Светлана Стрельцова. Встреча с родными на базе «Ликино» (часть 2.)

Войдя в кабинет, Светлана присела на диван. На тускло светившемся экранчике лежавшего на столике ридера выделялись всего несколько позиций. Взгляд младшей Стрельцовой коснулся экранчика. Да. Скоро прибудет в город младший брат, скоро прибудут мамины сёстры и скоро прибудут Знатоки. На этом, собственно, первая часть Встречи, наконец, завершится. Наконец завершится. А ей всё же неспокойно. Нет, она уверена, что Кирилл доберётся до «Ликино» без проблем. И совсем не потому, что она будто-бы там, в городе, оставила ему транспорт или человека с транспортом. Нет. Он — спецназовец, найдёт возможность самостоятельно решить эту небольшую проблему. Да и не проблему вовсе — после такой-то войны! Неспокойствие вызывает прибытие сестёр и Знатоков. Основное такое неспокойствие вызывают именно эти два прибытия. Ну и ещё то, что придётся встретиться не с Таиром Федосеевичем, а с его дочерью и её мужем. Хотя она сейчас очень многое отдала за то, чтобы увидеться именно с дедом Таиром. Она всегда всех своих пра— и ещё энное количество пра— дедов именовала только дедами. Может быть, понимала, что так им будет приятнее и спокойнее — молодит такое наименование, очень молодит. И внешне и внутренне. Вот потому и называла. А может быть, называла их дедами потому, что так было проще и короче, чем путаться в этих коленах родословной. Ведь в конечном итоге, благодаря тому, что люди теперь живут сто пятьдесят лет, уже не так важно постоянное упоминание этих колен в именовании. Люди разных поколений теперь живут в России вместе и рядом, они — едины. Не показно, а на самом деле — едины. Солидный без всяких там скидок возраст Таира Федосеевича не помешал ему остаться мужчиной с большой буквы — взять оружие и встать в строй Уральского Ополчения. А Прасковья Вениаминовна его поддержала. Не могла не поддержать — она ему верила. Верила и любила своего главного друга. Она верила, любила и ждала. Таир Федосеевич погиб с честью. Не сдался, не струсил, не отступил. Его смерть… ослабила Прасковью Вениаминовну. Ослабила, но не сломила. Как там у классиков? Пока из двух любящих людей жив хотя бы один — история их жизни и любви — продолжается. Именно так. Виктория, Герман и Стефания прибудут в Ликино только на сутки. Сейчас они должны как можно дольше быть рядом с Прасковьей Вениаминовной. Поддержать её. Помочь ей пережить потерю. Они — помогут и поддержат. Главное, чтобы они прибыв, смогли отоспаться. А уж за завтрашний день Светлана постарается сделать всё, чтобы они смогли пообщаться со Стрельцовыми в самой полной мере. Может быть, пребывание в «Ликино» поможет им ещё лучше поддержать Прасковью Вениаминовну.

Тихо стукнула входная дверь кабинета. Стукнула, закрываясь. Светлана не стала оборачиваться. Она уже знала, кто вошёл. Деды и прадеды. Воины. Дед Георгий, дед Устим, прадед Валерий.

— Настоящий мужик был. — тихо сказал дед Валерий, глядя на портрет Таира Федосеевича, светившийся на экране настольного инструментрона. — Помянем его. — он достал из шкафа стаканы, бутылку, открыл, быстро и почти бесшумно разлил. — Света, возьми. — он протянул ей бокал. — Светлая память Таиру.

— Светлая память всем, кто погиб за родину. — эхом отозвался дед Георгий. Устим Маркович только кивнул. Выпили. Не чокаясь, глядя на портрет. Дед Георгий почти силой усадил Светлану в кресло. Не в рабочее, в обычное, стоявшее в уголке отдыха. Сел рядом. Помолчал. Дед Валерий собрал стаканы и бутылку, вернул их на место в шкаф, закрыл створку, сел в другое кресло. Устим Маркович сел на диванчик-банкетку.

Светлана обвела дедов взглядом. Воины. Кадровые, настоящие. И она тоже — воин. Для них всех — армия стала жизнью, судьбой. Но сейчас они пришли помянуть особого воина — гражданского, взявшего в руки оружие только по большой необходимости. Воина из народа. Когда народ берёт в руки оружие почти поголовно — это уже другой народ. Это — народ-воин. Готовый либо победить, либо — умереть, но не сдаться врагу, не покориться ему.

Молчание затянулось. Светлана очнулась первой, протянула руку, активировала инструментрон. Кто там из волговцев сейчас в городе, у кого есть транспорт и возможность вернуться на базу «Ликино» в самое ближайшее время? Ага, есть такие. И не один. И с транспортом. Хорошо. Впрочем… Отметка Кирилла уже движется по шоссе к «Ликино». И рядом нет второй отметки. Раздобыл транспорт? Судя по «баллону» дополнительной информации — купил. Ай да Кира. Сумел таки обзавестись собственным транспортом. Да вдобавок ещё и быстроходным. Наверное, что-то вроде гоночного мотоцикла. У него ведь как всегда — одна сумка, много вещей с собой он, конечно, таскать с собой не любит, хотя, может, конечно, ведь служит-то в спецназе, а там иногда такие задачки приходится выполнять — куда там слонам навьюченым… И, судя по информации КДЦ, его приближение к «Ликино» уже засекли, сопровождают. Значит, пропустят. Подкатит, небось, прямо к дверям ангара. Любит Кира пофорсить при случае. Ладно, пусть. Собственный транспорт — есть собственный транспорт. А она согласится с ним поездить по округе. Вдвоём. Посидят в лесополосе, промчатся по обводной дороге с внутренней стороны охранной зоны. Побывают у всех обелисков, отмечающих места, где стояли блок-посты и усиленные форты… Да разве мало где можно будет побывать, имея такой быстроходный аппарат… Да и в город смотаться можно будет теперь без проблем. Кира определённо — молодец.

Погасив экран инструментрона и свернув его, Светлана встала. За ней поднялись и мужчины. Вышли из кабинета в холл, присоединились к остальным Стрельцовым. Завязался разговор. О скором прибытии Кирилла здесь тоже уже знали — Аликс рассказала и даже показала: вот она, сидит в кресле, сворачивает экран. Без улыбки, спокойно, по-деловому.

Кирилл был доволен. Прибыв в город, он с вокзала решил пешком прошвырнуться по основным улицам. Да, он уже знал, что как брат Светланы, он уже располагает комнатой в базовой гостинице космодрома «Ликино». Светлана, а может быть — и не только она — правильно решила, что ближайшие родственники будут размещены в базовой гостинице космодрома, а остальные — в городских гостиницах. Если Света так решила — это правильно, даже если он сам может снять себе номер в городской гостинице, не особо светя свой офицерский статус и звание.

Чёрт его потянул пройтись по этой торговой улице. Ведь не планировал он никакой транспорт покупать, думал найти кого-нибудь из коллег Светланы с «колёсами» или «крыльями», упросить взять его и подбросить до ангара. А там он уже разобрался бы, куда идти. Так нет-же, потянуло пройтись по этой торговой улице. Увидел гоночный мотоцикл — и пропал. Зашёл в салон, подошёл, всмотрелся, обошёл несколько раз вокруг этого механического чуда — всё. Сразу обычное решение — без этой вещи я из салона — не уйду. Проверил всё от и до, конечно, вызвав искреннее удивление, а затем — и уважение продавцов и механиков с инженерами. Те сразу поняли — не простой покупатель к ним явился, ох, не простой. Собственно, он и не скрывается. Легендироваться ни к чему. Да, он Стрельцов, да, он младший брат генерала Стрельцовой, командира «Волги», того самого разведкрейсера, что стоит сейчас в ангаре на базе-космодроме «Ликино». Сейчас, по нынешним-то временам — это совсем не секретная информация. Было бы по-иному, он бы нашёл, как залегендироваться. Умеет это делать и знает, как это делается. А пока он полчаса колдовал над выбранным «аппаратом». Вот так, именно аппаратом. И этот аппарат ему с каждой минутой нравился всё больше. Зарядив реактор, он сел, проверил наличие регистрации в базах и, попрощавшись с сотрудниками мотосалона, вылетел за его пределы. Теперь проблема с транспортом была решена и задерживаться в городе не было никакой, ну вот ровно никакой мыслимой необходимости. Теперь он приедет сюда на «аппарате» не один, а со Светланой. И купит ей всё, что она только пожелает, на чём остановится её внимательный и задумчивый взгляд. По-иному и быть не может, ведь это же — Светлана, его старшая сестра!

