Глава 45. На распутье

Преодолевая неровности земли, неуклюже виляя между деревьями и кустами, крытый фургон медленно продвигался по предрассветному лесу. На козлах сидел монах и умело правил лошадьми. Наконец он обнаружил впереди дорогу, где обычно проезжали дилижансы, и повернул туда.

Стремясь скорее выбраться из лесных зарослей на ровную поверхность, он уже собрался подстегнуть лошадей, как вдруг произошло непредвиденное. С двух сторон под крики и всеобщее гоготание выскочили шестеро всадников и окружили фургон. Монах протянул было руку, чтобы взять оружие, но быстро передумал. Шанса отбиться просто не было.

— Стоять! — выкрикнул Прайс, показавшись из-за спин шумной своры, которая сразу поутихла. Подъехав к монаху, он направил на него ружье и засмеялся. — Признаюсь, я уже соскучился по нашим встречам. Сними-ка капюшон, отец. — И кончик его оружия коснулся плеча монаха.

Но тот оттолкнул смертоносный ствол, как назойливую муху.

— Ну-ну! Не так грубо, дружок, — проворчал шериф и ухмыльнулся. — Что у тебя там? Револьвер? Чем же тебе не нравится кнут? Совсем недавно это было вашим единственным оружием. — Тут его лицо переменилось. — Сборище лицемеров! — бросил он со злостью и ударил монаха стволом по шее. — Слезай, чертова крыса!

Монах вскочил, метнулся к Прайсу и, крепко ухватив его за воротник, стал тянуть вниз, чтобы свалить с лошади. Вскоре ему это удалось и с глухим ударом они упали под ноги животному. Бандиты повытаскивали оружие, однако стрелять опасались — слишком близко друг от друга находились эти двое. Один из всадников спешился и подбежал, чтобы помочь своему предводителю. На голову монаха обрушился удар ружейного приклада. Прайс выбрался из ослабевших рук противника, поднялся и пнул его в бок, сопровождая действия отборной руганью.

Тяжело дыша, шериф развернулся к фургону и не без труда взобрался на козлы. Откинув полог, он увидел человека, полулежащего на связке одеял, и с удивлением узнал в нем офицера.

— Не ожидал меня встретить, папаша? — произнес Фитчер, стараясь придать голосу твердости.

Пока они ехали по лесным ухабам, рана его разболелась сильнее, чем прежде. Бледное лицо стало похожим на камень, на лбу выступил пот, а пальцы поледенели.

— Скверно выглядишь, — отозвался Прайс. — Но мне это на руку. Хотя лучше бы он тебя прикончил.

— Жизнь вообще скверная штука. Главное — сделать правильный выбор.

— И что выбрал ты?

Фитчер откинул край одеяла, и в тени фургона блеснул холодный металл. Дуло смотрело прямо на шерифа, но поднять руку с тяжелым револьвером офицеру в эту минуту было не под силу, так он ослаб.

— Не торопись, подумай, — сказал Прайс и присел с краю, как старый друг. — Ты здорово подставил меня. Но я могу забыть об этом, если потребуется. Если ты сделаешь правильный выбор.

Кто-то снаружи окликнул шерифа. Тот подал ему знак рукой, что все хорошо, и вновь повернулся к офицеру.

— Они нетерпеливы, — хмыкнул Прайс, — в отличие от меня, Алан. А ведь мы еще можем наладить отношения.

— А как же губернатор? — тихо спросил Фитчер.

— От некоторых планов пришлось отказаться. К черту губернатора. Как только я разберусь с Шутером...

— Генри Бланко.

— И верну себе дочь, — продолжил шериф, слегка запнувшись, — мы уедем отсюда подальше на север и оставим всех в покое. Хотя этот проклятый город заслуживает, чтобы его стерли с лица земли.

— Это не решение, — возразил офицер, позволив своей руке расслабиться, а револьверу лечь на пол. — Всегда найдется тот, кто будет помнить.

— Что ты имеешь в виду?

— Взять хотя бы Оуксвилл, — ответил Фитчер и заметил, как вздрогнул собеседник. — Все считали, что с ним покончено. Оказалось, нет.

— Н-нет?

— Людей слишком много, Гарет. Рано или поздно до нас доберутся и все кончится судом Линча. В лучшем случае — тюрьмой. Так что мне выгоднее сменить позиции сейчас, нежели надеяться неизвестно на что.

Шериф будто оцепенел. Он углубился в свои мысли, даже не дослушав офицера, и помутневшим взглядом, не то от услышанного, не то от выпитого недавно алкоголя, уставился в пространство перед собой. Потом вдруг очнулся и задал вопрос, терзавший его сейчас сильнее всего остального:

— Подожди… Ты что-то сказал про Оуксвилл… Кто-то выжил?

— Представь себе.

— Кто? — с замиранием сердца выдохнул Прайс.

— Какой-то старик по фамилии Каррингтон, — быстро проговорил Фитчер. — Но я не об этом. Желание жить, как оказалось, сильнее азарта. Я видел смерть и все ее прелести испытал на собственной шкуре. Так что жажда денег меня больше не мучает, Гарет… Гарет!

Шериф вскинул голову, оторвавшись от раздумий, бегло осмотрел фургон и спросил:

— Куда ты едешь?

— В казармы. Я все еще числюсь офицером.

— Где Шутер?

— Понятия не имею. Мне нет до него дела.

