Жизнь капли 2

Взрыв. Удар породил меня. Кто я? Что я? Во мне перемешались осколки тысяч жизней, путей, памятей и индивидуальностей, ставших громадой сверхличности этой субстанции меня породившей. Стремительное движение, заданное импульсом удара, вырвавшего меня из пространства, частью которого я на самом деле являюсь, это движение придаёт мне форму, хранит мою индивидуальность и определяет мой путь. Я — порождение мира, но я — не мир, я — это я, хоть и не знаю себе имени. Во мне вращаются десятки пылинок, вытянутых вдоль оси вращения, и сотни крупиц, поблёскивающих на свету сколами своих граней, во мне вращаются и живут какие-то таинственные и сверхсложные существа, совсем другой, чем я, природы. Некоторые могут двигаться самостоятельно, то есть совсем самостоятельно, конечно, моё вращение уносит и их, но я чувствую, что как только оно остановится, они освободятся от него и не прекратят двигаться. Даже не так: моё движение не имеет для них значения, не отнимает их свободу и не делает их частью моей субстанции. Несомненно, они тоже порождения этого мира, я чувствую это, но они будто из другого измерения, другая форма жизни. Мне не дано познать их, сам их Смысл — иной. Может они — представители одной из последующих ступеней эволюции в бесконечности мироздания? Вся материя во мне и вокруг подчиняется одним, предсказуемым правилам, их же материя, кажется, стала чем-то иным и подчиняется их собственным, непознаваемым для меня правилам.

Я стремительно вращаюсь вокруг своей оси и неспешно двигаюсь вперёд по плёнке поверхностного натяжения породившего меня океана. Я иду уникальным путём и размышляю, от чего же зависит мой путь. Импульс, меня породивший, не был нейтрален, он задал мне направление движения, но лишь начальное направление, я быстро откатилась от эпицентра и теперь бреду своим путём. Воздух вокруг постоянно движется, он тормозит меня, если я разгоняюсь, и он же гонит меня вперёд, если я останавливаюсь. Воздушные волны пересекают друг друга, накладываются и гасятся. Микроскопические воздушные толчки совсем не зависят от глобальных движений воздуха, таких больших, будто всё пространство вокруг меня смещается, я чувствую их скорее интуитивно, чем по влиянию на меня, а между этими двумя типами воздушных волн ещё целый ряд промежуточных. Одни из этих волн, близкие по амплитуде к микроволнам, я порождаю сама. Завитки потоков расходятся от меня в воздушном пространстве и уходят в бесконечность. Разнообразнейший спектр потоков и движений, приходящих из глубины и воплощающихся в колебаниях плёнки натяжения подо мной, также толкают меня вперёд, и я порождаю сама волны в океане подо мной, они накладываются на движения самой плёнки, складываются и вычитаются, я двигаю мир океана, а мир океана движет мной, невозможно рассчитать, чем закончится такое движение, куда оно меня поведёт, слишком много многократно возвращающихся и порождающих друг друга обратных связей.

А некоторые волны пронизывают всю материю, они приходят то с одной, то с другой стороны, в плотной плёнке распространяются по-другому, не так как в воздухе, быстрее и жёстче. Мир вокруг меня пронизан ими, их разнообразие, хаос и красота не идут ни в какое сравнение с грубым ветром и волнами направляющими мой путь. Но переплетения этих тончайших и изящных волн не могут меня подтолкнуть, они слишком тонки и быстры, они пронизывают меня так же, как и всё окружающее пространство, они приносят лишь знание о бесконечности мира.

Память. В самой структуре меня мириады частиц, перемешиваясь, сцепляясь и распадаясь, постоянно перемещаясь, тем не менее, образуют достаточно стабильный узор связей, частицы разных типов стабилизируют эти связи по-своему. Некоторые связи идут из далёкого прошлого, и являются фантомными отражениями частиц, которых во мне нет. Эта память, далёкая и смутная, в ней я вижу отражения неба, отражения будто бы тех далёких времен, когда я, а может это была не я, а кто-то другой, частицей кого я являюсь, но, как бы то ни было, этот кто-то был твёрд и холоден, как чистое затвердевшее небо, и это единственное воспоминание дробится на миллионы подобных и соединяется с памятью мрака, когда я была поглощена и структурирована теми частицами, что крутятся теперь внутри меня.

