Эксперимент

Я раскручиваю глобус и, не глядя, останавливаю его пальцем. Палец указывает куда-то в океан. Повторяю эксперимент — теперь палец накрыл штат Орегон, нет, это тоже не пойдёт, я отлично представляю, что значит жить даже в самом провинциальном городке Орегона, это не интересно. Нужно что-нибудь действительно далёкое и неизведанное. Непал, Тибет? Может быть, но белые люди вложили в эти места столько своей нью-эйджевской белой псевдо-харизмы, настолько излазили их, в поисках травы и своего белого хиппи-нео — «просветления», что ехать искать там что-либо становится как-то даже стыдно. Быть может, податься на край света в какую-нибудь страну, которая не есть страна третьего мира, с яркой чуфанистой экзотикой, но и не страна первого мира, они все одинаково комфортны и предсказуемы в своей цивилизованности, конечно если жить в них не дольше месяца и не разведывать скрытые глубины национального духа. Найти бы какую-нибудь страну «ни то, ни сё», такое место, куда, точно, не заезжают туристы, потому что там действительно нечего им делать. Вот, например — Россия. Занимает пол континента, и я ничего не могу сказать о ней определённого. В сознании возникает один образ — степь. А может Монголия? Нет, Монголия — это уже слишком аутентично. Пусть будет Россия. Теперь надо определиться с городом. Москва, Санкт-Петербург — это для туристов. Нужен какой-нибудь древнерусский городок среди степей, в самом центре страны. Кострома, или, вот, Псков. Очень по-русски звучит. А вот ещё — Пенза. Очень хорошо. Россия прямо таки изобилует маленькими краями света. Только почему они все скучкованы в европейской части? Боюсь, они тоже уже все исхожены туристами вдоль и поперёк. Между ними, наверное, давно уже проложены автострады, по которым несутся туристические автобусы, а местное населения в деревнях по сторонам автострад продаёт изделия народного промысла. А что у них там, на востоке? Новосибирск, Магадан… Холодно, наверное, в Магадане. Не забуриться ли мне вообще на самый край света, только поюжнее, чтоб не мёрзнуть… Вот вокруг Корей, Японии и Китая: Хабаровск, а ещё дальше — Владивосток. И ведь это тоже Россия, кто бы мог подумать, вообще в Азии, почти Монголия. Даже не представляю себе, как они там живут и что из себя представляют. Может это и есть тот край, где люди ходят на головах?

Я прилетел в небольшой провинциальный аэропортик, выглядящий настолько исключительно стандартно, будто был создан специально таким, чтоб не оставаться в памяти, уже через несколько минут после того, как я его покинул, я не мог вспомнить ничего характерного, ни одной детали, по которой я мог бы его описать. Ах да, вспомнил, там не работал мужской туалет, в объявлении было написано, что надо искать такой же то ли в другом терминале, то ли в другом здании. Багажа у меня не было, и я вошёл на территорию страны первым из пассажиров, толпа мужиков накинулась на меня, предлагая мне такси, такси мне было нужно, но что-то эти мужики меня пугали. Так что я решил выйти на улицу и найти настоящее такси с опознавательными знаками.

Город произвёл на меня неопределённое впечатление. Он состоял из знакомых элементов, но собранных в не знакомых мне сочетаниях. Современные здания в центре города чередовались в нём с классической европейской архитектурой начала двадцатого века, но всё это было только на нескольких центральных улицах, весь город же представлял из себя скопление одинаковых безликих жилых многоэтажек. Пожалуй, это больше похоже на Европу, чем на Новый свет, поскольку улицы извивались, как попало, я не смог чётко опознать то, что можно назвать Сити и, несмотря на большое число одноэжных домов на подъезде к городу, они как-то не складывались в жилые частные районы. Неухоженностью эти районы напоминали, отчасти, частные районы стран третьего мира, хотя многие из них были так плохи, что можно назвать их трущобами. Жители города составляли гораздо более однообразную этническую и культурную популяцию, чем жители любого западного города, практически все были русскими, только изредка встречались китайцы или выходцы с ближнего востока. Я практически не встречал панков с малиновыми ирокезами, хиппи, обвешанных побрякушками, одетых как мачо гомосексуалистов, рэперов с дредами и прочих представителей прогрессивного человечества, которыми кишат западные города. Возможно, однообразие было следствием сравнительно незначительного смешения народов и их культур, пренебрежительно незначительного, если сравнивать с городами западной цивилизации.

