Постапокалипсис. Смены

So people who don't know what the hell they're doing or who on earth they are, can, for only $2.95, get not just a cup of coffee but an absolutely defining sense of self: Tall! Decaf! Cappuccino!

«You've Got Mail». Nora Ephron

Знаете, почему сейчас никто не хочет быть необыкновенным, фантастическим, выдающимся, особо успешным? Это не популярно, потому что не естественно. Это редкость, почти чудо. Я усмехаюсь, но это правда. Сейчас ценна естественность, банальность. Банальность. Благословенная банальность. Мещанские ценности тихого мира, где никто ничего не ищет и ни к чему не стремится, разве что в не реализуемых никогда планах. Люди хотят мелких делишек, очень человеческих проблем, хотят безволия, обычных среднестатистических жизней, никуда не ведущих, главное, оставаться там, где они есть. Движение вперёд изжило себя, оно ведёт в пропасть. К тому же, оно и так продолжается, без нашей воли.

Мы приходим домой после работы, которая просто работа. Кто-то там пьёт чай в перерывах, кто-то пиво — после, кто-то вечно что-то доказывает клиентам, кто-то завершает большие проекты и готовит годовые отчёты, кто-то делает лучшие в округе пиццы и консультирует компании в вопросах экологического законодательства. Приходя домой, мы раздражаемся на вечный беспорядок в доме, который развели дети, на опять куда-то подевавшийся пульт от телевизора. Ужин, бездумное и подобревшее состояние. Время от времени праздники. Мелкое счастье или мелкое его отсутствие. Не важно. Всё равно хорошо. Глинтвейн становится густым, если добавить молотый имбирь, картошка в мундирах в микроволновке посыпанная прованскими травами. Изжога от переедания по праздникам, блины с маслом — это особенно замечательно, но лень печь. И, слава богу, блины — это вредно, да и не приедаются. Мороженое с ледышками. Видно, было подтаявшее, а потом снова заморозили. А может, когда нёс с магазина, успело подтаять в рюкзачке. Интересно, сколько воды выкапывает за месяц из протекающего крана, стоит ли вообще заморачиваться, чтоб менять пробки? Нет денег на новый второй монитор, но и старый, толстый, маленький не плох для просмотра фильмов. Единственное, что отравляет жизнь — это холодная постель. Ненавижу холодную постель. Хоть вообще не раздевайся вечером. А кто-то греет её феном, перед тем как лечь. Но мне так заморачиваться тоже лень. Я лучше потерплю…

Просыпаюсь. Неопределённое чувство болезненности, депрессии, голода, усталости и истощения, ломоты во всём теле. Вроде яркого света нет, но всё равно режет глаза. Глаза болят. Нет, только не это. Опять. Не хочу просыпаться. Не хочу сюда. Запах сырости, озона, матраса, каменных стен, горелой проводки, это самое страшное — горелой проводки. Этот запах приводит меня в действие. Ч-ч-чёрт. Не открывая глаз, медленно сажусь, снимаю шлем, мелкие присосочки, чмокая, отлипают от головы. Моя смена. Отсыревший матрас, наверное, от него так ломит и зудит всё тело. А почему так сыро? Коротнёт же. Да и лежать в такой сырости. Я уже и так болен. Как и все здесь. Чёртов кашель. Надо разобраться с кондиционером.

Значит, ничего этого нет и никого нет, ни её, ни детей, ни родителей, даже коллег с работы тоже нет. Каждое пробуждение — одно и то же открытие. Снова и снова. Это похоже на ад. Шесть дней в неделю обычная жизнь, а седьмой день — открытие, что никого нет и ты в аду. Розыгрыш. Может, лучше было бы просто умереть тогда, когда умирали все, чем проходить через всё это. «И живые будут завидовать мёртвым» — откуда это, уже не помню. А может, кто-то из них жив? Может кто-то лежит здесь? Я прохожу по залам спящих людей. Залов слишком много, кое-где трудятся одинокие дежурные, что-то чинят, что-то программируют возле мониторов. Вдруг один из спящих забился в судорогах — что-то замкнуло в его аппарате. Страшно даже представить, что происходит сейчас в его мире, наверное, он уже сошёл с ума. После такого редко остаются нормальными, дежурному приходится их добивать, они уже не могут адекватно взаимодействовать с системой, то спят, то не спят, то одно и другое сразу, там-то — это их дело, но, просыпаясь, они остаются тоже невменяемы. Слава богу, не на моей территории, слава богу, это не я сам.