— Не надо лукавить. Думаешь, я не понимаю, что вы что-то замышляете?

— Скажешь это ему. А сейчас ответь, что ты сделал с моим помощником?

— Твой помощник — ничтожная крыса, — процедил шериф.

— Но он единственный, кто согласился меня везти, и то наотрез отказался ехать через город.

Слова офицера порадовали шерифа. Он понял, что страх перед ним никуда не делся. Горожане по-прежнему его боялись, а значит не все было потеряно.

Снаружи послышались голоса. Один из всадников подъехал к фургону.

— Кто-то идет, шериф, — объявил он, вглядываясь в фигуру, спокойно шагающую к ним. — Человек в рясе. Кажется, не вооружен.

— Не стрелять! — скомандовал Прайс, выглядывая из своего укрытия. — Взять живым. Он мне нужен. — Потом снова посмотрел на офицера. — Слушай, Алан, я просто хочу рассчитаться с Шутером, и это мое личное дело. Никто не заставляет тебя мне помогать. Поступай как знаешь, только не глупи. Скоро все закончится, и мы с Кэтлин уедем.

— Он уже близко, — предупредил всадник и обратился к другим: — Будьте начеку!

— Она все еще нужна тебе, Алан? — продолжил шериф, сверля глазами офицера.

Хруст сухих сосновых лап, покрывающих землю, возвестил о появлении незнакомца. Отведя в сторону пышную ветку можжевельника, он вышел к группе пристально следящих за ним всадников неторопливым, но твердым шагом. Без единого слова проследовал мимо них и опустился возле лежащего у фургона монаха.

— Что ты делаешь? — поинтересовался Прайс, сидя на козлах. — И кто ты такой, черт возьми?

Незнакомец привел в чувство своего приятеля и устроил возле колеса. Потрогав его затылок, он посмотрел на красное пятно, расплывшееся по ладони.

— Нужны бинты. Они в сумке позади тебя, — не оборачиваясь, произнес незнакомец.

Капюшон скрывал его лицо, но Прайс легко узнал обладателя этого голоса. Тот, на кого он вел охоту, пришел к нему сам! Чуть помешкав, шериф заглянул в сумку и, не найдя там ничего представляющего опасность, сбросил ее монахам.

— Что за самопожертвование, Шутер? — спросил он с сарказмом и подал своей банде знак окружить их.

— Мое имя звучит по-другому, Гарет Прайс, — невозмутимо ответил стрелок, вытащил из сумки склянку со спиртом и аккуратно обработал рану.

Люди наблюдали за его несложными действиями. Кто-то ухмылялся, смеясь над безрассудством стрелка. Самолично прийти в ловушку! Надо быть дураком.

Шутер закончил с обработкой и взялся за бинт.

— Больше ни к чему истреблять людей. Тебе и без того проложена дорога в ад.

— Я отправлюсь туда вместе с тобой, — сказал Прайс. — Могу поклясться, твой послужной список гораздо длиннее моего.

— Но имена в нем не написаны кровью.

Шериф рассмеялся.

— Нет, вы слышали? — бросил он людям, наслаждаясь своим превосходством и жалким положением, в котором оказался стрелок. — Человек с репутацией ганфайтера рассуждает о насилии!

— Поговорим об этом позже, — нисколько не смутившись, произнес Шутер и поднялся. — Освободи фургон, и пусть он едет своей дорогой.

Все еще улыбаясь, Прайс спустился на землю и встал лицом к врагу.

— Неудачный денек? — поддразнил он его, указав на свежий кровоподтек, потом перевел взгляд на второго монаха, который устало откинул голову и тем самым позволил себя опознать. — Майк Бишоп! — забавляясь, воскликнул шериф и снова уставился на стрелка. — Так это он тебя так? Одна на двоих не делится, да?

Глаза Майка приоткрылись, и в них сверкнула ненависть. Губы представителя закона растянулись в гадкой улыбке.

— Приполз к нему отмаливать грехи?

— Сколько же в тебе желчи! — медленно проговорил Шутер, заглядывая в самые глубины его темных глаз. — Оглянись, Гарет, и хотя бы попытайся увидеть то, что видят другие. Может на тебя снизойдет озарение, и ты поймешь, наконец, насколько низко пал.

— Ненавижу проповедников! — прошипел Прайс. — Уверен, это ты лишил меня дочери, святоша! Что вы ей наплели, что она отвернулась от собственного отца?

— Она сама к этому пришла, — объяснил стрелок. — Вспомни ночь, когда я впервые сказал про Ксавье. Ночь, когда твой гонец оказался мертвым и ты держал в руках кусок сургуча от письма, что не достигло цели. Уже тогда твоя дочь начала осознавать всю гнусность происходящего. Разве ты не слышал, как она просила меня повернуть назад?

На скулах шерифа заиграли желваки, но он промолчал. Глаза пылали гневом.

— Я пришел без оружия, Гарет, — твердо произнес Шутер. — Отпусти фургон, и покончим с этим.

Постояв с минуту, Прайс приказал людям связать долгожданную жертву, затем снова взобрался на козлы и заглянул внутрь. Фитчер сидел в том же положении и прижимал руку к груди. На бледном лице выступили тени. Казалось, что еще немного и сознание покинет офицера. Револьвер его лежал рядом, забытый под чуть накинутым на гладкую рукоятку краешком одеяла.

— Вот и все, Алан. Последнее слово за тобой.