Глава 35. ЛЮБОВЬ

— Почему..., ты с ними?

— Ты знаешь…, так случилось…, и теперь поздно что-то менять.

— Тебе не простят…, свои же не простят.

— Я знаю…, — раздраженно проворчал Элигос, — и тебя это не касается.

— Конечно…, конечно, — старый вампир подобострастно склонил голову в знак смирения.

— Отправляйся спать…, ты ведь приобрел эту привычку….

— Да…, но прежде я хочу кое-что тебе показать.

— Что?

— Иди за мной.

Тристан тяжело поднялся, сейчас было особенно заметно, насколько он стар, шаркающей походкой двинулся к огромной картине в углу зала.

Элигос пока еще, не поднимаясь, молча провожал глазами его сгорбленную фигуру.

Вампир…, нащупал скрытую скобу под мощным багетом, и нажал ее. Медленно и совершенно бесшумно большая и тяжелая картина отъехала в сторону, обнажив потайную дверь, покрытую паутиной.

Элигос поднялся и двинулся вслед за Тристаном, фигура которого неясной тенью уже маячила в зияющем проеме двери. Подстроив зрение под кромешную тьму подземелья, он увидел далеко впереди спину старого слепого вампира, которому свет давно уже был не нужен.

— Что это? – Спросил Абигор покрыв в три прыжка расстояние разделявшее их.

— Подземный ход…, в нем много ответвлений, но все они тупиковые, для того чтобы найти выход в пяти милях отсюда понадобится вот это, — он вложил в руку Абигора четки, — на них начиная с первого, указано в какое ответвление нужно сворачивать, я нашел их в подземелье замка.

— Это ты сам?- нотки сомнения отчетливо слышались в голосе Элигоса.

— Нет…, судя по всему, его прорыли в двенадцатом веке, с тех пор в нем погибло восемнадцать человек..., я нашел останки. Видимо не смогли выбраться…, не нашли выход. Я только исследовал его. Но показать я хотел другое, впрочем, и путь отступления вам пригодится…, скорее всего, завтра.

— Ты видишь будущее? Как тебе удается?

— С тех пор как я ослеп, я много чего вижу…, но смутно, как в тумане…. Иногда фрагментами.

— Что ты видишь?

— Они придут…, скоро.

— Значит надо уходить…, и чем скорее, тем лучше.

— Не думаю….

— Почему…?

— Не знаю…, но чувствую, что тогда все произойдет еще раньше…, и кончится хуже. Впрочем, и в первом варианте все не так безоблачно…, но это уже детали.

Элигос…, некоторое время испытывающее смотрел на него, но лицо старого вампира оставалось бесстрастным.

Протянув руку к боковой стене, тот неуловимым движением открыл еще одну потайную дверь. Здесь как не странно было светло, оглядевшись, Элигос сообразил, что свет попадал сюда через систему зеркал снаружи, и рассеивался при помощи выпуклых сфер.

В центре просторного помещения, где они оказались, возвышалась прозрачная пирамида, грани которой были сделаны из стекла. Судя по качеству, изготовлено оно было очень давно.

Тристан очень аккуратно, негнущимися пальцами, открыл одну из сторон четырехгранной пирамиды и вынул оттуда шпагу, великолепно сохранившуюся, с тонким сверкающим лезвием и нанесенным рисунком у основания клинка. Эфес поражал изяществом, в то же время оружие не походило на парадное…, это была настоящая боевая шпага.

— Я нашел ее в Патагонии…, почти пятьдесят лет назад.

Элигос взвесил шпагу на руке и покачал головой.

— Хороший клинок…, в обычном бою он бы пригодился…, но мне…, впрочем…, — он провел ногтем по лезвию…, — им можно убить вампира, но я не охочусь на вашего брата.

— Здесь…, есть еще кое-что…, но не знаю…, поможет ли это тебе? – Тристан вынул из второй грани потрясающей красоты меч, длинное тонкое, хищное лезвие тускло блеснуло в полумраке помещения. В великолепно сработанной рукоятке, сверкал неимоверных размеров рубин. Элиот почувствовал, как манит и влечет клинок. Он давно подметил эту странную особенность в добротно сработанном холодном оружии. Будто душа, живущая в мече, звала в бой…, призывала к немедленным действиям.

