Глава 41. БОЖИЙ ПРОМЫСЕЛ

Утро выдалось солнечным и морозным. Элигос сидел на скамейке в маленьком сквере состоящим, из единственной клумбы, и странной скульптуры изображавшей похищение Европы. Европа странным образом напоминала хозяйку мотеля, такая же ширококостная с крестьянским простодушным лицом, а бык скорее был похож на большого сенбернара с рогами старого козла. Идеально круглая клумба, была покрыта коротко и аккуратно постриженной, ярко зеленой травой блестевшей кое-где, осколками тонкого льда, замерзшей за ночь росы.

Элигос вполне мог обходиться без сна и еды, но солнце как единственный источник энергии был ему необходим.

Погрузившись в свои мысли, он впитывал солнечные лучи, с удовлетворением отмечая как тело его, наливается силой, и обретает былую легкость.

До цели их путешествия, континентальной Европы, оставалось не так далеко. Почему-то он считал, что там, на материке ему удастся спрятать Сильвию, надежно и главное надолго. Однако он понимал, что это будет самая опасная и трудная часть пути. Предстояло еще перебраться через пролив, это его тревожило более всего, он осознавал, насколько они будут уязвимы в этот момент.

Элигос поднял голову, и подставил лицо ласковым лучам солнца. Через час можно будить спутников, они и так задержались дольше, чем могли себе позволить.

— Доброе утро…, воистину прекрасный день, — отец Бернар стоял на пороге, на носу его красовались темные солнцезащитные очки.

— Доброе…, — отозвался Элигос, — как спалось?

— Прекрасно…, — словно в старые добрые времена.

— Тогда…, завтракать, и в путь, надо еще сегодня попасть на побережье.

Элигос поднялся и легкой пружинистой походкой направился в мотель.

— Я разбужу Сильвию, а вы закажите нам завтрак, на свой вкус.

— Ладно…, сделаю.

Войдя в комнату Сильвии, он некоторое время молча любовался ее безмятежным сном. Затем наклонился, и прикоснулся губами к горячим со сна ее устам.

— Пора вставать девочка, солнце уже высоко.

Она открыла глаза, и непонимающим взглядом уставилась на него.

— Как это гадко, будить человека, когда ему сниться такой прекрасный сон, — прошептала она, когда глаза, наконец, приобрели осмысленное выражение.

— Обещаю тебе компенсацию…, — улыбнулся демон.

— Только если это будет тысяча поцелуев, — притворно надула губки Сильвия.

— Я ожидал худшего…, — рассмеялся Элигос, и сдернул с нее одеяло.

Размахнувшись, она запустила в него подушкой, демон легко увернулся, поймав ее на лету и смеясь, отправил обратно.

Час спустя вся троица сидела в ресторанчике. Было решено взять напрокат неприметный автомобиль и добраться до Дувра, где в зависимости от ситуации либо сесть на паром, либо попробовать нанять частное судно.

Старенький «ровер» бежевого цвета, несмотря на почтенный возраст, довольно резво и бесшумно катил по трассе. В кабине стояла тишина, никто не решался нарушить молчание.

Что ждало их впереди? Каждый из них погрузившись в свои мысли, переживал заново весь путь. Каждый пытался понять, есть ли шанс вырваться из адского капкана, и остаться живыми.

Каждый из них, в сотый раз задавал себе вопрос, божественная ли помощь помогла им избежать гибели, или только их совместные действия, и сила Элигоса спасли их. Почему же господь не обращает на них внимания, или все видит, но бездействует. А может только благодаря помощи господа, они так долго противостоят могущественным силам ада, может только потому, они до сих пор живы, что господь благословил их путь.

— Господь не оставит нас, — отец Бернар, произнес это так будто знал о чем думают остальные.

— Кажется, он давно…, вас всех оставил, — произнес задумчиво Элигос.

— Богохульство….

— А вы видите во всем происходящем божий промысел?

— Божий промысел есть во всем, — назидательно произнес отец Бернар.

— А что такое вообще, божий промысел? И как это сочетается со свободной волей человека. Если ваша жизнь вся зависит от бога. Если все в ней совершается по его воле. Церковь именует это промыслом божьим, но промысел не совместим со свободой. Признать его — это значит неизбежно прийти к учению о предопределении.