Я решил снять квартиру, которую мог бы снять русский человек со среднестатистическим уровнем благополучия, пришёл в агентство, послушал варианты и остался в некотором недоумении. Предварительно я порылся в интернете и составил представление о среднем уровне дохода жителя этой страны, либо информация в сети была не верной, либо именно этот город жил по совершенно другим ценам и доходам, либо агенты, как специалисты своего дела, распознали во мне выгодного клиента и вздули для меня цены в разы, что наиболее вероятно с логической точки зрения. Или же среднестатистический русский человек живёт на улице. Как бы то ни было, я снял хоть как-то приближающуюся по оплате к среднему доходу квартирку в пригороде Владивостока. Городок-спутник в пятидесяти минутах езды от центра Владивостока назывался Угольная. Обшарпанный девятиэтажный дом, живописный подъезд в стиле самых страшных гетто, квартирка, представлявшая собой комнатку удивительных размеров, первое, что я вспомнил, войдя в неё, это отели — капсулы в Японии. Агент сказал, что этот тип квартирок называется «гостинками» и размер их — восемнадцать квадратных метров, а есть и меньшего размера, надо попросить их, чтоб показали, любопытно посмотреть на ещё меньшие квартирки. Сама квартирка по обстановке напоминала мне притон. Я никогда не был в притоне, но так его всегда себе представлял. Я подписал контракт и остался в квартирке один. Открыл окно. В квартирку ворвались звуки улицы, запах зелени и лета. Прямо за окном была школа, стадион, дети играли в футбол, кричали и смеялись. С улицы доносились голоса гуляющих людей и проезжающих машин. Внизу мамаши на детской площадке выгуливали малышей, вокруг дома был целый район других девятиэтажек, выглядевших гораздо более прилично, чем моя. Я подумал, не переборщил ли я ненароком со средним уровнем. Впрочем, этот опыт был более живой и удивительный, чем какая-нибудь припонтованная гостиница в центре LA, где меня оближут за десять тысяч долларов в сутки и, всё же, это не будет стоить такие деньги, по моему мнению.

Я пошёл прогуляться, осмотреть территорию, найти ближайшие магазины, железнодорожные и автобусные станции, а также узнать номер местного такси, на котором я мог бы добираться до большого города. На ближайшей маленькой площади оказалась масса небольших магазинчиков, как западного типа, с кассами и самообслуживанием, так и таких, где товар находился за прилавками, и продавец показывала или подавала, что вы попросите. Хотя первый тип магазинчиков представлялся удобнее, но так как меня заставляли при входе сдавать в камеру хранения мою сумку, и когда я ходил по магазину, охранник непрерывно смотрел на меня, как на вора, с таким видом, что мне казалось, вне зависимости от того, украду я что-либо или нет, он всё равно убьёт меня, так что я предпочёл пользоваться магазинами второго типа. С другой стороны, в магазинах второго типа мне приходилось стоять в очереди с парнями в растянутых майках, стоявших за бутылкой водки или креплёного пива и неотрывно на меня смотревших. Почему они не смотрят на других? Видимо, если я решил пожить жизнью среднестатистического русского, ещё не значит, что я стал им, я наверное явно выделяюсь, и все меня замечают, но в упор неотрывно позволяют себе смотреть на меня только обезьяноподобные существа. Эти же существа пьют пиво и щелкают семечки у входа в магазин и, похоже, они все — поклонники и близкие друзья продавщиц, судя по их неформальным отношениям. Я посматриваю боковым взглядом на худощавого стареющего мужичка — охранника и размышляю, спасёт ли он меня, если что, отстоят ли меня, как клиента, охранник и продавщицы у своих же знакомых антропоидов.