Полупустое шоссе бежало под колёса мотоцикла лентой. Широкой, надёжной лентой. Способной принять и гусеничную технику, а при случае — стать взлётно-посадочной полосой и стоянкой для множества флайеров и самолётов.

Главное — увидеться со Светланой. А потом, конечно, с папой и мамой, с братьями старшими. Он никогда и не задумывался особо о старшинстве — они были равны. Ведь братья. А сестра была всё равно главнее и равнее, потому что — единственная сестра. Единственная. И три брата всегда защищали, поддерживали и помогали Светлане во всём. Потому что она — сестра. А они — её братья.

Впереди показался шлагбаум первого КПП базы «Ликино». Поднимается «жердь» — знают, кто он, потому — пропускают. Машину, конечно, досмотрели, как и его самого — такой порядок, нечего особо отмечать и обижаться. Безопасность. Стратегический объект. Разведка. Ну и всё такое прочее. Теперь, по указателям на нашлемном экране — к ангару, где стоит «Волга».

Рокот двигателей мотоцикла становится тише: дорожки здесь — заглядение, только шины шуршат. А так вообще тишину мало что нарушает. Хотя при случае крейсера стартуют прямо из ангаров. Но, к счастью, ничто пока не указывает на такую необходимость, потому вокруг — сравнительно тихо и спокойно. Стрелочки на нашлемном экране спокойно, по-деловому, указывают седоку на мотоцикле, куда следует рулить. Приятно чувствовать власть над таким аппаратом, приятно знать, что он — твой, личный. Настоящий механический друг. Похоже, они нашли друг друга. Именно нашли. Не зря, ох, не зря он свернул на эту улицу, усыпанную магазинами и салонами. Не зря. Вот, обрёл друга. Вполне себе разумного, мощного, сильного друга. Теперь уж он со Светланой погоняет. Нет, конечно, без экстремизма какого. Просто поездит очень быстро — Свету надо беречь от перегрузок. Тем более — нервных. Не на месте душа у неё. Джона нет рядом — и она не спокойна за него. Всегда была, есть и будет неспокойна. Как говорит мама, люб он ей. Очень люб. А уж как она люба ему — и ни в сказке сказать, ни пером описать. Нашли они друг друга — британец и имперка.

Вот и ангар показался впереди. Обычные огни аэронавигационной безопасности. Куда же без них. Красные яркие точечки. Казалось бы, в эпоху засилья всяческих полей и локаторов такие элементарные светильники — полный анахронизм, но здесь — военный объект и они, эти светильники не выглядят излишними. Мало ли что. Иногда простой топор лучше самого навороченного плазменного резака.

Мотоцикл останавливается, Кирилл отмечает удивление, изумление и заинтересованность в глазах стоящих у ворот вахтенных.

— Кира! — руки Светланы обнимают прибывшего гостя, извлекают его с сиденья, поцелуи холодят кожу. Впрочем, почему «холодят»? Нет, они жаркие. Поцелуи сестры. Любимой единственной сестры. — Приехал! Спасибо! — Светлана обнимает младшего брата, сумка уже давно стоит на земле, она закружила его, сильная, гибкая. Он подчиняется её желаниям, её настроению. Пусть. Она рада, значит и он рад.

Наконец она разжимает объятия, отступает на шаг, обычным внимательным взглядом сканирует его лицо, фигуру. Знаменитый Светланкин взгляд, от которого ничто не укроется. Нет, кажется, в этот раз она не нашла ничего предосудительного и опасного. Её лицо светлеет. Да, день катится к вечеру, скоро начнёт темнеть.

— Отхватил себе таки друга, да?! — улыбается Светлана. — Не утерпел. Друг друга выбрали по взаимному согласию. — понимающе говорит командир крейсера. — Ладно. — она кивает подошедшему подвахтенному. — Закатите, Валера, этот аппарат внутрь ангара, поставьте к остальным транспортным средствам. — Проследив, как мотоцикл исчезает в воротах, Светлана оборачивается к Кириллу. — Что же ты, Кира?! Идём, все уже ждут, как всегда в командирской каюте.

— Охотно. — Кирилл берёт Светлану под руку и они шагают к трапу, поднимаются к шлюзу и вскоре переступают почти одновременно. — он инстинктивно пропускает сестру вперёд. — порог командирской каюты. Обычные приветственные возгласы заполоняют холл. Всё. Он среди своих. Среди самых родных и дорогих людей.

Обновление

Станислав Титов окончил работу с документами. Поднял взгляд от стопки ридеров, выключил экран последнего, файлы которого он просматривал и прави. Успокаивающий свет экрана настольного пультового инструментрона немного рассеивал полумрак вокруг старпомовского кресла в Центральном Посту.

Уже несколько десятков минут Станислав чувствовал непривычный прилив сил и, параллельно с работой с документами — рутина, куда же от неё денешься, пытался понять, почему он ощущает такой прилив в явно неурочное время. Да, Светлана сейчас в основном занята встречей с родственниками, но как это обстоятельство может быть связано с тем, что он ощущает этот явно необычный прилив сил? Почти всех родственников Светланы он знает хотя бы по её рассказам и по данным, содержащимся в многочисленных базах данных — как офицер-разведчик он мог получить доступ к большинству из них. Как такое может быть? Других причин для проявления этого необычного прилива сил у него просто не может быть — последние несколько часов он был плотно занят обычной корабельной рутиной, ну разве что пообщался немного с первыми прибывшими на крейсер родственниками Светланы.

Взгляд старпома упал на светившийся на инструментроне список. На нём вахтслужба отмечала прибытие и размещение в «Ликино» и в городе родных для командира корабля людей. «Неохваченными» остались только сёстры матери Светланы и знаменитая тройка ЗнаТоКов с родственниками. По всем известным Титову обстоятельствам ни один из уже прибывших не мог являться ни прямой, ни даже косвенной причиной такого необычного прилива сил. Значит, он был связан с теми, кто ещё не прибыл в расположение. А таких оставалось очень мало. Очень. ЗнаТоКи? Они все замужем или женаты, у них — семьи и дети, а такой прилив сил мог быть связан с очень немногими обстоятельствами. Стоп. Он что — влюбился? Только это чувство могло, по свидетельствам людей, испытавших его на себе, могло стать причиной такого необычного — уж в этом-то второй после командира человек на борту крейсера, постоянно занятый работой с многочисленным экипажем, а не только, конечно же с кораблём, разбирался очень хорошо — должность и положение обязывали — поведения.

Да, он до сих пор не нашёл себе пару. Собственно, он к этому и не стремился. Может быть понимал, что во время войны кто-то из них двоих — высших офицеров на крейсере — должен сохранять холодную голову для того, чтобы ни с кораблём, ни с его экипажем и командой ничего не случилось. Светлана — женщина, ей чувства и эмоции ближе. Ему, конечно же, ближе логика и расчёт. Потому и держался. Хотя, что теперь особо даже только от самого себя скрывать, варианты были. Но никаких нарушений или превышений стандартов и обычаев он не допускал. Такого, что он испытывал сейчас, тогда, в недалёком прошлом, точно не было. Значит…

Титов встал. Не дело это — заниматься таким прилюдно, в Центральном Посту боевого корабля. Его вахта закончилась несколько часов назад, он продолжал сидеть здесь, в своём кресле уже по собственной инициативе. Работа с документами, утряска бесконечных вопросов и проблем. Обычная рутина. Оглядев помещение Поста, Титов неспешно прошел к выходному шлюзу. Крейсер — на своей родной базе, идёт обычная работа, его постоянное присутствие в Центральном не требуется. Значит, можно пройти в свою, старпомовскую каюту, где, к слову сказать, он уже давненько не был. Всё работа, всё не было возможности вернуться в своё обиталище. Светлана молодец, выбила таки для него люкс в космодромной гостинице. Заботится, уважает и… любит. Да, да, любит. Любит своего первого помощника, старшего помощника, любит, как всех своих волговцев. Особой, личной любовью. Которая почти неотличима от верховной и истинной. Отличить её могут только волговцы. Её волговцы, кто в свою очередь любит своего командира. Очень необычного командира, сумевшую задолго до достижения сорока пяти лет получить звание капитана первого ранга и заслужить право на участие в строительстве своего корабля. Своего без всяких натяжек и условностей.