— Это слишком прямолинейное и примитивное суждение о воле бога и человека, — отец Бернар говорил, задумчиво глядя в окно, — господь знает обо всех действиях мыслях и поступках человека, не всегда руководит ими, но всегда управляет обстоятельствами вокруг него.

— Значит, — не унимался Элигос, — если грабитель пробрался в мой дом. Ограбил, изувечил, надругался над моими близкими. А, я верю в промысел божий. Верю в то…, что господь знает, в чем каждый имеет нужду. Значит, и вор, и грабитель, и насильник от бога?

— Все происходит по воле господа…, и с его ведома.

— Ага…, но вор имел свою свободную волю. Почему же он на меня напал? Потому, что таково было его свободное волеизъявление, или потому, что такова была воля божья? Если потому, что была воля божья, то где же свободная воля разбойника? Если потому, что захотел сам, то при чем тут воля божья?

— Вы знаете притчу об Иове? – произнес священник назидательно, — величайший праведник и образец веры и терпения, жил в северной части Аравии, был справедлив и богобоязнен, а по своему богатству, был знаменитее всех сынов Востока.

У него было семь сыновей и три дочери, составлявшие счастливое семейство. Этому счастью позавидовал сатана. Перед лицом бога стал утверждать, что Иов праведен, и богобоязнен только благодаря своему земному счастью, с потерей которого исчезнет и все его благочестие. Чтобы изобличить эту ложь, бог позволил Иову испытать все бедствия земной жизни.

Сатана лишает его всего богатства, всех слуг, всех детей, а когда и это не поколебало Иова, то сатана поразил его тело страшною проказой. Болезнь лишила его права пребывания в городе: он должен был удалиться за его пределы. Все отвернулись от него.

Но Иов не жаловался и не роптал на свое положение. О несчастье Иова услышали друзья его. Семь дней они молча оплакивали его страдания; наконец они стали утешать его, уверяя, что бог справедлив, и если он страдает теперь, то страдает за какие-нибудь согрешения свои, в которых должен покаяться.

Хотя истинная причина постигших Иова бедствий оставалась для него непостижимой, он верил в правду божью, и победил именно своей безграничной верой. Сатана потерпел поражение.

Бог исцелил Иова и обогатил его, сделав еще богаче. У него опять родились семь сыновей и три дочери, и он опять сделался патриархом счастливой семьи.

— Я знаю эту историю…, — засмеялся Элигос, — она очень сильно отличается от официальной версии. Но вдумайтесь святой отец, всевышний в угоду дьяволу, или ради спора с ним. Позволил умертвить одиннадцать детей Иова, не в чем не повинных заметьте. Позволял издеваться над праведником, и все это ради ничтожной цели, что-то доказать сатане.

— Не все так просто, — отозвался священник, — как вы пытаетесь представить. Все неизмеримо сложнее. Когда человек делает нам зло, мы видим в этом лишь его душевное состояние, те побуждения, которые руководили им. Вор, напавший на дом, сделал зло, потому что им руководила злая его воля. Но для человека, не с точки зрения мирской, а с точки зрения христианской, это может быть злом, а может быть не злом, в зависимости о того, как ты это переживаешь, и что это дает для твоей внутренней жизни. И ограбление, и избиение, и бесчестие может быть для тебя источником озлобления. И тогда злодеяние разбойника будет для тебя злом.

Но то же ограбление, и избиение, и бесчестие, для тебя могут быть источником великого блага, коль скоро ты переживаешь их во благо своего спасения с терпением, всепрощением.

— Интересно, — задумчиво произнесла Сильвия, — значит плохие поступки в отношении нас …, это не всегда плохо?

— Дочь моя. Тебя обманули, оклеветали, оскорбили, это поступки злые, но ты можешь сделать их для себя источником добра. Вот почему святые мученики говорили: «Вы можете убивать нас, но не можете сделать нам зла». Тюрьма, страшное зло, но скольких людей привела она к богу. Истязание, страшное зло, но сколько людей стало через него святыми.

Сколько зла было сделано церкви ее гонителями в эпоху мученичества. Господь до срока не пресекал этого зла. Но церковь, пережив все во благо, стала церковью святых мучеников.

— А как же преступления самой церкви. Зло совершенное ею, против людей, оно тоже во благо?

— В церкви тоже служат всего лишь люди. Смысл допускаемого богом зла, в сохранении человеческой свободы, и нравственной задаче для каждого человека, всякое совершающееся в отношении его зло превратить в источник нравственного совершенства.