Территория городка показалась мне милой, в воздухе стоял дух местечковости и края света. Именно в таком месте я и планировал оказаться. Это было, как Рим без истории. Аккуратные уголки чередовались с пустырями и пяточками разрухи. Рабочие положили новый асфальт, оставив вокруг участка работ отвалы земли, уже поросшие травой, груды камней и лужи, в которых так красиво отражается синева неба и ветви деревьев. Похоже, что ресурсов не хватает, чтоб возделывать каждый уголок в месте своего обитания, и пока строится одно, разрушается что-нибудь другое. Но это добавляет свой шарм — перепрыгивать через лужи, проходить через заросли травы и попадать в магазинчик с кондиционером. Особенно мне нравится высокая не скошенная трава, такого сейчас не встретишь практически ни в одном западном городе. Раз в месяц эту траву косят, но она быстро вырастает снова. Именно трава придаёт городу такой естественный вид. В такой траве выживает не только пырей, это настоящий травяной луг с луговыми цветами и морем насекомых и лягушек, которые время от времени выпрыгивают на дорогу и превращаются в плоские пыльные силуэты в форме лягушки под колёсами машин.

Я, кажется, понял, почему всё в этом месте было таким не запоминающимся. Практически всё, что я встречал, было либо продуктом убогой советской архитектурной штамповки, я прочёл о ней в интернете, или магазинчиками маленьких собственников, нашедших деньги, только чтоб построить что-то более менее адекватное, или же сооружение было стандартом цивилизованного строительства, которое воспринималось верхом достижений и ценилось само по себе. Построив такой супермаркет, или кинотеатр, или железнодорожную станцию нация как бы сказала миру, то есть, Западу: — Теперь мы такие же, как вы, теперь мы ни чем не отличаемся от цивилизации. — И действительно, такие проекты воплощали цивилизацию в стандартно-выхолощенном виде, без излишеств, без какой-либо индивидуальности, которая, конечно же, увеличила бы стоимость проекта, иногда в разы, и для которой необходим объективный, не коррумпированный отбор, большой опыт реализации таких идей и проектов и сложившаяся школа с продолжающейся эволюцией как вкусов заказчиков, так и идей архитекторов. Сейчас же я иду по такому супермаркету и чувствую себя в цивилизованном мире, но в каком-то абстрактно цивилизованном, к тому же выхолощено-уменьшенном цивилизованном мире, и не могу отличить один супермаркет от другого, практически не могу восстановить его в памяти, выйдя из него на улицу. На фоне этой безликости иногда встречаются оригинальные ландшафтные и архитектурные явления, но они столь редки, что каждое из них бросается в глаза и становится чем-то вроде парадной достопримечательности. Почему же воспринимаются они совсем не так, как на Западе? Проанализировав свои ощущения, я понял, что в них нет ощущения избыточности, они не являются повседневностью окружения. Если в Штатах таких явлений столько, что их можно случайно найти в самом укромном уголке дороги, и известны они лишь местному населению, то здесь это что-то, становящее автоматически почти что лицом города, известным каждому. Здесь есть почти всё, что есть на Западе, но в единичных количествах. Как демонстративно-показательные примеры, как явления, которыми это общество дотягивается до цивилизованного мира, а не как обыденность. Если на Западе это всё — явления естественной избыточности, то здесь — зацепки, спасающие сознание от того, чтоб не свихнуться от окружающей серости.