Войдя в свою каюту, погружённую в темноту, Титов закрыл дверь, но свет включать не стал. Зачем, если он и так прекрасно знает и помнит, что где расположено в его обиталище? Пройдя к креслу, он сел. Инструментрон включать не стал — его мысли привычно вились вокруг тех Стрельцовых, кто должен был прибыть на корабль в самое ближайшее время. Сёстры матери Светланы. Точнее — только одна из двух сестёр. Вторая, старшая — замужем. А вот младшая… Не было нужды включать даже ридеры — он помнил почти все данные, имевшиеся в базах данных относительно Ренаты. И сейчас не понимал, как его угораздило. Каким таким образом? Всем, кто хоть что-то знал о Ренате, было хорошо известно, что она дала зарок не переходить во взаимоотношениях с мужчинами рамок дружеского общения. Ну, если, конечно, не учитывать ещё служебного и обычного уровней общения. Всё, что выходило за эти рамки — Рената отсекала намертво. Сквозь эту её защиту ещё не удалось пробиться ни одному мужчине, невзирая на статус, возраст и другие качества и особенности.

Он что, серьёзно влюбился в неё? В Ренату Стрельцову? Но тогда… тогда у него просто нет шансов. Она просто не поймёт его. Не поймёт, будет обижена и оскорблена. И тогда… Нет, он никогда не посмеет выйти за рамки с ней… Хотя… внутренне он понимал, что сейчас он имеет право именно на это — выйти за рамки с ней, с Ренатой. Потому что… Потому что сердцу не прикажешь. Оно руководствуется собственными правилами. Всегда.

Титов сидел в кресле, не пытаясь направлять мысли в какое-либо определённое русло. Сейчас логика и рассудительность ему явно отказывали и он не хотел, чтобы таким неуравновешенным его видели коллеги и тем более — Светлана. А если его увидит в таком состоянии мать командира — быть беде. Большой беде. Во всяком случае, ему сейчас так казалось. И он скрылся в своей каюте, чтобы оттянуть этот момент, который уже сейчас казался ему неминуемым. Рената прилетит с Альбиной на корабль. Прилетит к своей маме и к её знаменитой дочери. Прилетит минимум на декаду. Прилетит — и увидит его. Увидится — с ним.

Нет, определённо надо что-то делать. Что-то надо делать. Нельзя просто тратить часы на сидение в погружённой в темноту каюте. Этот странный прилив сил требовал, чтобы он начал действовать. Вот прямо сейчас начал. И если такой необычный и, что уж там скрывать, приятный прилив сил требует… Что-ж, пожалуй, он знает, чем себя следует занять в эти часы, пока в его присутствии в Центральном нет прямой необходимости.

Через час с небольшим старпомовская каюта сияла чистотой и порядком. Оглядывая сделанное, Титов едва сдерживался от удовлетворённого цокания языком — конечно, это убранство каюты было вполне нормативным, но раньше, как он ни старался, такого уровня чистоты он никогда не достигал. А уж о порядке и говорить нечего — каждая мелочь лежала или стояла именно там, где ей было самое место и словно бы безмолвно утверждала — здесь ей и только ей и надлежит всегда быть и теперь всегда так будет. Странно, после такой напряжённой приборки он не чувствует никакой, ну вот вообще никакой усталости.

— Слава? — в каюту вошла Светлана. — Гм. — она явно огляделась по сторонам, использовав свой знаменитый «сканирующий» взгляд. — Что тут произошло, Слава? — командир посмотрела на своего старшего помощника, закрывавшего дверцы шкафа. — Я в курсе, что здесь прибираешься только ты лично, но…

— Сам не знаю, как это пояснить, командир. — тихо ответил Титов, не торопясь поворачиваться лицом к вошедшей Стрельцовой.

— Так-так-так. — Светлана, закончив осмотр каюты, сиявшей чистотой и бывшей непривычно даже для женского восприятия прибранной и упорядоченной, посмотрела на Станислава. — Влюбился.

— Можно сказать и так. — Титов продолжал стоять у шкафа, по-прежнему спиной к командиру.

— Я рада, Слава. — Светлана подошла к своему помощнику, прикоснулась рукой к его плечу, не спеша поворачивать Станислава к себе лицом, понимая, каково ему сейчас. — Что-ж. Это должно было произойти. И я, кажется, догадываюсь, в кого.

— Разве так бывает? Это же… — выдавил из себя Титов.

— Это — жизнь, Слава. Обычная человеческая жизнь. Она — всякая бывает.

— Но… — Титов плохо справлялся со своими ощущениями. Да и избыток сил продолжал сказываться. Приходилось сдерживаться. Очень сдерживаться.

— По меньшей мере, Слав, ты можешь предложить Ренате. И, почему-то мне кажется, Слава, что она и не думает тебе отказывать. — мягким шёпотом сказала командир крейсера.

— Хотелось бы верить. — сказал Станислав. — Очень хочу верить в это.

— Давай без чинов, Слав. — тихо произнесла Светлана. — У тебя всё получится. И моя мама будет просто счастлива. Уверена в этом, Слава.

— Спасибо.

От дальнейшего разговора Светлану отвлёк сигнал инструментрона. Взглянув на экран, он прочла сообщение, погасила экран, посмотрела на Станислава:

— Идём. Сёстры уже рядом. И моя мама тоже хочет их встретить. — она направилась к двери, зная, что хозяин каюты вскоре последует за ней. — И, Слав, ты не стесняйся. Сразу бери Ренату и веди сюда, к себе. Убеждена, она оценит твои старания. И — не только старания.

Так и произошло. Заходивший на посадку флайер ждали Светлана, её мама и Титов. Киборгессы остались на борту вместе с остальными гостями.

— Господи. Он не дал мне даже подготовиться к встрече! — Рената увидела стоящего у посадочной площадки Титова. — Я так рассчитывала привести себя в порядок, пока иду до командирской каюты. А тут… У меня теперь нет никакого резервного времени… И он смотрит не на флайер в целом. Он ведь смотрит на меня! Неужели, он что-то знает о том, что со мной произошло? Если он знает… Я — пропала.

— Рена. Бери быка за рога. — сказала Альбина. — Нечего тянуть. Я так понимаю, что и Валентина и Светлана тоже в курсе происшедшего. Да и Титов явно знает что-то очень важное о тебе, нынешней. Остальные нас вполне извинят. Так что берёшь Станислава и — к нему в каюту. Остальное наши поймут — уверена.

— М-м-м. — неуверенно произнесла Рената. — Но ведь…

— Не каждый раз у нас в семье встречаются два точно влюблённых друг в друга человека. — сказала Альбина. — И он тебе подходит, Рената. А сын его примет — убеждена. Такой отец — это настоящее счастье для него.

— В этом-то я уверена. — тихо сказала Рената. — Но всё же очень быстро как-то. — она смотрела на стоявшего у площадки Титова и понимала всё острее, что её одиночество, личное одиночество закончилось. Вот он, её муж, вот он, её главный друг. Истинный, настоящий. — Господи. Ну за что мне такое…

— Счастье? Рена, я тебя давно знаю, потому скажу так: за твою стойкость. И за то, что ты — личность не последнего десятка. — ответила Альбина, сажая флайер на площадку и сразу открывая кабину. — Иди уже, он тебе и букет припас. Настоящий джентльмен, Рена, он — настоящий! — сказала старшая сестра, видя, как Рената, молнией выскочив из салона, бежит не к сестре, не к её дочери, а к Титову.

Тот подал ей букет, поздоровался, она ответила и, взявшись за руки, они ушли от флайера к лесополосе. Выгружая на гравитележку багаж, Альбина искоса посматривала им вслед, понимая, что одиночество младшей сестры-красавицы завершилось. Теперь она — не одна. У неё есть муж и главный друг, а у её сына — достойный отец. Пусть даже сын сам взрослый человек уже, но он будет очень рад и доволен, узнав, что его мама выбрала наконец себе в мужья прекрасного и известного человека.