— Что ж…, этим можно остановить…, но не убить, впрочем…, это я могу сделать и без оружия….

— Я думаю…, — вампир задумчиво сморщил лоб, — тебе это может пригодиться.

— Ты…, пойдешь с нами?

— Нет…, стар я для подобных приключений.

— Тебя убьют.

— Я…, знаю…, я…, вижу.

— Ты…, — Элигос запнулся, — ты видел это с самого начала.

— Да.

— Тогда почему впустил нас?

— Не знаю…, — при слабом освещении белые глаза Тристана недобро блестели, — это трудный вопрос…, и у меня нет ответа на него.

Элигос тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, повернувшись, направился к выходу.

В этот вечер он больше не видел Тристана, а на следующий день у него не было возможности поговорить с ним.

Позже Элигос вспоминая их разговор, не раз думал о том, что старый вампир не все ему сказал, видимо на то у него были свои причины, а может высокомерие демона, спугнуло, прорвавшуюся было откровенность.

Элигос в задумчивости медленно поднимался на второй этаж. В полумраке коридора, он разглядел фигуру Сильвии, та стояла у окна и что-то разглядывала.

— Не спишь…?

Сильвия обернулась…, словно только и ждала этого вопроса.

— Видимо…, даже высшие существа, иногда задают глупые вопросы…, — она непринужденно улыбнулась, — мне почему-то сделалось страшно и одиноко. Иди спать…, я еще немного постою здесь. Впрочем …, что я говорю…, ты ведь не спишь.

— Мдаа…, похоже, я глупею в твоем присутствии.

— Расскажи мне что-нибудь.

— Пожалуй, у меня есть в запасе несколько занимательных историй для юной леди, но при одном условии…, ты ляжешь в постель…, а я, устроившись в кресле, попробую развлечь тебя, пока ты не заснешь.

— Я согласна…, я согласна…, — захлопала в ладоши Сильвия.

Через минуту, натянув одеяло до подбородка, она слушала рассказ демона.

Сильный бархатный баритон Элигоса, звучал в ночи таинственно и грозно, отчего история любви и гибели двух низших ангелов, которые даже не имели персональных имен, казалась еще более таинственной.

— …они испугались…, оба…, он один из безымянных ангелов до того не бывавший на земле и она один из темных духов земли. Их встреча была предопределена высшими силами в одном из локальных конфликтов, которые всегда имеют место, но о которых стараются не упоминать.

В лесу восточной Пруссии, они столкнулись лицом к лицу, и поскольку убийство не входило в планы высших, им пришлось провести время вместе, просто контролируя действия друг друга.

Земные сутки прошли в общении пока они не получили новых указаний, и зародили в них взаимную симпатию. А еще через сутки, они встретились в открытом бою и он, не посмев поднять на нее руку, так и стоял не дрогнув, когда она со слезами на глазах вонзила ему в грудь магический клинок.

— Я очень скучал по тебе, — прошептал он умирая.

С тех пор запоздалые путники идущие через лес, слышат ее плач, и горе беспечному путнику, который встретит ее ночью на пустынной тропе.

— Почему она убила его, — спросила Сильвия, глядя на демона глазами полными слез.

— Если бы она не убила его, ее убили бы свои…, впрочем, это еще не самое страшное…, в арсенале вечных, есть пытки и казни гораздо более ужасные. По этой части наши ребята большие мастера. Там в Пандемонии царят суровые законы, и всякого ослушавшегося ждет наказание.

— Ну вот…, — обиженно пробормотала Сильвия, — теперь я совсем не усну.

— Что же мне делать, — нахмурился Элигос, — может…, ты просто капризничаешь?

Он протянул руку…, и со всей нежностью на которую был способен, погладил ее по волосам словно ребенка.

Сильвия подняла на него заплаканные глаза и улыбнулась.