Тем временем наступил вечер. Затихли стрижи над окном. Забавно, их стрёкот так подходил к окружению, что я и не обратил на них внимания, хотя они заглушали все остальные звуки, и только сейчас, когда они замолчали, я заметил, как стало тихо, и как хорошо стала слышна затихающая улица. Но до конца улица здесь не затихает никогда. Вышла гулять молодёжь, раздаётся беспрерывный смех больших компаний, визг девушек, демонстративно громкая музыка из машин. Толстые тётеньки возвращаются домой с работы, заходя по дороге в продуктовые магазины и волоча полные пакеты еды для всей семьи, да это же идеал маленького городка, где всё так близко, что не нужно использовать машины, сохраняется окружающая среда, люди больше общаются друг с другом… В подъезде жена не пускает пьяного мужа, он полчаса пытается выбить железную дверь своей квартиры. В час ночи, кажется, ещё никто не спит, вечерняя жизнь города в разгаре. К трём часам ночи городок, наконец, начинает засыпать, а в пять утра наступает самый тихий час, и запах летней ночи погружается в ауру предрассветной тишины. Кстати, несмотря на небольшие размеры района и скученность его жителей, стоящих в очередях в тесных магазинчиках, приходящих в маленькие квартирки, скученные на этаже, как соты в улье, я не заметил, чтобы они были более общительны, чем, например, жители городков с такой же численностью населения в Штатах. Похоже, каменные, озабоченные или демонстративно отсутствующие лица в моде у этих людей. Я машинально поздоровался с незнакомцем, зайдя в магазинчик, мне не ответили, оглядели, как сумасшедшего и начали о чём-то перешёптываться. Мне не стало неловко, ведь ничего противоестественного или предосудительного я не сделал, но понял, что этих людей лучше лишний раз не трогать, тут это не принято. Общались между собой только знакомые, и многие общались с продавщицами, которые, конечно же, знали всех своих покупателей, но при этом с продавщицами общались с деревенской фамильярностью, выдающей роли общающихся: мужичок с мужичком, мужичок с бабёнкой, парнишка с похмелья и бабёнка продавщица, мамаша двоих детишек и мамаша троих детишек, мне по самой моей природе противны все эти местечковые роли, я не общался так никогда ни с кем, так что, думаю, даже если они все меня узнают, я всё равно останусь для них чужим.

Наутро я решил-таки скрасить свой лубочный эксперимент, обустроив немного своё жилище. Всё равно я не могу воплотиться в местного жителя с американским паспортом в кармане, своей карточкой Виза и тридцатью тысячами долларов налички в кармане на случай, если я не смогу расплатиться картой. Даже если здесь со мной что-нибудь случится, а местная полиция окажется столь же «неформальной», как продавщицы, одна из которых на мой вопрос, если ли у них бублики, ответила, не глядя не меня, что она их спрятала, мой паспорт заставит эту систему задействовать более формальные, цивилизованные и эффективные ресурсы.

К сожалению, Yellow pages здесь, видимо, не существует, я облазил все шкафы, так что я вышел на улицу, поизучал объявления, сотнями которых увешаны заборы вдоль улиц, воспользовался номером справочной, и в течение дня заказал себе новую мебель, новую технику в ванную, скоростной интернет, самый большой монитор, который был в магазине, хорошую аудио-систему, большой холодильник и пару грузчиков с микроавтобусом, которые помогли мне таскать мешки с продуктами, бытовыми и кухонными принадлежностями. Заплатив двойную цену, я устроил смену обстановки в течение двух дней. Теперь у меня под ногами было привычное ковровое покрытие, такое мягкое, что можно было спать прям на нём, вместо дивана и кресла, занимавших так много места в такой маленькой комнате, был мягкий вибрирующий матрас и два кресла-мешка, через комнату вешался гамак, а вот холодильник не вместился в кухню, совмещённую с коридором, пришлось его поставить в комнату, выкинув шкаф, который был мне, в принципе, не нужен, поскольку я не собирался хранить какие-либо вещи. Накупив пушистых одеял и сделав уютное софитное освещение, я более менее обустроил это место. Не знаю, понравится ли агентству и хозяевам квартиры такая моя перестройка, ведь они не найдут то, что было здесь раньше и то, что вписано в контракте, но к концу месяца они не найдут и меня тоже. В микроскопической ванной развернуться с переустройством не получилось, но раз уж я вношу сюда замашки своей обычной жизни, почему мне понадобилось-таки снимать столь маленькую квартирку? Но что сделано, то сделано, да и иначе было бы совсем не интересно, хоть какое-то своеобразие места сохраняться должно, этот городок своеобразием и так не блещет. Как бы то ни было, теперь в ванной у меня был подогрев воды, и горячая вода теперь у меня была каждый день и без отключений. В реальности же её зачем-то отключали почти каждый день часа на два — три в середине дня, видимо предполагалось, что в это время все на работе, и горячая вода в домах никому не нужна. А те, кто не работает, те не в счёт.

