большинство обычных земных детей, но Шепард никогда не форсировал нагрузку и всегда охотно брал детей к себе на руки. Светлана знала, что он был готов носить детей на руках не только часами, но и сутками. Стрельцова часто видела Джона в эти минуты издали. Она догадывалась, что он ощущает её присутствие, но понимала, что он не играет роль, он ведёт себя предельно естественно, обычно. Видеть, как головы детей склоняются на грудь Шепарда, как дети засыпают крепко и спокойно за какие-то секунды для неё было невыразимо приятно. Она раз за разом убеждалась, что Джон — настоящий папа, лучший папа, лучший отец для её детей. Это в полной мере и его дети и Светлана никогда не ощущала потребности даже безмолвно сказать, что это — не его, а только её дети. И Маша и Саша были их общими детьми, Светлана и Джон воспитывали их вместе, согласованно, избегали противоречий и проблем. Да, это было сложно, но это было важно. И потому она знала, была не просто уверена, но и убеждена: Джон — лучший отец. И дети рядом с ним — в полной безопасности. Они рядом с ним — и они счастливы.

Кто-то из овчаронов обязательно оставался рядом с Джоном и с детьми и потому Маша и Саша много времени проводили в играх с Зордом или с Грэем. Дети привыкли к своим хвостатым четырёхлапым компаньонам, чувствовали себя в их присутствии спокойно и свободно, знали, что овчарки не дадут их в обиду никому. Саша и Маша часто гуляли с овчарками по территории городка Штаб-Квартиры и Джон со Светланой спокойно отпускали своих детей, если их сопровождал кто-то из собачат. Бывало, что дети засыпали, устроившись рядом с сидящими или лежащими овчарками. Тогда они спали особенно спокойно, зная, что никто не сможет их обидеть. Саша и Маша привыкли, что Зирда чаще всего сопровождает маму. Не всегда и не всюду, конечно, но чаще всего именно она была спутницей их мамы. Зорд и Грей менялись, сопровождая отца и всегда кто-то из овчаронов оставался рядом с Сашей и Машей.

Да, для цитадельцев было внове, что в свои три-четыре месяца младшие Шепарды-Стрельцовы уже настолько обогнали в развитии своих ровесников и сверстников, но Светлана была уверена, нет, даже убеждена в том, что Джон нисколько не форсирует развитие ситуации, он делает всё, чтобы у сына и дочери было нормативное детство. Единственное, чего он никогда не допускал — это влияния и всевластия над детьми любой опасности. Здесь он становился непреклонным и переубедить, остановить, задержать его было просто невозможно. Благодаря истовой отцовской заботе Джона дети избежали многих детских болезней, они не перенапрягались, почти не получали травм. Да, они — и Маша и Саша — были неуёмны в жажде познания и потому, конечно, им были знакомы царапины, порезы, ушибы, пару раз даже растяжения. Многое было. Но ничто серьёзнее этого к ним не могло даже приблизиться — Джон умел предупреждать опасности и сверхнадёжно защищать детей от них. Светлана чётко знала, что рядом с Джоном Маше и Саше ничего не может угрожать в принципе. И потому спокойно оставляла детей с ним рядом на многие часы, понимая, насколько важно и необходимо ему плотно пообщаться с дочерью и сыном. Его дочерью и его сыном.

Вернувшись к работе, она старалась постепенно наращивать нагрузку. Этой постепенности хотел Джон, этой постепенности хотели её волговцы. Алла замучила её контролями, осмотрами, обследованиями, но Светлана понимала: её дети — уникальны и кому, как не главному врачу крейсера иметь прямой доступ к их матери, чтобы понять, как такое чудо вообще могло получить право на существование. А в том, что её с Джоном дети — настоящее чудо, Светлана Стрельцова не сомневалась никогда.