— Но это же обычное лицемерие, святой отец, — воскликнул Элигос, — и вы так безропотно это принимаете?

— В чем же лицемерие? В том, что господь позволяет людям поступать по собственному разумению, как разбойнику, так и жертве его. А каждый из них поступает согласно своей совести, и сообразно своей морали.

— Тогда…, божий промысел всего лишь пустой звук?

— Нет…, — молвил отец Бернар, — когда-нибудь вы в этом убедитесь.

В машине вновь воцарилась тишина. Возникший случайно теософский спор не мог не привести их к размышлению о собственной судьбе, и попытке понять, чего в ней больше, божьего промысла или чьей-то злой воли.

Скорее всего истина как всегда оказалась бы посредине. Умысел дьявола и его интерес, не увидел бы только слепой. Но ко всему происходящему примешивалась и злая воля людей, впрочем, многие из них действовали не по своей воле, но не противясь навязанной им роли, наоборот, приветствуя ее и всячески поддерживая в себе.

Наверное, без поддержки и помощи, господа, они и не смогли бы продержаться так долго, но помощь эта была столь невнятной и незаметной, что порой казалось, всевышний забыл о них. Временами возникало ощущение, будто все, что происходит с ними, всего лишь дурной сон, вот еще немного, наступит пробуждение и все кончится.

Прямое как стрела шоссе М20 уносило их все дальше и дальше в неизвестность. Зеленые холмы и дубовые рощи графства Кент проносились мимо, словно выстроенные кем-то декорации.

Элигос гнал машину на предельной скорости, стараясь оторваться как можно дальше от преследователей. Конечно же, он понимал, что расстояние не имеет особого значения, и достать их могут везде. Но рассчитывая на то, что преследователи затратят больше времени на поиск, пытался выиграть дополнительных несколько часов и добыть хоть какую-то фору.

Скорее всего, им придется отказаться от морского пути на континент, он казался ему наиболее опасным. Значит, оставался только тоннель.

— Элигос вы превышаете скорость почти в три раза..., — святой отец сидевший сзади тронул его за плечо.

— Знаю.

— Нам нужны проблемы с дорожной полицией?

— Не беспокойтесь…, святой отец…, они нас не видят.

И действительно, полицейский, стоявший на обочине облокотившись на автомобиль, даже не повернул голову в их сторону, когда ровер, словно реактивный снаряд, пронесся рядом с ним.

— Что это за строения? – спросила Сильвия, указав пальчиком, на показавшиеся справа домики.

— Нью Хайт…, — Элигос едва бросил взгляд в сторону.

— Мы остановимся?

— Нет…, если только….

— Что?

— Если у вас нет потребности…, — Элигос продолжал смотреть прямо перед собой.

— Потерпим…, — улыбнулась Сильвия, взглянув на смущенного священника.

Через час, обогнув Мейдстон, они остановились в придорожном ресторанчике, чтобы перекусить и заправиться.

Кухня «порадовала» своим однообразием, но повар видимо был большим докой по части приготовления сэндвичей и бифштексов. Еда оказалась вполне съедобной.

Когда молоденькая официантка подошла к столику с полным подносом все невольно вспомнили Бриджа, для него это были, пожалуй, самые приятные моменты во всем путешествии.

Спустя сорок минут, они вновь мчались по шоссе навстречу неизвестности, но видно так устроен человек, поле продолжительных стрессов вырабатывается привыкание, и организм перестает реагировать на постоянные раздражители.

Спокойствие и благодушие, которое на некоторое время воцарилось в салоне автомобиля, убаюкивало. Святой отец задремал, прислонив голову к прохладному стеклу. Сильвия и Элигос изредка перебрасывались фразами, обсуждая пейзаж за окном.

Автомобиль уносил их к Ламаншу, оставляя за спиной пройденные мили тревог и опасностей. Даже Элигосу на минуту показалось, что их, наконец, оставили в покое, дальше все пройдет спокойно и гладко. Может быть лимит неприятностей выделенных на их долю всевышним иссяк. А может просто там наверху, или внизу решили, что их существование не имеет принципиального значения, а их смерть не принесет никому никакой выгоды.

Он повернул ручку радиоприемника, тот словно только и ждал, когда его включат.