Все произошло как-то само собой. Руки их потянулись друг к другу, сплелись, словно ветви лозы стремящейся к солнцу в поисках ласки, губы сблизились…, соприкоснулись сначала робко пугливо, будто боясь, что любое настойчивое движение спугнет неведомо откуда взявшуюся нежность, которая затопила все вокруг, накрывая их с головой.

Оба словно задохнулись от первого прикосновения. Неожиданно разорвав сладостные объятия сквозь учащенное дыхание, они вдруг стали заполнять тишину, возникшую внезапно прерывистым шепотом…, словами которые ничего не значили…, и не о чем не говорили, ибо нет, не в одном языке мира слов способных передать чувства, находящиеся за гранью понимания.

Он был испуган и озадачен…, поскольку, впервые испытав эйфорию любви…, которую даже людям не всем удается испытать, понимал, что обратного пути нет, и в эту минуту он меняется. Изменения были настолько явными, что он почувствовал их даже на ментальном уровне. Он вдруг понял, что ничего больше нет…, не рая…, не ада…, не людей…, и даже старого замка в котором они сейчас находились, тоже нет, словно все остальное стало второстепенным…, мелким…, незначительным. Остались во всем мире лишь он и она.

Какое-то время он даже пытался противиться этому чувству, но все его естество кричало, корчилось и стонало, сопротивляясь грубому насилию. И он сделал то, что тысячелетиями делают все влюбленные всех миров…, затаив дыхание, нырнул в этот омут страсти и нежности. Это был единственный способ сохранить остатки рассудка.

Она так до сих пор и не поверившая в свое счастье, испытывала странное смятение. Ей казалось, что делает она, что-то недозволенное и неправильное, но противостоять так долго сдерживаемому чувству, которое уже вырвалось на свободу…, не было сил.

Еле сдерживаясь чтобы не лишиться сознания от внезапно нахлынувших чувств. Она шептала…, шептала…, шептала…, что-то горячо и убежденно, пытаясь убедить его…, или себя…, а может весь мир, в том, что подобное чувство не может быть порочным и неправильным. Господь не допустил бы этого. При этом руки ее все крепче сжимали в объятиях демона…, мужчину который оказался тем единственным кто за всю ее сознательную жизнь всколыхнул все чувства, обострив до непостижимых пределов все ощущения.

Ощущения были настолько яркими и сильными, что казалось, будто кожа ее внезапно стала тоньше, а каждое прикосновение вызывало сладостный болезненный трепет. У нее закружилась голова, когда она вдруг почувствовала сначала легкое робкое прикосновение, а затем нестерпимый жар чужой требовательной, и в то же время осторожно-нежной силы медленно заполнявшей всю ее. Все вокруг поплыло перед глазами, и она невольно закрыла их.

Будучи человекам глубоко верующим, она не могла не понимать, какой страшный грех свершается здесь и сейчас…, но следом за этим пришла спасительная мысль, что сам господь свел их и вложил в ее сердце всепоглощающую любовь. Каждое прикосновение его рук вызывало озноб и мелкой дрожью судорожно откликалось во всем теле.

Объятия их были такими тесными, словно пытались они стать единым целым, вместе обретя могущество, силу и способность, противостоять всему миру. Он дарил ей горячую силу, окутывавшую ее словно пуховая накидка, и дававшую ей доселе неведомое ощущение радости и гордости желанной и любимой женщины.

В его объятиях она впервые за многие годы смогла позволить себе стать слабой и беззащитной. Она дарила ему нежную ласково согревающую податливость, которая ставила его вровень с богами. Сознание их переплелось.

В эту минуту они парили где-то высоко над облаками, среди звезд и скоплений планет, свысока взирая на грешную землю, лежавшую под ними голубым причудливым ковром там далеко внизу, когда словно всполох протуберанца яркая вспышка взорвала сознание обоих, возвестив громким стоном торжество жизни.

Обессилено рухнув на измятую постель, они еще долго не могли прийти в себя…, не понимая…, не осознавая того, что произошло.