Во второй же день моей жизни здесь я задался вопросом передвижения между Владивостоком и моей впиской. Забавно, видимо, архитекторов здесь учат по западным стандартам, и все важные больше здании они строят, как их учили, потому что вокзалы, университеты и прочие большие и важные здания имеют две-три большие двустворчатые двери, из которых всегда и везде, без единого исключения, открыта одна створка одной двери. Видели бы вы как из такого безлико — прозападного вокзала — перехода на перроны с несколькими этажами, металлоискателями, магазинчиками, кондиционерами, эскалаторами, залами ожиданий, уборными и детскими комнатами, кассами и информационными табло на каждом углу ведёт на улицу одна открытая маленькая створка обычной комнатного размера двери! Да-да, вы всё правильно поняли, весь поток приезжающих и уезжающих пассажиров из всех длинных электропоездов, которые приходят на станцию из Владивостока, ближайших станций и дальних городов страны, с багажом и без, с родными и близкими, их встречающими и провожающими, все пытаются войти и выйти в одну маленькую створку, в которую помещается только один человек типа меня, а какая-нибудь квадратная тётенька помещается только боком. Такого сочетания прозападности и забавного абсурда я не встречал даже в Индии. Воспользовавшись пару раз электричками, я понял — этот вид транспорта — не вариант. Электрички всё время опаздывают, без предупреждения меняют расписание, причём так, что всегда оказывается, что электричка ушла десять минут назад, либо вообще отменяются. Кроме того, весь день они в принципе не ходят, прекращая ходить примерно в час дня, как раз, когда я собираюсь и выхожу из дома, и снова начинают ходить часов в пять вечера. При этом по железной дороге беспрерывно курсируют какие-то составы с цистернами и углём, странно всё это, видимо какие-то локальные заморочки. Забавно, что даже когда электричка опаздывает на полчаса, составы с цистернами и лесом продолжают курсировать, такое впечатление, что электричка не может прийти из-за них. Это, конечно, нелепое предположение, не нарушают же пассажирское расписание только для того, чтобы пропустить состав с лесом, но выглядит интригующе загадочно. Автобусы — более приемлемый способ добраться до города, почти все автобусы грязные, мест в них не хватает, так что бедные старушки пытаются распихать своих немощных собратьев, чтоб, как юркие сперматозоиды, первыми заплыть в салон и, выпучив глазки, оплодотворить-таки своим задом свободное кресло — яйцеклетку, после чего они мгновенно успокаиваются и прекращают обращать внимание на окружающую суету, лениво поглядывая в окошко, видно, что все эти ритуалы выживания доведены у них до автоматизма. Мне повезло, что я входил в автобус на начальной остановке, иначе пришлось бы стоять весь час пути до города, но после пары поездок я получил весь опыт, какой только мог получить и после этого предпочитал такси. Можно было, конечно, арендовать машину, но наблюдая за дорожным движением в городе, я решил не рисковать. Например, на перекрёстке без светофора машина просто медленно врезается в боковой поток машин, никто при этом и не думает останавливаться, машины едут плотной цепочкой, когда машина врезалась настолько глубоко, что возникает риск столкновения, машины продолжают ехать плотной цепочкой, объезжая нос врезавшейся в поток машины, и когда даже объезд её становится не возможен, очередная машина таки останавливается, вынуждена остановиться, у водителя не хватает мастерства объехать ставшую поперёк потока машину, тогда въезжающая машина разворачивается и встраивается, наконец, в этот плотный поток. Я не уверен, что я когда-либо научусь такому вождению, так что оставлю это удивительное мастерство местным таксистам. Кстати, ознакомившись с ценами в этом городе, я так же, как и в случае цен на жильё, остался в недоумении, не понимаю, как эти цифры укладываются в якобы среднюю зарплату местного жителя. Цены в этой стране либо американские, либо выше, заработные платы, согласно официальной статистике — как в стране третьего мира. Статистика может и врать, конечно, но близкий взгляд на город сразу говорит о том, что несмотря на западные цены, ты находишься явно не на Западе, и какой-то парадокс тут явно имеется.