Strangers in the night, two lonely people

We were strangers in the night

Up to the moment

When we said our first hello.

Little did we know

Love was just a glance away,

A warm embracing dance away and –

Полился из динамиков голос Фрэнка Синатры. Сильвия протянув руку, чуть прибавила громкость, и стала негромко, почти шепотом, подпевать.

— Скажи…, а Элвис…, жив? — вдруг спросила она.

— И…, да и…, нет – ответил Элигос.

— Как это?

— Понимаешь…, погибла его телесная оболочка…, но в вашем мире он появился вновь.

— Появится? – Переспросила она.

— Я не оговорился…, именно появился. Правда пока ему всего два года и живет он не в Америке.

— А где?

— В России.

— Не поверишь…, я была почти уверенна, что ты так ответишь. И он снова станет великим певцом?

— А вот это не обязательно, впрочем, господь создал ему все условия. Он родился в семье профессиональных и довольно успешных музыкантов.

Справа от дороги показались окрестности Эшфорда, о чем возвестил указатель. Элигос едва сбросил скорость, но двигались они все еще достаточно быстро. По шоссе пока еще жиденькими струйками полз туман, постепенно покрывая всю поверхность дороги.

— Мороз…, и туман, — удивился проснувшийся святой отец.

— Да…, странно, — отозвался Элигос.

Он сбросил скорость почти до пятидесяти миль в час. После долгой быстрой езды, сейчас им казалось, что они еле плетутся. Однако ощущение это было обманчивым. Автомобиль по-прежнему несся на довольно приличной скорости.

Туман все больше заволакивал дорогу, при этом капли оседавшие на дороге немедленно замерзали, покрывая поверхность ледяной коркой.

— Что-то не так, — тревожно произнес Элигос, и стал медленно придавливать педаль тормоза.

— Ты…, что-то…, — Сильвия не успела договорить. Туман пропал так же неожиданно, как и появился. Словно из-под земли вырос огромный грузовик стоявший поперек дороги. Огромная белоснежная с диагональной синей полосой фура перегораживала дорогу, при этом непостижимым образом, она медленно боком двигалась им навстречу.

Время спрессовалось…, старенький седан медленно двигался ровно под гигантскую красную кабину грузовика. Они почти увидели как, высекая искры, капот выгнул подножку и, уступая чудовищной массе, был продавлен, как дюйм, за дюймом они неумолимо вползали под железное чудовище.

Элигос поднял руки, и вытянул их вперед. Было видно, как воздух вибрировал перед его руками, создавая спрессованную воздушную подушку между ними и грузовиком. Спутники его застыли в нелепых позах, буквально вжавшись в спинки сидений, придавленные сгустившимся воздухом. Наконец движение прекратилось. Все стихло…, лишь, откуда- то из недр, искореженного метала, доносилось странное глухое постукивание.

— Уходим, — выдохнул Элигос, и открыл дверцу.

Сделать они ничего не успели. Сильвия лишь поставив ноги на асфальт, с ужасом смотрела вверх.

Огромная махина прицепа внезапно, словно повинуясь чьей-то воле качнувшись, стала заваливаться на них.

— Уходите, — хриплым от напряжения голосом повторил Элигос, вложив всю силу в удар, он пытался оттолкнуть прицеп. От его рук к грузовику, словно две гигантские змеи протянулись электрические разряды. Но тот продолжал медленно, но неуклонно опускаться, грозя раздавить автомобиль в лепешку.

Отец Бернар выскочил из машины и схватив за руку застывшую от страха Сильвию потащил ее в сторону от дороги.

— Бегите…, — повернув голову, прокричал Элигос видя, что спутники его остановились.

Если бы он не смотрел в мокрые от слез глаза Сильвии, остановившейся на опушке леса, то заметил бы, как сбоку к нему неспешной походкой приближался Вельзевул.

Подойдя вплотную, князь ада деловито без суеты, достал из под полы пиджака короткий меч, и по самую рукоять вонзил его под ребра Элигосу, по-прежнему занятому падающим прицепом. Удивленно повернув голову, демон взглянул в глаза князю ада и, улыбнулся.