— Хорошо, что они нашли друг друга. — Валентина подмигнула сестре и, взяв за руку дочь, вместе с Альбиной направилась к ангару. — Пусть поговорят, пообщаются, побудут вместе. Им сейчас двоим это особенно нужно. Война — закончилась.

— Валя, эти вещи. — Альбина указала на две сумки. — Рената специально купила для Станислава. Надо бы их…

— Не продолжай, Аля. — Светлана, подождав, пока гравитележка минует шлюз крейсера, подошла. — Все втроём сейчас идём в каюту Станислава, размещаем там вещи, распаковываем. Слава там навёл такой порядок — Рената будет просто в восторге. А мы… мы немного усовершенствуем этот порядок, ведь предела совершенству нет, не правда ли?

— Правда твоя, Светлана. — почти в один голос сказали сёстры. Идём.

Светлане, Валентине и Альбине очень понравился уют, созданный в недавно ещё холостяцкой офицерской «берлоге» старшего помощника. Распаковав покупки Ренаты, Альбина присовокупила к ним некоторые купленные ею самой обновки:

— Вот теперь полный порядок. Это их не отвлечёт. Им поговорить надо, пообщаться, побыть вместе и рядом. А вещи — так, простое дополнение. — пусть и важное. — она поймала взглядом согласные кивки Валентины и Светланы. — Ладно, пока Рената и Слава гуляют, мы можем вернуться в командирскую каюту к своим.

Пока женщины занимались встречей сестёр, остальные Стрельцовы разбрелись по кораблю — время было ещё достаточно ранним, все ожидали прибытия ЗнаТоКов и знали, что основная встреча, совмещённая, конечно же, с застольем, куда же без этого в Империи, будет под вечер, который, между тем, приближался.

Рената шла рядом со Станиславом. Она не помнила, как оказалась под сенью многочисленных деревьев, как вместо знакомых плиток покрытия космодромного «стола» под её ногами оказались обычная простая земля и трава. Ей было очень хорошо. Наверное, так было ей хорошо, когда она узнала, что беременна, но ещё не знала, что брошена. Она сейчас как и тогда была счастлива — это было самое простое пояснение причины её нынешнего состояния. Рената всё острее и глубже понимала, что теперь — не одна. Что теперь она будет приходить не в пустую, пусть и прибранную чистую квартиру, а в дом, где у неё есть муж и главный друг. Истинный, настоящий. Наверное, Светлана вполне заслуживает звания доброй феи из сказок. Она нашла себе отличного мужа и друга и помогла теперь сестре своей мамы преодолеть личное одиночество, обрести поддержку и защиту. Обрести главного друга и мужа. Своего — в этом Рената была абсолютно уверена и даже убеждена. Мало что смогло бы поколебать теперь её уверенность в этом.

Наверное, ей надо было больше говорить со Станиславом. Говорить вслух. Но в эти минуты, прошедшие с момента, как она взяла Станислава за руку… Или — он взял её за руку — не всё ли равно теперь… Она больше молчала, прислушиваясь к себе и утопая в приятных чувствах и ощущениях. Такого спокойствия, такой уверенности и такой упорядоченности она внутри себя не знала с момента получения того злополучного сообщения. Тогда ей пришлось… заледенеть. Очень быстро и глубоко заледенеть. Степень своего заледенения Рената осознала только теперь. Раньше она воспринимала «охлаждение» как вполне обычное следствие случившегося. Инстинктивная личностная защита — может быть, так это состояние можно было бы определить поточнее. Впрочем, нет. Сейчас это — уже неважно. Она — не одна. Рядом с ней — человек, которому она доверяет, которому она верит, который достоин её. И она это знает не только разумом — сердцем. Он — её любит, а она — любит его. И неважно, кто кого выбрал. Они выбрали друг друга сами. Оба. Почти одновременно. И Валентина и Светлана поняли её состояние правильно.

Невежливо, конечно, вот так сразу прилететь — и уйти в лесополосу вроде как на прогулку, но тут, как можно сказать, случай действительно исключительный. А основная встреча будет потом, за столом. Вечером, когда в «Ликино» прилетят ЗнаТоКи с семьями. Да, конечно, надо будет помянуть Ингу. И — не только Ингу, но и всех, кто погиб за свой народ, за Империю, за человечество. Это — самый тяжёлый момент в их встрече. Инга — очень молода. И погибла, оставшись навечно молодой. Хорошо, что она успела родить ребёнка. Очень хорошо, что у неё есть наследник. По меньшей мере её супруг теперь не одинок. Рядом с ней — его общий с Ингой желанный сын.

Станислав не торопил спутницу, понимал, что ей необходимо время и, что ещё важнее — любая возможность справиться со своими эмоциями, чувствами, ощущениями. Он сам переживал сейчас такой их вал, что не смог найти ни малейших аналогов в своём собственном, личном прошлом. Не было раньше с ним такого — не было, это точно. Он всегда был одинок. В личном плане, конечно. Родители у него были — и мама и папа. А вот женат он никогда не был и прочных отношений с девушками и женщинами старался не заводить — слишком хорошо понимал, что при его службе мало кто из женщин согласится терпеть такой сумасшедший график, какой бывает совершенно обычным для офицера его ранга. И сейчас он осваивался с новизной ощущений, не торопясь выпивал самой своей сутью их богатейшее содержание. Внутреннее — прежде всего. Вечер приближался, а вместе с ним приближалось и время встречи. Время застолья.

Рената сама не хотела много говорить — разговор вслух сейчас мешал восприятию обеспечить нужную полноту «чтения»… только ли собеседника?! Нет, скорее — не только собеседника, хотя наученная горчайшим опытом, женщина не спешила в этот раз проявлять себя, не спешила следовать обычному сценарию, как бы ей сильно ни хотелось сбросить себя панцирь въевшихся в суть и душу ограничений. Хорошо, что сын уже взрослый. А она… Она имеет право вести обычную жизнь. Рядом с человеком, который ей уже нравится. Да, говорят, что любовь ослепляет. Но с Титовым это не срабатывало — Рената видела, чувствовала и понимала, насколько этот человек совершенен. Во многих смыслах, не во всех, конечно. Сравнивать Станислава с тем «существом мужского пола», который её бросил беременной? Нет, тут никаких сравнений не может быть: Станислав — совершенно другой.

Титов годами летал рядом со Светланой Стрельцовой и это могло быть своеобразной гарантией качества — непорядочного человека на должности второго по значению человека на таком крейсере Светлана бы не потерпела никогда. Зная, в каком экипаже и под чьим началом работает Станислав, Рената могла быть спокойна — на работе у Титова будет полный порядок — по-иному просто не может быть — и он сам не допустит и Светлана не позволит.

Они шли по тропинке. Рената помнила, что лесополоса была излюбленным местом прогулок обитателей базы «Ликино» — как временных, так и постоянных. Но сейчас она не беспокоилась о том, что она и Станислав кого-то из них встретят. Сейчас ей было важно свыкнуться с мыслью, что её собственное личностное одиночество закончилось. Ей очень, очень хотелось в это верить. Только сейчас она поняла, как истосковалась по тому, чтобы снова почувствовать себя не учёным-исследователем, не функционером от науки, а женщиной. Женщиной, у которой уже есть взрослый сын. Но у которой несколько лет не было мужа… Не было мужчины, которому она могла бы всецело доверить себя саму. Доверить так, как и полагается женщине, нашедшей свою половинку. Сейчас ей было важно свыкнуться с мыслью, что её собственное личностное одиночество закончилось. Ей очень, очень хотелось в это верить.

Рената не помнила, сколько она прошла метров или, может быть, даже километров по этой лесополосе. Наверное, всё же много — Станислав поглядывает на неё и в его взгляде Рената читает немой вопрос: «Не устала?». Нет, она не устала. Рядом со Станиславом она готова вот сейчас несколько раз обойти базу «Ликино» по периметру. Потому что она впервые за долгие месяцы чувствует себя особенно сильной. И в то же время — удивительно слабой. Имеющей право на обычную человеческую, женскую слабость в таких масштабах, которые раньше показались бы ей самой просто недопустимыми.