Она, конечно, уставала. Понимала, что несмотря на заботу Джона, несмотря на заботу медиков, несмотря на заботу волговцев, она всё же перенапряглась. И теперь, возвращаясь к прежним объёмам ответственности и задействованности в службе и в работе, она понимала, что до того момента, когда она обретёт прежнюю форму и уровень готовности, должно пройти минимум несколько месяцев. Она очень хотела, чтобы эти месяцы Отряд, а значит, и она, провели именно на Цитадели. Здесь ей было спокойно. Да, на борту своей родной «Волги» она тоже чувствовала себя спокойно и уверенно, но всё же на станции, тем более такой, как Цитадель, она чувствовала себя ещё более спокойно и ещё более уверенно. Всё же станция такого уровня слишком схожа с комфортной планетой.

Совершенно неожиданно она открыла для себя бассейны. Да, рядом с городком Штаб-Квартиры Отряда обнаружился вполне приличный спортивно-оздоровительный центр и она, потратив несколько дней на его изучение, неожиданно поняла, что из всех возможностей, предоставляемых этим заведением, для неё будут важны прежде всего бассейны. Она полюбила нежиться в воде, полюбила плавать, полюбила даже прыгать с вышки. Конечно, не самой высокой, но всё же с вышки. Момент входа в воду для неё стал схож с моментом Очищения. Она блаженствовала, плавая часами, чувствуя на себе взгляды детей и собачат. Плавание всегда помогало ей расслабиться, а если требовалось — легко настраивало её на работу, на активную, напряжённую деятельность. Она и раньше хорошо плавала, но теперь, когда у неё были свои дети, когда она уже была замужем, плавание в бассейне открылось ей со многих неожиданных сторон.

На выставках она не любила «галопом» бежать из зала в зал, скользя рассеянным взглядом по выставленным картинам и скульптурам. Она подолгу стояла у отдельных экспонатов, обходила их с разных сторон, внимательно их рассматривала, слушала экскурсоводов, читала пояснительные тексты. Иногда ей удавалось увидеться и пообщаться с художниками и скульпторами, но она редко когда соглашалась на встречи с ними за пределами выставочных залов и очень редко принимала в дар отдельные экспонаты, непременно заранее обсуждая возможность принятия таких подарков с Джоном.

На спектаклях она радовалась возможности свободно выражать свои эмоции, своё отношение к происходящему. Джон часто передавал ей билеты в театральные ложи и она могла побывать на спектакле вместе с детьми. Овчарки — как минимум Зирда с кем-то из овчаронов — неизменно сопровождали её, умея быть удивительно тихими и незаметными. Где бы они ни находились — в ложе или в зрительном зале партера, на балконах, они никогда не мешали другим зрителям, но само их присутствие рядом со Светланой надёжно ограничивало обитателей Цитадели в их стремлениях пообщаться с командиром имперского разведкрейсера и тем более — с её детьми.

Полутьма зрительных залов, столь обычная для театров и видеоцентров, помогала Светлане хотя бы на несколько минут погрузиться в дремоту. Эти минуты помогали ей обновиться, а временами — восстановиться. Она любила подолгу выбирать спектакли и фильмы, на которых ей бы хотелось побывать, часто она выбирала спектакли и фильмы, на которых она могла бы побывать вместе с детьми. С первых дней на Станции, когда ей врачи Отряда разрешили прибыть на Станцию, когда ей разрешили привезти на станцию собачат, она постоянно видела и чувствовала рядом Зирду и находила это необходимым и правильным. Овчарка была рядом с ней почти всю беременность, она охраняла её каюту на крейсере, сопровождала её на обходах корабля. И вот теперь она тоже была рядом. Когда Зирда клала свою голову на колени Светланы, она всегда чувствовала облегчение, погружалась в спокойствие. Куда-то отступало напряжение, страх, опасения.

А уж если рядом с ней и с детьми на спектакль или на фильм приходил Джон… Светлана была счастлива. Потому что она каждый раз убеждалась: для него она и дети — важны, нужны и необходимы. Светлана слишком хорошо помнила, насколько она была слабой во время беременности, как она боялась, что Джон её оставит, что он уйдёт, исчезнет из её жизни. Сейчас она понимала, что Шепард чувствовал этот её страх, эту её боязнь. Чувствовал и каждый раз преодолевал, а точнее — рассеивал, делал крайне незначительными, бессильными. Да, она старалась быть честной перед самой собой, понимала, насколько точно Шепард, её Джон, её Джо читает её, она перед ним открыта не менее, чем он перед ней.