Приглядевшись к городу, мне он показался не таким однообразным, как при первом взгляде, я заметил, что даже убогие советские многоэтажки раскрашены в яркие индивидуальные цвета, чтобы сделать их более интересными для взгляда. В городе очень много действующих строек, правда, на всех работают только выходцы с Ближнего востока. Судя по афишам, Владивосток, несмотря на то, что он воспринимается краем света, одновременно служит перекрёстком миров. Местные имена групп и артистов чередуются с всемирно известными: Леонтьев, Гребенщиков, Витас, Мираж, Пикник, Toto Cutugno, Boney M, Deep Purple, U2, Машина времени, Nazareth, Чиж… Что тут делает Deep Purple? В мире тысячи городов с таким населением, но выглядящих более приемлемо для того, чтоб принять у себя Deep Purple. Или имидж города создаёт то обстоятельство, что это крупнейший и важнейший город на другом конце страны, поэтому, что бы он из себя не представлял на самом деле, город будет краеугольным камнем, который будут посещать группы, которые таки решили приехать в Россию и углубиться куда-нибудь дальше Москвы и Питера? Но, проанализировав состав групп получше, я понял, что все эти группы — древняя классика, ставшая вечной, я не увидел на афишах никого из сегодняшних мировых звёзд.

Походив дня три по городу, я обошёл все бросающиеся в глаза кафешки и торговые центры, музеи и видовые площадки, изучил весь центр города, залез на пару высоких сопок, с которых открывался замечательный вид на крыши города. Кафешек уютных было довольно много, но я не встретил, опять же, не одной столь оригинальной, чтоб остаться в памяти. Всё то же обыгрывание общих мест той или иной стилистической направленности. Остались ночные клубы и рестораны с вызывающе броским входом. Посетил я и их. По большей части они были наполнены людьми, в каждом движении которых сквозило почти индийское по своей дикой неприкрытости и комичности чувство собственной важности и состоятельности. Если в обычных кафе всегда были люди, на которых мне было приятно смотреть, то здесь таких не было. Одни понтующиеся нувориши или их дети. Во многих понт уже был очень органично и глубоко встроен в их природу, так что они в нём выглядели естественно, но всё же это был и оставался понт, видимо, даже если они родились в таком достатке, который позволял им посещать такие заведения, входя сюда с той улицы, где трясущиеся старушки ломятся в переполненный автобус, они самим этим фактом не могли бы быть не причастны к понту в этой стране. В ресторанах меня напрягали официанты, стоящие в постройке смирно и буквально заглядывающие в рот. Хотя готовили здесь неплохо, меня удивляли цены, которые были выше цен в подобных заведениях в центре Лондона, в клубах же меня напрягала оглушающая музыка и переполненность. Чувствовал я везде себя как-то неуютно, не свободно. В Нью-Йорке я плачу такие деньги, чтоб чувствовать себя максимально уютно и свободно, тут же, получается, я плачу их только чтобы попонтоваться? Но мне это не нужно, я не нувориш. Я не езжу в лимузинах, не дохожу до такой убогости, чтоб светиться в часах за пять тысяч долларов, вряд ли по мне вообще можно заметить, что я миллиардер. И мне было бы неловко вести себя по-другому, что естественно для цивилизованного культурного человека без глубоких плебейских комплексов самоутверждения. Так что, посетив три — четыре ночных клуба и пару ресторанов, я прекратил свои эксперименты. Нет, у меня не возникло серьёзных претензий, но мне стало просто не интересно.