Собрав последние силы, Элигос отбросил грузовик, который несколько раз качнувшись на рессорах, принял наконец, вертикальное положение. Оторвав болтавшуюся подножку грузовика и развернувшись, Элигос нанес удар, который пришелся в голову Вельзевула, и отбросил его на несколько шагов. В то же самое время его самого, швырнуло вперед ударами автоматных пуль, впивавшимися ему в спину, словно стая рассерженных ос.

Появившийся сзади полукровка, в форме офицера полиции, дрожа от страха, без остановки поливал его из автоматической винтовки, пока не опустел магазин. Тем временем поднявшийся Вельзевул, стоя на коленях, бормотал заклинания, доставая из-под полы пиджака кинжал.

Сделав бросок вперед, Элигос сшиб его, и уже сквозь пелену замутившую сознание, почувствовал, как холодное лезвие кинжала проткнуло ему сердце. Стоя на коленях, и глядя помутневшим взором на князя ада, он вырвал кинжал из собственной груди.

— Ты не победил…, ты всего лишь отсрочил свою погибель, — произнес Элигос немеющими губами и, размахнувшись, всадил кинжал в глаз Вельзевула. – Когда-нибудь…, я убью тебя.

— Если это когда-нибудь…, у тебя будет, — услышал он в ответ.

Тем временем отец Бернар уводил, сопротивлявшуюся Сильвию от места гибели Элигоса.

— Мы должны помочь ему, — твердила она как зачарованная, — мы должны….

— Нет, — отрезал отец Бернар, — надо уходить.

— Но он погибает.

— Он уже мертв…, но даже если это не так, мы ничем не поможем ему.

Они бежали по лесу, пока хватало сил. По крикам и лаю собак, отец Бернар сделал вывод, что операция гораздо более широкомасштабная, чем он себе это представлял. Когда организму перестало хватать воздуха, который они втягивали сквозь широко открытые рты, оба не сговариваясь, перешли на шаг.

— Похоже…, наше путешествие подходит к концу, — ледяным тоном произнесла Сильвия, — спасибо вам за все святой отец. Вы лучший из людей, которых я когда-либо знала.

— Верьте Сильвия…, господь не оставит нас, — отец Бернар перекрестился, — я же, благодарен вам, за все то, что произошло со мной.

— О чем вы….

— Благодаря, вам исчезли мои страхи и сомнения

— Вот не думала, что вам это свойственно, — удивилась Сильвия, — страхи, сомнения. Мне казалось всегда, что вы образец непоколебимой веры.

— Вера…, дочь моя, ничего не стоит, если она не прошла испытания сомнением.

— Что с нами будет?

— Не знаю…, но, что бы не случилось, верьте…, все в руках господа, все повинуется его воле.

Из-за деревьев показалась цепочка полицейских. Шли они настолько плотно, что пытаться проскочить между ними, не стоило даже пробовать.

— Это полиция…, святой отец, — радостно воскликнула Сильвия, — пойдемте к ним, они нам помогут.

— Не думаю, что они здесь, чтобы помочь нам, скорее наоборот. А потому не будем рисковать. — Святой отец молча указал Сильвии направление на север, туда, где среди деревьев терялась цепочка полицейских.

— Вы думаете, что все эти люди служат тьме? – Сильвия прибавила шаг, едва поспевая за отцом Бернаром.

— Конечно, нет…, иначе конец света произошел бы еще позавчера, — горько усмехнулся он. — Нет, нет, они не имеют прямого отношения к силам ада, но из-за, своего бытового скепсисизма, почти всегда прикрываемого показной религиозностью невольно способствуют им.

Погрязшие в бытовых проблемах, делающие карьеру, зарабатывающие деньги, привыкшие к тому, что в век информационных технологий новости приходят к ним по тв и радио. Они уверенны…, о втором пришествии, заранее объявит Си-Эн-Эн, или расскажет в своем ток шоу Опра.

Спроси любого из них верит ли он в Христа, и все они не задумываясь, ответят положительно, но появись перед ними пророк они усомнятся в его подлинности и объявят сумасшедшим. В наше время мессию, распинать не станут, его посадят в светлую чистую палату, наденут смирительную рубашку, и будут колоть транквилизаторами и пичкать успокоительным. Или, его просто не заметят, если какой-нибудь телеканал не вздумает сделать из этого шоу.

— Стоять…, опуститесь на колени, руки за голову, — из кустов навстречу шагнул бравый констебль с пышными рыжими усами. Следом за ним появились еще несколько полицейских во главе с Генри Ллойдом….