Итак, за работу. Мне приходится разбираться в этой технике, хотя я далеко не специалист. Да и специалистов уже давно не осталось, по-видимому. Я разбираю заметки, оставленные предыдущим дежурным. Что-то всё время выходит из строя. Самое слабое место — питательная смесь, если она забродит, весь зал, который питается из одного источника, превращается в живых, гниющих, погрязших в своих выделениях мертвецов. А дежурный, конечно же, отвечает за свой собственный зал, чтоб мотивация была выше. Делаю химический анализ, проверяю образцы биологического анализа, поставленные на инкубацию трое суток назад, и ставлю свои, увеличиваю дозу антибиотика в смеси, потом пытаюсь определить, откуда несёт запахом горелой проводки, откуда-то в моём зале или снаружи, замыкание — это не менее страшно, чем забродившая смесь. Проверяю основные системы, начиная с тех, которые не проверялись особенно давно, нахожу настолько дефектный модуль, что он ещё не развалился, видимо, только потому, что к нему никто не прикасался, работает по инерции, вот что значит отсутствие движущихся частей в системе. Заказываю новый модуль на складе. Есть во всём этом спящем городе несколько человек, которые никогда не спят и следят за системой в целом, за теми её частями, что находятся за пределами залов. Всего несколько, этого конечно не достаточно, но и нас, дежурных по залам, тоже отнюдь не достаточно. К слову сказать, проектировщики постарались вместить основную сложность систем внутрь самих залов и сделать залы максимально автономными. Снаружи остаётся склад, пути подачи кислорода с фильтрами, гидрогенератор электричества, питающийся от подземной реки, что ещё… Вызываю склад, заказываю новый модуль, сам начинаю разбираться, как же его отсоединить и подсоединить новый. Индивидуальный модуль рассчитан на то, чтоб передать на время функцию заменяемого или вышедшего из строя элемента системы другим индивидуальным модулям, так, чтоб жизнеобеспечение спящего человека не прерывалось. Обесточить систему просто. Программа имеет очевидный визуальный интерфейс, я, вращая на экране установку, выбираю нужный модуль и нажимаю на пункт меню «отключить для замены», но потом я должен отсоединить его вручную и правильно присоединить новый. Тут конструкторы постарались сделать всё так, чтоб минимизировать ошибки: пазы индивидуальной формы, провода уникального цвета. Но у всякой простоты и очевидности тоже есть предел. Достаю из памяти и вывожу на экран технические описания модуля и алгоритма его замены, изучаю, на это уходит час. Как раз приходит новый модуль. Я уже давно со страхом обращаюсь на склад, если мира уже не существует, новые детали производить некому. Когда-то они должны закончиться. Мне кажется, они могут закончиться в любой момент. Но я ничего не знаю, это просто страх. Может их хватит на нашу жизнь и даже с запасом, а может заказанная мною деталь была последней. Кстати, вам не стало интересно, кто и за что согласился работать общесистемными администраторами и никогда не спать? У каждого из них пожизненное обеспечение. То есть, когда всё для всех закончится, и все поумирают, их индивидуальные запасы, которых им хватит на сто лет, останутся неприкосновенны.

Приходит новая деталь, полтора часа трачу на её замену и трёхкратную проверку всех соединений. После этого заменяю ещё два блока, которые уже вышли из строя, система сама оповестила об этом склад и, когда я проснулся, они уже были доставлены. Пока их функции выполнялись силами соседних модулей. Сменные дежурные никогда не встречаются, когда просыпается один, другой уже спит. Конечно, это не правильно, всегда должен кто-то бодрствовать, так раньше и было. Но биохимических ресурсов не хватает, а их гораздо меньше уходит на поддержание расслабленной физиологии спящего человека, поэтому время бодрствования всё сокращается. Я составляю лог для следующего по смене: результаты анализов, всё, что было заменено, найденные неполадки, ошибки системы, общее заключение. Недостаток питательных ресурсов ощущается как никогда. Я проснулся уже слабым и уставшим. Сейчас я еле соображаю и еле держусь на ногах. Главное, не думать о будущем. Главное, не думать. В конце смены я всё-таки долго проверяю свой модуль, бодрствование превращается в борьбу двух сил: с одной стороны — чудовищной усталости, которая стремиться сделать всё неважным, даже собственную смерть, только бы упасть и заснуть, невозможно двигаться, невозможно ни о чём думать и, с другой стороны — ужаса перед теми поломками, что я видел у других — это не просто смерть, это страшнее, это безумие, медленно ведущее к смерти такими путями, которых наш человеческий разум никогда не сможет представить. Моя смена уже закончилась, организм исчерпал все доступные для бодрствования ресурсы, но пока этот ужас побеждает, я продолжаю ещё раз проверять и перепроверять свой модуль, все его системы, все пазы, контакты и крепления, все жидкие среды. Пока какая-нибудь система не находится явно в критическом состоянии, таком, что, по идее, давно должна была перестать работать, склад откажется её заменить, поэтому я всеми силами стараюсь стабилизировать работу своей развалюхи. Часто дежурный засыпает в кресле, так и не подключив себя к системе, тогда это делает следующий проснувшийся дежурный. Каждый из нас несколько часов существования в реальном мире совершает подвиг воли, делая почти невозможное, трудясь часами тогда, когда тело уже не может даже подняться, беря откуда-то силы там, где физически сил давно не осталось, ещё и ещё раз, за всеми мыслимыми пределами, будто мы не биологические существа, а какие-то духи или боги, будто мы вечно можем совершать невозможное, будто нам нет границ. Вспоминаю в последний момент ещё одну важную вещь, которую, по идее, должен был исправить я. Бреду к монитору и вписываю в лог: «Критически высокая влажность, возможно образование конденсата, ведущего к замыканию. Исправить кондиционер в первую очередь». Бреду снова к своему креслу, падаю в него, в полусне одеваю шлем, подключаю себя к питательной системе, надеюсь, я делаю это на самом деле, а не вижу сон, как я это делаю, как это проверить, невозможно, надеюсь, это всё-таки правда…