Отдав две недели свой жизни окрестностям самого дальнего из больших городов России, я, как мне кажется, имею теперь возможность делать какие-то выводы. И выводы эти меня несколько разочаровывают. Видимо, если ты не знаешь, что ищешь, то и находишь ты — ничто. В наше время всё, что хоть как-то выделяется на фоне остального мира, становится известной туристической достопримечательностью, можно назвать самые посещаемые туристами места города и страны общим местом, можно сворачивать с известных маршрутов, но найдёте ли вы что-либо здесь, вот в чём вопрос. В Москве или Питере полно туристов, во Владивостоке они тоже есть, хотя и в гораздо меньших количествах, на моей, теперь уже родной, Угольной их нет вообще. По любому западному мегаполису можно ходить всю жизнь и всё время открывать что-то новое, красивое и интересное, в Москве культурная программа может продолжаться недели или даже месяцы, если внимательно изучать содержимое музеев и опер, во Владивостоке вся программа легко укладывается в три дня, на Угольной никакой программы быть не может в принципе. Соответственно этому градиенту интересностей распределяется и число туристов. Есть ли что-то за пределами туристического мира, о чём бы ни сняло ещё фильм BBC? В принципе, я всегда верил, что есть, но всегда честно признавал, и признаю это сейчас — сам я этого не встречал, и что это может быть — мне не известно. В сущности, то же я могу сказать и обо всей цивилизации. Воображение рисует тайны чудесной медицины великих лекарей, утерянных для истории гениев искусств и невероятные алхимические открытия, но доказательств этому нет. Представления были примитивны, как и человеческие достижения. Пришла цивилизации и, разобрав мир до молекулярного уровня, нашла осмысленные пути и методы, которые и являют собой наибольшую эффективность и достойны наибольшего интереса, чем все предшествующие открытия человечества. Воображение рисовало мне самый не посещаемый уголок самого края страны, лежащей в стороне и от трущоб третьего мира и от постиндустриального мира первого. Вот я здесь, и что я вижу? Серость. Ни то, ни сё. Две недели выброшены на ветер.

Заказываю по телефону билеты до Нью-Йорка. Рано утром на рассвете вызываю такси до аэропорта. Я без багажа. Оставляю всё здесь. Мой уровень дохода намного превышает любые расходы, которые я могу сделать, используя любые вещи, как одноразовые. Путешествуя с картой Виза, вам не нужен багаж, кроме, разве что, ноутбука и пары мобильных жёстких дисков. Окидываю взглядом комнату и выхожу. Я выхожу из дома на полчаса раньше, чтоб ещё раз пройтись по этому городку, из которого я сейчас уеду навсегда и даже не вспомню его в будущем, так же как в нём никто не вспомнит меня. Занимается рассвет. Городок спит. Шумят на летнем августовском ветру деревья, отражается в лужах светлеющее небо. Я присел на мокрую от росы скамейку. Что мне здесь действительно нравится, так это запах природы, в тех местах и в те часы, когда и где он не испорчен человеком. Почему так упоительно пахнут трава и деревья в умеренном поясе, может, знают, что скоро осень и торопятся пахнуть, торопятся жить. Подошло такси, я сел на заднее сиденье и закрыл глаза. Уютно здесь во мраке и тепле на мягком заднем сидении. Можно ещё немного поспать, пока не приедем. В окно я уже даже не взглянул. Не интересно.

Из книги «Миры».