Потому она просто кивнула, будучи уверенной, что Станислав поймёт её правильно. И он понял. Они сошли с тропинки, сели на траву, она привалилась к нему, наслаждаясь возможностью проявить эту слабость и не страдать из-за того, что она её наконец-то проявила. Сейчас она убеждена — рядом с ней Станислав тоже будет иметь право на проявление слабости. Война закончилась, это — факт. Но у него продолжается тяжёлая, напряжённая служба. Он — человек армии Империи. И теперь ей, Ренате, надо будет давать ему возможность отдохнуть от необходимости соответствовать высочайшим требованиям службы. Просто потому, что каждому человеку, каждому живому разумному существу надо временами расслабляться. Так устроен мир.

Станислав молчал и Рената понимала его нежелание говорить. Зачем? Вокруг — лес, ясно, что ухоженный, специально посаженный, но всё равно — это уже не мало. Они одни — на десятки метров вокруг нет ни одной человеческой живой души. Их одиночество… одиночество влюблённых, их право побыть наедине обитатели космодрома «Ликино» уважают. Даже не верится, что прошло чуть больше ста лет, а вместо аэропортов и автовокзалов в России стали привычны вот такие вот космодромы, настоящие звёздные ворота. Где-то там, на юге, остался ангар, в котором скрылась до поры до времени «Волга» — корабль Светланы и Станислава. А теперь — и её, Ренаты, корабль. Потому что… потому что именно крейсер связал её со Станиславом. Легендарный корабль, неотъемлемая часть известнейшего и влиятельнейшего Отряда. Отряда, появление которого на финальном этапе войны всё чаще означало наступление в ней, в этом противостоянии с Жнецами, коренного поворота. Ведущего к победе над «креветками». К окончательной победе над ними.

Сколько они вот так просидели на траве — наверное, никто из них двоих не помнил. Не следили за временем ни Рената, ни Станислав. Возможно, где-то внутри они оба отслеживали ход времени — привычка вечно загруженных, занятых людей. Но сейчас… Сейчас они наслаждались временем, посвящаемым друг другу. Только друг другу, никому больше.

Рената повернулась к Станиславу, обняла его и потянулась губами к его губам. Сама. Первая. По своему собственному выбору, по своей собственной инициативе. Станислав ответил и на несколько минут они слились в поцелуе. Особом поцелуе. Жарком, многозначном, истинном. Станислав обнял её и Рената ещё глубже убедилась, что она нашла. Нашла человека, которому может верить, доверять, которому может подарить ребёнка. Ребёнка, который не будет расти без отца. Который будет расти в полной семье. Она уже сейчас понимала и, наверное, чувствовала особенно остро, что Станислав будет любить этого ребёнка. Независимо то того, будет ли этот ребёнок девочкой или мальчиком. Он будет для него не просто отцом — суровым и недоступным. Он будет для него папой. Тем папой, которым он, переступив во взрослую жизнь, будет всегда гордиться не только потому, что он — старпом легендарной «Волги». Но и потому, что именно ему был известен Титов другой — такой, каким он был только в семейной обстановке, рядом с женой и детьми.

Рената поняла — она постарается в самое ближайшее время забеременеть от Станислава. Потому что он — надёжен. Потому что он важен и дорог для неё. Потому что она хочет ощутить себя женщиной. Стереть, уничтожить то острейшее и неприятное ощущение, охватившее её суть, когда она с экрана инструментрона прочла то сообщение. Означавшее, что её бросили. Оставили. Унизили, растоптали, оскорбили. Такое ощущение полностью можно было теперь полностью стереть — Рената в этом была убеждена. Можно было стереть только одним способом — родить нового, второго ребёнка. Ребёнка от желанного, дорогого, самого важного для неё, не прошлой — теперешней, мужчины. Мужчины, который мог называться уже сейчас мужчиной с большой буквы.

Она хочет подарить Станиславу много детей. Потому что она это может сделать для него. Только для него. Ей никто другой из мужчин — не нужен. И совсем не потому, что у неё нет выбора. Просто она не хочет больше выбирать. Она уже сделала свой выбор. Станислав — её выбор. Свой, личный выбор. Никто её к этому выбору не принуждал — она сделала его сама, едва только увидела его фотографию. Говорят, что по фотографии не выбирают… Ещё как выбирают! Потому что кроме фотографии нужно иметь сердце и чувства. Они — вряд ли обманут. И не обманули — Рената в этом была уверена.

Земляне пережили очередную войну. Очередную. Но — не похожую на другие. Войну, которую с полным правом назвали галактической. Той, что затронула не только человечество, но и многие другие расы, среди которых люди, земляне, были известны всего каких-то три десятка лет. Время в очередной раз сжалось и теперь человечество в галактике знают гораздо лучше. По-разному, конечно, знают, но то, что знают гораздо полнее — это точно.

Наверное, людям свойственно всегда надеяться на лучшее. Да и не только, как оказалось, людям. И теперь Рената надеется, что её жизнь обретает другой, особый смысл. Который сразу вот так, с наскока и сформулировать-то нельзя. Но она этот смысл понимает. Разумеет. Потому что этот смысл своей жизни она придала сама. По собственному выбору. Это — главное. Тогда, когда её бросили беременной, у неё выбора не было — за неё этот выбор сделал другой… Не человек — существо.

Она взглянула в глаза Станислава — и утонула в них. Ей сейчас не было важно, какого они цвета — она просто утонула в этих глазах и обрела спокойствие и уверенность. Особые спокойствие и уверенность, которых, что там уж особо скрывать, ей всегда не хватало. Год за годом она отучала себя даже мечтать о том, что когда-нибудь переживёт такие столь волнующие минуты. Которых, конечно же, не было и не могло быть с тем, другим «существом». Которые она могла пережить только рядом с таким человеком, как Станислав Титов. Он сидит спокойно, не проявляет стремления обнять её крепче, прижать, повалить на траву навзничь. Обычный сценарий. Повторяемый каждой парой раз за разом. И для этой пары — каждый раз новый.

Вот и сейчас Станислав сдерживается. Рената чувствует, что он сдерживается. Это для любой женщины очевидно. Ну почти для любой женщины очевидно. Пусть сдерживается. Когда они вернутся на «Волгу», а они обязательно туда вернутся, когда они окажутся вдвоём в старпомовской каюте, у них обязательно будет несколько долгих и ёмких часов. И она позволит тогда Станиславу не сдерживаться. Потому что хочет, чтобы он знал её всю, такой, какая она есть. Потому что она хочет забеременеть от него и родить ему ребёнка. Всё равно — девочку или мальчика. Всё равно. Даже если будет двойня — она будет только этому рада. Сколько раз уже так было — женщина до самого последнего момента не знала, скольких детей она носит под сердцем. И если будет тройня или четверня — ведь может же быть такое — она будет рада. И Станислав — будет рад. В этом она уверена, как и в том, что он её не бросит.

Она медленно и осторожно встала. То ли ей не хотелось особо беспокоить Станислава, то ли ещё что. А может быть, ей просто хотелось побыстрее вернуться на «Волгу», туда, куда она так и не попала, сразу взяв старпома за руку и уведя и от корабля, и от ангара, и от Светланы. От всех. По праву влюблённой и любящей женщины. А ведь она хотела пройти со Станиславом в каюту. И не прошла — ушла рядом с ним в лесополосу, в лес. Космодромный лес. Снова под ногами у неё — тропинка. Но теперь она знает и мягкость здешней травы. Обычной земной травы.

Впереди — обелиск. Один из многих, расположенных здесь, в охранной зоне космопорта. Здесь шли бои. Воздушные, космические, наземные. Жнецы и их пособники отчаянно пытались закрепиться, понимая, конечно, по-своему, что если они не закрепятся — их снесут. Их уничтожат. Оказалось, что их уничтожат в любом случае. Ибо эта война в очередной раз для имперцев стала Отечественной, всеобщей. Не было ни одного имперца, который бы так или иначе не воевал. Победа, как всегда, ковалась и в глубоком тылу — ей ли это не знать?!

Рената наклонилась, собрала с обочины тропинки маленький, скромный букетик цветов. Выпрямилась, поправляя стебли. Подошла к обелиску. Остановилась. Рядом остановился Станислав. Тоже — с букетом. Собрал — а она и не заметила, когда. Может быть — во время их короткого привала?! Может быть. Людей очень многое объединяет. Наверное, не меньше существует в этом мире и того, что способно их разъединить, но сейчас важно, что имперцев в очередной раз объединила война. Галактическая, Отечественная. Как бы ни называли профессиональные историки это столкновение впоследствии — она, эта война, уже состоялась, стала фактом, свидетелями которого стали тысячи, нет, даже миллионы и миллиарды разумных. Живыми и мёртвыми свидетелями.