Она продолжала бояться за Джона. Для неё встреча с ним была настоящим чудом. После долгих лет жизни, отданных прежде всего службе и работе, она получила шанс ощутить себя женщиной, матерью, любимой. И она очень боялась потерять Джона. Сама не понимала иногда, почему она так боится, но очень боялась однажды узнать о его гибели, а ещё больше — боялась увидеть его гибель. Эти несколько месяцев… Стоянка на Цитадели, её беременность, роды… Он рядом с ней почти постоянно, она чувствует его присутствие, ощущает его заботу, внимание, а главное — любовь. И понимает, что готова сделать всё, чтобы и дальше, многие годы быть рядом только с ним. Ей нужна только его любовь, только его внимание, только его забота. Потому что она уверена, убеждена, что только рядом с ним, только вместе с ним ей и её детям будет лучше всего.

Она столько раз видела, как Джон общается с сыном и с дочерью, как он играет с ними, гуляет. За эти месяцы она убедилась — для Джона нет ничего непосильного, ничего сложного, ничего трудного, когда дело касается его сына и его дочери. Он был с детьми рядом столько, сколько нужно. Да, он работал, он служил, он востребован, важен для очень многих разумных. И всё же он умел забывать о работе, о службе, если чувствовал малейшую опасность, угрожавшую подруге или детям. Но даже если никаких проблем, никаких опасностей не предвиделось и не было, Джон стремился быть рядом с ней и рядом с сыном и дочерью столько, сколько было необходимо. Светлана знала, что у Джона большие планы — он, в том числе, хочет, чтобы сын и дочь смогли очень скоро оседлать велосипеды. А потом… Потом, конечно, будут ролики, потом — скейты. Может быть и самокаты Саша и Маша тоже освоят.

Наедине с Джоном она часто фантазировала о том, как их дети пойдут в детский сад, в школу, затем — в колледж, а может быть — поступят в университет, получат профессии, специальности. Конечно же — встретят любовь, выйдет замуж Маша, женится Саша, у них появятся свои дети — желанные и любимые для Джона и Светланы внуки. Ей нравилось слушать предположения Джона, высказывать свои предположения. Она тогда отдыхала душой, расслаблялась, подзаряжалась. И начинала особо остро и глубоко верить в то, что война с Жнецами не продлится долго. Её переставали напрягать и даже пугать предвидения о будущих месяцах непрерывных боёв. Эта передышка, эта стоянка на Цитадели всегда ощущалась Светланой как затишье перед бурей. Хорошо, что дети растут сейчас на Цитадели, главной станции исследованной части галактики. Здесь сравнительно спокойно и сравнительно безопасно. Ничуть не менее спокойно и безопасно, чем на борту любого из кораблей Отряда. Светлана знала, что дети привыкли к «Волге» и «Нормандии», оба корабля стали для них родными. При поддержке киборгесс, Марка, Сарена, Найлуса, Мордина, многих других отрядовцев Саша и Маша исследовали и крейсер и фрегат очень подробно. Особенно, как ни странно — Маша усердствовала в этом познании, хотя и Саша от неё особо никогда не отставал. За эти три-четыре месяца, пока Отряд отстаивается на Цитадели, и сын и дочь несколько раз летали со Станции на корабли Отряда и каждый раз Светлана остро ощущала, что они возвращались не просто на «Волгу», не просто на «Нормандию» — они возвращались домой. Они чувствовали себя особенно спокойно и комфортно именно на крейсере, именно на фрегате и, конечно же, они чувствовали себя спокойно и комфортно в городке Штаб-Квартиры, ведь там они тоже часами исследовали совсем не маленькую территорию, играли, бегали, прыгали, общались с сотрудниками и их детьми.

Да, затишье, да, стоянка. Светлана была рада постепенно, но неуклонно возвращаться к прежним уровням служебной и рабочей нагрузки, была довольна тем, что теперь с ней рядом не только Джон, но и дети. И потому была уверена в том, что теперь она преодолеет любые трудности. Ей теперь есть для кого и ради кого жить, работать, действовать.