Память

Не люблю ночей. Просыпаюсь ночью и пугаюсь. Просыпались ли вы в темноте, будто в пустоте, не зная, что вообще происходит, кто вы и что вы, и почему вы не имеете понятия ни о чём, как личинка, только что вылупившаяся из кокона. Потом вы ощупываете себя, вспоминаете свой пол, это вас не удивляет, значит вы к этому привыкли, хоть и не помните. Потом вы вспоминаете имена классиков, которых вы когда-то читали, они — путеводная нить, связывающая вас с этим миром. Вы уже можете хоть как-то позиционировать себя в культурном пространстве, оформить границы собственной личности. Вы пытаетесь вглядеться в темноту, прислушаться, понять, как велика комната, в которой вы оказались, есть ли поблизости ещё кто-нибудь живой, и что это за люди. Иногда от страха залезаете с головой под одеяло и пытаетесь заснуть. Вы проснулись в мире, о котором не помните ничего, но при этом у вас есть некоторые понятия о мироустройстве, и вы подозреваете, что всё крайне плохо, безнадёжно, что утром вас ничего в этом мире не ждёт, вы не помните себя, значит что-то страшное случилось, значит вы сейчас заснёте и словно умрёте, а утром это просыпание повторится снова.

Днём не так страшно. Скорее грустно. Комната, которая служит одновременно кабинетом и спальней, дала мне пристанище. Кто-то тут за мной присматривает, но сейчас нет никого, и я не знаю, кто это. На противоположной стене, на доске прикреплено множество бумажек, но это надо слезать с подоконника и идти туда читать. Подозреваю, что я читал их уже не раз. Подозреваю, что там ничего хорошего не написано, и чтение их будет болезненно. Чтение их вернёт меня в мир, который меня отверг навсегда, забрав у меня знание о себе.

А за окном осень. На деревья, колышимые ветром, можно смотреть бесконечно. Интересно, что они знают о мире? Лепесток за лепестком оголяются деревья. Жёлтые листья засыпали дорожки. Интересно, как выглядит тут всё летом. А ведь лето было и я, скорее всего, тут был и видел его. Так же я забуду этот момент осени. А потом придёт зима, и я буду смотреть, как эти же деревья стоят засыпанные слоем сверкающего снега. Красиво будет. А красоту осени мой разум не сохранит. Но это не так важно. Человеческая память хранит бесконечно малую часть красоты мира. В большей части мироздания вообще не ступала нога человека, большую часть эволюции Земля была не населена разумными существами, и с большей частью красивейших моментов бытия мира человеческое восприятие никогда не соприкоснется, они уйдут, навсегда оставшись незамеченными. Да и тот вид, которым я сейчас любуюсь, если выйти на улицу и посмотреть на него с другой точки зрения, он станет иным. Нет, выходить мне нельзя, наверное, я тогда не вернусь назад. Да это и не важно, сохранит мой разум образ этой осенней аллеи или нет. Люди с памятью умирают, куда уходят из их памяти сохраненные в ней образы? Главное — здесь и сейчас. Есть я, есть мой взор, есть эти деревья, этот ветер, есть летящие по ветру жёлтые листья. Есть засыпанные листвой дорожки. Я забуду — вечность запомнит. Вечность запомнит всё. И всё-таки мне хочется заморозить это мгновение, выйти на улицу с бумагой и зарисовать узор листьев на дорожках, запечатлеть с максимальной точностью каждый лист, но ветер разрушает узор и создаёт новый, почти беспрерывно, лишь иногда останавливаясь, наверное отвлекается. Когда-то, видимо, это окно открывали, и капли дождя отпечатались на пыли подоконника. Пыль теперь лежит странными узорами-подтёками. За окном начал капать дождь. Редкие, но крупные капли. Ветер несёт их, и они размазываются по стеклу, штрихи наискосок и вниз. Я люблю рассматривать неповторимую форму штришков, так же, как ветер, этим можно заниматься бесконечно. Некоторые штришки долго копят силы, собираются в своей нижней части и начинают свой медленный, едва заметный путь вниз. Какому-то из штришков везёт: рядом приземляется другой штришок, и его энергия вливается в первый штришок, соединяясь с ним. Тогда тот устремляется вниз всё быстрее и уверенней. Скоро штришков становится так много, что они объединяются в изогнутые трассы потоков жидкости, новые штришки, чиркнув по окну, сразу же растворяются в этих потоках, даже не начав существовать на стекле, как обособленные личности. Зато, в противовес этой унификации, на свободных от потоков местах стекла рассыпано бесчисленное множество отдельных капелек разных размеров. Дождь усиливается, и потоки соединившихся капель охватывают всё большую территорию. Зато на этой территории постепенно появляются вторичные пяточки, свободные от потоков, и новой капле находится место побыть индивидуальностью, пожить своей жизнью, пока она не доковыляет до первого же поглощающего её потока. Я замечаю на стекле муху. Странно, она тут и была? Не видел. Видимо, она давно уже тут, привык. А может, видел, но уже забыл. Мы с ней похожи. Она так же мало понимает об окружающем, как и я. Бежит по стеклу, заливаемому с той стороны водой. Потом срывается, летит, опускается вниз и начинает свой путь вверх снова. Иногда останавливается, припарковывается на подоконнике и чистит лапки, крылышки и хоботок. Потом пытается найти на подоконнике что-нибудь съедобное. Кажется, не находит. И летит снова к стеклу. Узоры высохшей пыли на подоконнике — не единственный хаос, застывший рядом со мной. Узор трещин на стене оконного проёма над подоконником. Русло реки, попугай, человеческий профиль… Интересно, мне видится в этих трещинах каждый раз одно и то же, или я каждый раз нахожу что-то новое? Комната наполнена стеллажами с книгами. Открываю одну из них. Знакомый запах. Люблю первую страницу, почти пустую, с названием, иногда портретом автора, с логотипом издательства. В ней предчувствие чего-то большого. В ней дух книги. В этих книгах остаётся память человечества. Книги — память миров, память, которая где-то будет продолжать существовать, где-то вне меня. Где-то в других измерениях. Даже находясь с книгами в одной комнате, я не пересекаюсь с этими мирами. Впрочем, я могу открыть любую книгу на любой странице, прочитать эту страницу и на мгновение соприкоснуться с краешком одного из миров. Вспышка. Взгляд из окна идущего поезда, который тут же угасает в памяти. Тишина. Я не хочу ни есть ни пить, значит я тут недолго, кто-то тут был, кто-то заботится обо мне. Свитер на мне, я только сейчас заметил, такой большой и мягкий. Наверное, поэтому мне так уютно сидеть на подоконнике и смотреть на непогоду за окном, люблю, когда тепло, нежно и мягко. Только шум ветра за окном и тиканье часов на стене. Тишина. Так хорошо.

Из книги «Миры».