Не сговариваясь, Рената и Станислав положили букеты на мраморную плиту. Чёрную. Траурную. Цвета космического пространства, из которого в Галактику пришла беда. Но ворота перед этой бедой не были распахнуты настежь. Наоборот, земляне — и не только земляне — затворились в крепости, в своей Галактике и начали уничтожать оккупантов и захватчиков, а также всех, кто так или иначе перешёл на их сторону. Уничтожать, чтобы в конечном итоге победить их. Навсегда победить, уничтожить, прервать страшную цепь Жатв, не менее страшную цепь Циклов. Победить. Не сдаться. Выжить.

Станислав не стал отдавать воинское приветствие, хотя мог это сделать. Рената помнила, что в «Ликино» есть и большой мемориал. Там, без всяких сомнений, Стрельцовы побывают в самое ближайшее время. В полном составе. Отдадут дань памяти и погибшим и живым. Всем, кто подарил им возможность жить дальше под мирным земным небом, знать, что в Галактике нет больше Жнецов. Нет страшных двух— и трёхкилометровых креветок. Нигде нет. А если и остались, то их слишком мало, чтобы вернуть в Галактику круговорот страшных Циклов, круговорот страшных Жатв.

Наверное, Станислав учёл, что она — гражданский человек. И потому не стал отделять её от себя использованием своего права на воинское приветствие обелиску. Здесь стояли насмерть защитники космодрома. Мужчины, женщины, даже дети. Война эта коснулась каждого землянина. Каждого! Не было тех, кого она в той или иной степени не коснулась! Не было!

Несколько минут тишины. Желанной тишины. Особой тишины здесь, рядом с местом подвига. Потому что выстоять здесь, просто выжить в очередном бою — уже было подвигом. Частичкой общецивилизационного, общерасового подвига. Частичкой общегалактического подвига. Прервать страшную круговерть Жатв, страшную круговерть Циклов было… сложно. Слишком опытен был враг. Слишком много побед одержал он над десятками разумных органических и, как теперь выяснилось, не только органических разумных рас. Но победы не могут быть бесконечными. Всегда наступает время поражений. Пришло оно и для Жнецов и для их пособников.

В этой войне не было пленных. Индоктринация не давала возможности применить обычные стандарты войны, где пленным всегда есть место с той или с другой стороны. Жнецов и их пособников необходимо было уничтожать. «Убей Жнеца!» — тысячи таких плакатов были развешаны на стенах домов — да и не только домов — в имперских городах. Именно — убей. Не оставляй раненым. Уничтожь! Так, чтобы Жнец не возродился. Никогда. Нигде. Никоим образом. Та же участь ждала всех, кто попал под влияние Жнецов, стал их слугой и пособником. Их, потерявших свободу воли и личностную свободу, очень скоро перестали называть пособниками. Они становились Жнецами, уже не имея возможности вернуться в обычное, независимое от Жнецов состояние.

В этой войне было только две стороны — враги и свои. Никаких тех, кто оказался бы посередине и имел бы право выбора. Кроме одного выбора, пожалуй: погибнуть или остаться в живых. Такой выбор существовал и был единственным и для Жнецов и для всех, кто им противостоял.

Слёз не было. Вообще не было. Сейчас — не было. А Рената могла бы поплакать, но сдерживалась. Не место и не время сейчас для слабости. Вот на Мемориале — там, да, она поплачет. По праву женщины. Там она даст волю чувствам, волю слезам. А сейчас — нет. Сейчас она здесь, сейчас она переживает лучшие минуты в своей жизни — рядом с ней человек, которому она может всецело доверять, всю себя отдать и доверить. Человек, который знал войну с Жнецами не по рассказам. Не по информационным сообщениям. Он знал её изнутри, как её непосредственный участник. У неё тоже была война с Жнецами. Особая война. Своя.

Они тихо отошли от обелиска, вернулись на тропинку. Молчали. Думали, вероятнее всего, каждый о своём. Сейчас Ренате не хотелось ни о чём говорить вслух. У неё ещё будет время. Всё время Галактики. Всё время Вселенной.

Ближайшие сто лет она будет счастлива. Она будет жить для Станислава, для своих детей. Для того, чтобы ощутить себя женщиной, хранительницей очага. Семейного, домашнего очага. Она слишком долго была одна. Молчавший всё это время Станислав совершил настоящее чудо — она оттаяла. Оттаяла настолько, насколько сама никогда раньше не могла бы себе позволить. Почти полностью оттаяла. Слова не были нужны — Рената и Станислав общались душами, сердцами. Суть говорила с сутью. На своём уникальном языке.

Сейчас надо уже возвращаться. Потому что должны прилететь ЗнаТоКи. А значит, близится время общего застолья. Общего разговора, общих воспоминаний. Близится время минуты молчания. В память о погибшей Инге, в память обо всех разумных, кто погиб, но не сдался Жнецам.

Лесполоса осталась позади. Сейчас вокруг, насколько смог охватить взгляд, было поле космодрома. Гигантские ангары, конструкции посадочных и стартовых столов. «Ликино» жило. Круглосуточно работало, действовало. Уже в мирное время, которое, конечно же, для его обитателей оставалось военным. Всегда. Потому что «Ликино» — космодром Астроразведки России. Для которой не существует понятия мира. Которая видит, чувствует и знает о войне раньше, чем о ней узнают большинство имперцев, большинство землян.

Вставать на гравитележку не хотелось. Не было желания сокращать время одиночества вдвоём. На Станислава и Ренату мало кто обращал сколько-нибудь пристальное внимание — ну идут себе мужчина и женщина и пусть идут. Сюда, в «Ликино» просто так не попадёшь. Здесь — только те, кому это позволено. Всем остальным сюда вход закрыт. Во всяком случае так считается и для обеспечения этого делается очень многое.

Зорд и Грэй выбежали навстречу из ворот ангара. Закружились вокруг Станислава, приязненно крутанулись вокруг Ренаты, сопроводили прибывших к трапам крейсера.

— Вернулись. — сказала вставая с кресла Светлана. — Рада. Вы как раз вовремя. ЗнаТоКи уже подлетают к границам космодрома.

— Мы… если позволишь… — тихо сказала Рената.

— Хорошо. — не уточняя, что именно «хорошо», ответила командир крейсера, выходя из своей каюты.

— Мы встретим их там или подождём здесь? — спросила Рената, подняв вопрошающий взгляд на Станислава, остановившегося у рабочего стола Стрельцовой.

— Подождём здесь. — коротко и тихо ответил Титов и Рената не смогла не согласиться с его решением. Наверное, оно было правильным. ЗнаТоКи придут сюда. Обязательно придут. По-иному и быть не может. Сюда придут все Стрельцовы. А потом… потом будет Встреча. Будет застолье. Будет Минута Молчания.

К удивлению Ренаты в каюту вошла Светлана.

— Вернулась. — пояснила она, останавливаясь рядом со Станиславом. — Слава, дежурство по кораблю возьмут на себя на время встречи вахтенные. Вы будете вместе с нами.

— Ясно. — Титов кивнул, но Стрельцова почувствовала, что он недоволен её решением.

— Слава, так будет лучше для всех нас. Мы — на Земле, в России, на своём космодроме. Согласитесь, что здесь предостаточно сил и возможностей, чтобы мы не напрягали вас без особой на то необходимости. — Стрельцова посмотрела на своего старшего помощника, понимая, что этот взгляд перехватит Рената. — У вас есть необходимость, значит — должна быть возможность. Не отнекивайтесь, на несколько часов вы вполне можете прерваться. На сутки. Как минимум. — подытожила командир крейсера. — Потом — по обстоятельствам. Но на сутки — это точно.

— На сутки у нас прибыли Виктория, Герман и Стефания, Светлана. — уточнил Станислав.

— Именно. — подтвердила Стрельцова, переглянувшись с Ренатой. — Остальные задержатся на более долгий срок. Так что в эти сутки вы — вне службы, Станислав.

— Есть. — Титов кивнул.