Ещё я будто бы помню, или скорее, ощущаю, предполагаю, прозреваю в самой своей природе бесконечность своего Я в безбрежных объёмах, бесконечно больших, чем те, что сейчас подо мной, хотя и они для меня огромны, но нет-нет, это принципиально, качественно иная бесконечность, это бесконечность, неохватная моим взором, бесконечность бушующая, дающая приют целым мирам, уходящая во времени куда-то к началам мира… я — часть её.

Моё внимание опять привлекли эти мельтешащие существа внутри меня, такое впечатление, будто они существуют как бы «сами по себе», в отрыве от мира, может это и есть путь будущего, в появлении таких существ, может быть отрыв будет всё увеличиваться и увеличиваться, может они — зачатки других миров? Моё я опирается на другое, я никогда и ни в чём не отделима от мира, и моя воля — это явление непосредственной игры мира, ни один мой атом не сдвинулся с места против законов Вселенной, но время от времени, и довольно часто, я на бесконечно малое мгновение зависаю в точке неопределенности, в точке выбора, когда силы мира уравновешиваются, когда на мой дальнейший путь действительно ничего не влияет, я — как шарик на острие карандаша за мгновение до падения, в бесконечно мимолётный момент полного баланса и равновесия, которое не может быть тут же не нарушено, тогда откуда-то из бесконечности ко мне приходит моё истинное я и моя свобода, и я делаю свой выбор и тут же снова становлюсь частицей игры непреложных сил мироздания, но это уже неважно, я уже иду своим путём, до следующей точки неустойчивого равновесия.

Моё Я, на самом деле, мимолётно и неуловимо даже для меня самой. Я не понимаю его, как и не понимаю этот мир. Что меня отделяет от мира? Материя, движение — всё задано, всё занято мной у мира, всё предопределено, а что не предопределено, то вызывает стойкое ощущение нереальности. Я, вращаясь на мягкой, но упругой плёнке подо мной, сама — часть этой плёнки, а может и плёнки самой не существует, есть только это пространство, с которым я скоро сольюсь. Я и сейчас беспрерывно обмениваюсь частицами с поверхностью, по которой бреду, я чувствую их приток и потерю, вращайся я достаточно долго, во мне не останется ни одной из тех частиц, которые меня сейчас составляют. А подо мной бурлит своя жизнь, встречаются и закручиваются витиеватыми турбулентностями встречные течения, ветер рождает на поверхности паутину ряби, уходящую интерференционными волнами на глубину, голоса мира сливаются в структурированный шум, и это только то, о чём можно рассказать. Основной опыт моего бытия, если вдуматься, неописуем в словах. Он настолько обширный, настолько всемирный и имманентный моему Я, что его как-то даже не замечаешь, сосредотачиваясь на том, о чём можно рассказать, то есть на относительном, побочном, частном и, в сущности, не важном. Если сравнивать мой опыт с опытом тех элементов мира, о которых я имею представление, он — сущностно другой, на другом уровне смысла, что-то, даже познавшее его внешне, никогда не признает существование этого смысла. Что накопилось во мне, ради чего, в чём отложилось, куда эволюционировало, как изменилось, для других существ и явлений, не моей природы, это непредставимо, бессмысленно, а может вообще не является сущим. Но этот опыт всё-таки был и есть, как уникальная, индивидуальная часть динамического целого мира, моей субстанции, Вселенной.

Капли дождя падали в лужу и высекали водяные шарики, секунду крутившиеся и поблёскивающие на поверхности мутной водной глади. Каждый такой шарик пробегал свой путь и мгновенно исчезал в конце его, слившись с лужей. Я смотрел минуту на игру высекаемых, бегущих и исчезающих водных жемчужин, капелек водной ртути, маленьких рыскающих водных существ, чей срок жизни так короток по человеческим меркам. Мне быстро наскучило смотреть на чередование их рождений и смерти, на неиссякаемую череду их жизней, проходящих перед моими глазами, я отвернулся и ушёл. По луже проехала машина, выезжавшая со двора, лужа расступилась под её колёсами, расплескалась, потом постепенно вернулась на место, но уже наполненная взвесью грязи и глины, громкий хлопок среди домов поднял в воздух стаю голубей, две девушки прошли мимо, обойдя лужу с обеих сторон и не прекращая разговор, хозяин, прогуливающий спаниеля, снял его с поводка, и собака, как пылесос с грязными ушами, пробежал, сканируя носом местность, потом и упала эта капля, начавшая повествование.

Из книги «Миры».