Вау. Вот это аттракцион. Вот это я понимаю развлечение. Как ещё в этом мире остаются секс и наркотики, если цивилизация способна дать человеку такой опыт. Наверное, государство специально финансирует эти исследования, чтоб граждане, получив заряд такого опыта больше ценили свою реальную жизнь.

— Вы в порядке? — улыбаясь, спрашивает меня девушка — инженер лаборант компании нейронального моделирования, имитации и нейропрограммирования.

— Да, всё отлично, спасибо. Это было просто потрясающе, просто невероятно.

— Замечательно. Вставайте, как будете готовы, и можете пройти в зал для гостей, прийти в себя, выпить кофе или холодный напиток. Если пожелаете, можете оставить отзыв на нашем сайте. Я дам вам буклет с нашей контактной информацией в интернете и нашими новыми проектами, может, вам понравится что-нибудь ещё.

Девушка протянула толстый, яркий, приятно пахнущий новым типографским изделием буклет-книжку. Я слеза с кресла.

— Одно только я не пойму. Почему я не помню, как пришёл к вам, у меня в памяти осталось только, что я заснул дома в постели?

— Да, это нормально. Только так и бывает. Определенная часть памяти вырезается, иначе «там» вы бы помнили, что пришли к нам и знали бы, таким образом, что это всё не реально. А это — зря выброшенные деньги. — Девушка весело поморщила носик, улыбнувшись.

— Логично. Спасибо. — Я улыбнулся в ответ. У-у-у-ух, сколько во мне энергии. Йихо. Лучший способ понять как тебе хорошо — это почувствовать — насколько бывает плохо. Я ступил на мягкое ковровое покрытие светлого, с огромными окнами зала, приятный запах, какой-то такой высокотехнологический, по субъективному восприятию, это кондиционер так пахнет или ароматизатор такой, интересно? Запах будущего. Наверное, я этого никогда не узнаю. Я взглянул на большие мелко трепещущие на ветру деревья за окном и решил не оставаться тут даже ради бесплатного кофе, а пойти на воздух, хочу тёплого осеннего ветра, безумно по нему соскучился.

Уже когда я выходил на улицу, всё ещё вспоминая про бесплатный кофе, от которого отказался, моё настроение начало потихоньку приходить в норму — я вспомнил, сколько денег я потратил на это развлечение, каково моё теперешнее финансовое состояние, и осознал, что эту трату я не скрою от семьи никак. Да, не надолго меня хватает. Тут я ощутил какое-то неприятное чувство. Самообман, распознав который, становится особенно неприятно. Я, человек настолько безвольный, что не могу посуду за собой помыть, хожу ловить кайф от того, какой я герой в вымышленном мире, нормальному человеку не может не стать стыдно от этого. Ловлю кайф от своей жизни, которая в дерьме, сравнивая её с неизмеримо большим дерьмом. Да, это выход. Для таких, как я. Всё это пришло мне голову, пока я спускался с лестницы. Выйдя на усыпанную желтыми кленовыми листьями аллею и вдохнув сентябрьского воздуха я почувствовал, как мне снова стало лучше. Нет, всё-таки не так всё плохо, какие красивые листья плавают в лужах, жалко нет с собой фотоаппарата.

Из книги «Миры».