— Ну, вот и хорошо. Оставляю вас. — Светлана вышла из командирской каюты.

Рената, уловив волнение Станислава, подошла к нему со спины, обняла и приникла, слушая дыхание и биение сердца человека, становящегося всё более ей близким. С каждой минутой. Понимая, что Титов хотел бы сдублировать, пока Светлана будет проводить встречу — как-никак она хозяйка, командир крейсера, Рената понимала и другое — Светлана правильно оценила результаты длительного отсутствия на «Волге» старпома и сестры своей мамы, потому постаралась сделать всё, чтобы Станислав хотя бы на сутки смог почувствовать себя свободным от необходимости и исполнять многочисленные и, конечно же, сложные должностные обязанности.

В этот момент в каюту стали входить Стрельцовы. ЗнаТоКи прибыли и вошли в командирское обиталище одними из первых. Светлана по своему обыкновению вошла последней и прикрыла за собой дверь. Овчарки — все четверо, уловив разрешающий жест хозяйки, разошлись по своим коврикам и улеглись.

Ксения Петровна Знаменская опиралась на руку мужа — Рената сразу поняла, что ей сейчас тяжелее всех, присутствующих в каюте людей. В руке она держала «раскладушку» из двух фотографий — на одной из них Инга — курсант Военно-Полицейской академии России, на другой — она же с мужем Георгием.

Михаил Стрельцов видел, как подрагивают пальцы Ксении. Острота горя никуда не исчезла. Ксения — мать, а Инга — её дочь. Единственная дочь. И что теперь у неё, у матери осталось? Только внук. И зять. Двое. Пал Палыч Знаменский тоже переживает. Молча. Внешне он почти спокоен. Только вот именно — почти. А внутренне — ему сейчас очень больно. Не горько, а именно больно. Наверное, уменьшить эту боль намного не сумела и эта встреча Стрельцовых. Но, если она помогла немного её притушить — уже хорошо. По меньшей мере они — не одни. Стрельцовы — большая семья, где принято друг другу помогать, что бы ни произошло, что бы ни случилось.

Светлане, как понимал Михаил, сейчас тоже очень нелегко. Да, корабль вернулся на свой космодром, прошёл переоснащение, проверки. Экипаж занят подготовкой к сертификации на ранг. Обычная, казалось бы, служебная рутина, хорошо знакомая каждому офицеру Имперских Вооружённых сил и Сил Специальных Операций, куда входили и войска Центра по чрезвычайным ситуациям. Рутина, перешедшая из военного времени в мирное. И ещё эта встреча Стрельцовых. Ясно, что Светлана мечтала об этой встрече, о том, как она примет всех своих родных на своём корабле и рядом с ней будет Джон Шепард. Не сложилось. Джон остался на Иден Прайм, остался там, чтобы разобраться со своей порцией рутины. Да, конечно, там — база уникального корабля, каким стал фрегат-крейсер «Нормандия». Там — все условия для нормальной жизни, работы и службы нормандовцев, в число которых, кроме землян-людей навечно вошли несколько инопланетян, в том числе и протеанин, единственный известный ныне большинству обитателей Галактики представитель Старшей Расы. Не старой — старшей. Большая разница!

Семён старается не смотреть на Ксению. Это Михаил отмечал чисто механически, на полном автомате. Да, брат бывает труднопереносим, ведь он так любит точность и чёткость. Чего тут больше — характера или профессионализма — трудно сказать.

У обоих старших братьев Светланы уже составились пары. Невесты решили не ехать — формально они ещё не принадлежат к числу членов семьи Стрельцовых, а эта встреча — семейная. Вот пройдут венчание и свадебные церемонии — тогда пожалуйста. А сейчас — нет. Только братья приехали в «Ликино».

Адмирал Георгий Стрельцов наверное, лучше других понимал, что произошло с Ингой. Звание и должность позволили ему получить доступ ко многим, наглухо закрытым для гражданских имперцев данным о том инциденте. Сейчас он видел, как братья Светланы стараются не особо акцентировать своё внимание на Ксении Знаменской, чтобы дать ей время и возможность адаптироваться к необходимости присутствовать на столь многолюдной встрече. Адмирал знал, к счастью, не по собственному опыту, что в такие минуты тянет, со страшной силой может тянуть остаться в одиночестве, чтобы снова и снова переживать случившееся с предельно родным и дорогим для тебя человеком. Но в этом-то стремлении к одиночеству и была ошибка: наедине с самим собой в такие моменты жизни человек не должен оставаться — рядом должен быть кто-то, кому он мог бы доверять, кто мог бы ему помочь даже самим своим присутствием. В одиночестве… далеко не каждый человек может справиться с волной горя. А для матери потерять своего ребёнка… Это страшнее всего. Слишком остра и горька утрата.

Знаменский, Томин, Кибрит. Трое профессионалов, трое прекрасных людей, оказавших огромную помощь семье Стрельцовых в наказании субъекта, посягнувшего на честь и достоинство Ренаты Стрельцовой. Уже за одно это они заслужили право быть включёнными в число друзей семьи. И теперь Стрельцовы чувствовали себя обязанными помочь семье Знаменских пережить потерю. Нельзя было оставлять Ксению и Павла наедине с таким горем. Инга… Да что там говорить — она была уникальной. Каждый ребёнок для своих родителей — уникален. Его… нельзя ничем заменить. Так уж заведено у людей, что дети должны хоронить своих родителей, а не родители — своих детей. Война многое изменила, но не смогла изменить это правило — одно из самых основных для землян. Да, адмирал Стрельцов знал, что пассажиры того транспортника, который спасла от атаки Жнецов Инга, многое сделали для того, чтобы почтить память погибшей. В том числе, конечно, назвали нескольких новорождённых девочек её именем, присвоили имя Инги нескольким новопостроенным улицам в своих городах и посёлках, учредили различные благотворительные фонды её имени. Многое было сделано спасёнными, чтобы отдать должную дань уважения человеку, спасшему их от гибели.

Светлана поступила совершенно правильно, не пожелав переодеваться в гражданское платье. Она — командир, она — хозяйка крейсера. И Ксения поймёт её правильно. Это ему, адмиралу, командиру другого корабля можно присутствовать на встрече не в военной форме. А Светлане, увы, нельзя — она на службе, а не в отпуске. Наверное, Ксении будет легче, видя Светлану в форменном комбинезоне, свыкнуться с потерей. Часть остроты боли уйдёт, если Ксения убедится в том, что… что среди Стрельцовых есть люди, которые продолжат дело Инги. В прошедшей войне не было особой разницы в том, кто из защитников галактики чем занимался. Было важно только одно — как он действует в интересах победы над Жнецами. А является ли он военнослужащим или нет — это уже было вторично. В войне с Жнецами не было тыла, столь обычного, привычного, даже необходимого в каком-нибудь внутрирасовом или даже межрасовом конфликте. Тогда, когда в войну втянуто население целой галактики, а враг пришёл в галактику извне — тыла просто не существует. Жнецы с равным постоянством и с равным упорством атаковали и флоты и эскадры Сопротивления и его планетные и станционные базы. Для Жнецов существовала только одна задача — ликвидация разумной жизни в этой галактике. И эту задачу полумашины выполняли со всем доступным им рвением, со всем доступным им постоянством.

Он, конечно, переживал за внуку. Слишком она себя напрягала, перегружала, изматывала. Для неё существовала и была крайне важной на протяжении многих лет только армейская служба, только армейский долг. Ради этого она жертвовала всем — сном, свободным временем, взаимоотношениями с мужчинами. Да, он сам был удивлён, когда впервые узнал о желании Светланы стать кадровым офицером и командиром большого корабля. Как часто взрослые люди недостаточно чётко и полно, а главное — ответственно оценивают такие желания своих детей… Как часто взрослые считают такие вот желания своих детей просто детской блажью, импульсивным, не основанным ни на чём реальном и серьёзном решением. Светлана, как пришлось и адмиралу Стрельцову убедиться, поступила по-иному. Это желание, это стремление стать профессиональным воином, а офицер Империи это всегда профессиональный воин, оно для внуки было действительно выстраданным. Светлана, как теперь стало ясно адмиралу, бросила на реализацию этого решения все свои силы. Рисковала ли она? Да, конечно, рисковала. Нет, ей никто насильно из близких и родных людей дорогу к реализации мечты не перекрывал, никто её не отговаривал. Не принято у Стрельцовых мешать человеку в таких случаях. Пусть попробует прорваться к своей мечте. Семья, конечно, помогла Светлане. Всем, чем смогла — помогла. Но — никакой протекции, никакого использования немаленьких связей и знакомств. Да, он — адмирал ВКС Империи, мог бы замолвить словечко за внуку кому следовало. Но тогда… Светлана бы его, своего деда, очень не поняла. Да и вряд ли протекция или знакомство здесь бы сработали. Возможно, если Светлана выбрала для себя какой-нибудь относительно спокойный факультет, тогда… Но она выбрала один из самых сложных — пилотский, а затем стала слушательницей Спецфакультета, о чём, конечно, мало кто знал. Те, кто знали — молчали. В Империи много тайн, хранимых слишком надёжно. Светланка страдала. Страдала и училась, страдала и преодолевала. Выдержала. Ценой отказа от и так уж и немногочисленных радостей курсантской, а затем — и слушательской жизни. Она стала недоступной для мужчин. А времени болтать с подругами о пустяках у неё оставалось слишком мало. Светлана действительно училась и работала уже в Академии на износ, на предельных для себя, молодой девушки, режимах. Медики Академии — он знал это слишком хорошо, всё же знакомства в таком вузе у него, адмирала, были серьёзные — хватались за голову, но сделать ничего не смогли — нормативы Светлана не нарушала и поводов для отчисления из Академии по здоровью не давала. Хотя восстанавливалась сама. Трудно, долго, но восстанавливалась.

Почему-то ему казалось, что после такого марафона Светлана, получив диплом, немного снизит нагрузку, ведь служба — это не учёба на двух факультетах. Войны ведь с Жнецами тогда и не предвиделось. Может, конечно, кто и знал, что надвигается не просто война, а война галактического уровня, но, видимо, те, кто об этом знал, предпочитали не говорить об этом открыто — при всём совершенстве имперской системы паника была бы — страшная. А паника в данном случае — прямая и действенная помощь врагу, помощь противнику. Её допускать даже в малых объёмах было просто нельзя — опасно. Вот и молчали те, кто знал. Империя готовилась. Готовилась к войне. И готовилась, как ни странно было теперь такое говорить, Светлана. Может быть, она что-то такое чувствовала? Может быть — ведь Спецфакультет — это очень необычный факультет. Там учат многому такому, что закрыто для всех остальных офицеров ВКС Империи. Категорически, надёжно закрыто.

Светлана отказалась расслабляться. Она поприсутствовала только на официальной части праздненства по случаю вручения офицерских погон и дипломов… И — улетела к месту службы. Сразу представилась своему командиру — тогда ещё капитану первого ранга. Кто же тогда знал, что Светлана достигнет этого высокого, старшеофицерского звания задолго до того, как ей исполнится сорок пять лет. Обычно капитанами первого ранга офицеры имперских ВКС становились именно по достижении этого возрастного рубежа. Опыт показал, что раньше звание такого уровня присваивать в массовом порядке — небезопасно. А не в массовом — Светлана не только стала капитаном первого ранга, но и получила право на участие в проектировании и строительстве своего крейсера. Её мечта начинала тогда обретать зримые очертания — она получила корабль, который был большим, крупным, важным и который становился её кораблём, ибо она присутствовала при его строительстве и при его рождении. Она не просто присутствовала, она участвовала в его строительстве и, конечно же, в проектировании. «Волга» стала действительно её кораблём. Да, в рамках традиций имперского Астрофлота, но — редчайший случай в ВКС. Редчайший. И Светлана была достойна обрести свой корабль. Не просто ступеньку к командованию, скажем, линкором или дредноутом, нет. Она хотела командовать своим кораблём. От его рождения до… гибели. Да, в имперских ВКС до сих пор сохранялась традиция, что командир или капитан оставались на борту гибнущего корабля. Уже тогда Георгию было ясно — Светлана не уйдёт с «Волги» никуда. И не только в силу какой-то там традиции, пусть и очень хорошей традиции. Она не уйдёт с «Волги» просто потому, что посчитала — ей некуда уходить. Это — её корабль. И он останется для неё единственным на всё время службы. А служить она собиралась… до предельных сроков. Да, в ВКС Империи, особенно — в её специальных частях были традиции и механизмы, позволяющие делать такие вот выборы. Но, опять же — не в массовом порядке. Командование ВКС России, конечно, учло всё — и учёбу Светланы на двух факультетах сразу, и результаты этой учёбы, которая уже тогда была действительной военной службой. Учло командование и то, что лейтенантское звание Светлана получила ещё до окончания учёбы — где-то на втором курсе. А потом, на выпускной церемонии только подтвердила его, обретя право на получение внеочередного звания в самое ближайшее время.

Она продолжала жить службой. Для неё экипаж был действительно семьёй. Она подбирала своих будущих коллег, пристально изучала их и далеко не каждый становился волговцем. Далеко не каждый. Светлана старалась, чтобы с её корабля, из её экипажа люди не уходили. Ну там два — три человека в год — и то для неё это была недопустимая цифра. «Цифра потерь», как она тогда называла это число в редких сеансах аудиосвязи с ним, её дедом-адмиралом.

Оглядевшись, Георгий отметил, что несмотря на многочисленность, всем хватило места в командирской каюте. Редко, конечно, обиталище Светланки переживало такое нашествие, но… Встреча действительно особая. Надо пообщаться, надо свыкнуться с тем, что теперь впереди — мир. Впереди — мирная работа, впереди — мирная служба. Да, конечно, армия Империи останется в боевой готовности — такова традиция, таково правило. На несколько ближайших лет полная боевая готовность в частях и соединениях Имперских вооружённых сил будет сохранена на уровне, который был достигнут на финальном этапе войны с Жнецами. А это по меркам мирного времени — крайне высокий уровень.

Наверное, Светлана не хочет расслабляться и поэтому. Да, «Волга» готовится к сертификации и получению ранга. Высокого ранга. Вся эта в большинстве своём бюрократическая чехарда напрягает Светлану. Тем не менее, она делает всё, чтобы крейсер обрёл не иначе как первый ранг. Потому что считает — и адмирал Стрельцов в этом уверен — её волговцы заслуживают службы на высокоранговом, одном из лучших кораблей ВКС Империи. Корабле, уже сейчас ставшем зримой, осязаемой легендой. А легенда по глубокому убеждению Светланы должна быть реальной, действующей. И уже сейчас адмирал Стрельцова делает всё для того, чтобы лишить всех недоброжелателей — а у неё, что там особо скрывать, есть такие и немало — малейшей возможности списать крейсер из действующего флота именно на том основании, что легенда должна подвинуться в тень, уступить место своего первенства другим, не столь заслуженным кораблям. Светлана убеждена в том, что места на Олимпе хватит всем — было бы желание и стремление у людей достичь и удержаться на Олимпе.

Волговцы работают и служат. Потому что Светлана работает и служит на пределе возможностей. Потому что так же на пределе возможностей работают и служат старшие и средние офицеры корабля. Остальным, менее ранговитым волговцам есть на кого ежедневно и ежечасно равняться, есть, на примере кого убеждаться в том, что предела совершенству нет и не может быть.

Светланка заслужила личное счастье. Наверное, только так она могла бы обрести столь прочный тыл, каким стал Джон Шепард. Только так — постоянным напряжением, постоянным преодолением. Адмирал Стрельцов знал — Шепард негласно, неформально, но включён в состав волговцев. Сами волговцы так решили — без всякого ведома, без всякого участия Светланы. Приняли — и реализовали это решение. Шепард, Джон Шепард стал своим среди членов экипажа и команды большого имперского корабля. И не только потому, что женат на его командире, не только поэтому, но и потому, что сам работал и жил, отдавая всего себя армейской службе. Действовал так, как привыкли действовать волговцы.

Наверное, завтра по традиции утром Стрельцовы поедут на Мемориал. Такова традиция. А потом у адмирала Стрельцова останутся сутки с небольшим, чтобы пообщаться с остальными Стрельцовыми — трёхсуточный отпуск завершается. Его ждёт линкор, его ждёт служба. Раньше улетят только родные Таира Федосеевича — наверное, завтра вечером.