Глава 19. ТОЧКА НЕ ВОЗВРАТА

В номере царила гробовая тишина, Элиот весь день провалялся на кровати. Боли в боку он давно уже не чувствовал, лишь легкий зуд напоминал о произошедшей схватке, рана затянулась, и остался небольшой косой шрам розового цвета. Заказав по телефону в лучшем магазине города, смокинг и туфли, он, лежа на кровати, курил сигару и предавался размышлениям.

Его переполняли странные предчувствия. В городе что-то происходило. Он чувствовал перемещения вечных. На таком расстоянии он не мог точно определить, кто появился в городе, посланец небес или падший. Принимая во внимание, услышанное от оракула, столь пристальное внимание высших сил к этому небольшому городку, было объяснимо.

Элиот легко спрыгнул с кровати, попыхивая сигарой, прошелся по комнате. С момента общения с оракулом прошло десять часов. Монах будет убит, если верить оракулу через шестнадцать часов, а это означает, что его работу сделает кто-то другой или…, или он сам почему-то ускорит дело. Элиот размышлял.

С одной стороны его вполне устраивал такой расклад, поскольку ему совсем не хотелось участвовать в этой затее, тем более что его использовали в темную как марионетку, дергая за веревочки в нужное время, в нужном направлении. С другой стороны при таком развитии событий пострадает его авторитет. Этого он допустить никак не мог. Там внизу царят другие нравы, и управляют другие законы. Такой промах мог нарушить баланс, а значит, и изменить иерархию. Этой ситуацией непременно воспользуются, и кое-кто обретет дополнительную власть. Для него это было бы началом потери влияния, а возможно самоубийством.

В дверь осторожно постучали, он обернулся. В коридоре стоял посыльный из магазина.

— Входите…, открыто.

Дверь слегка приоткрылась. В образовавшуюся щель просунулась остроносая, лупоглазая физиономия, покрытая копной торчащих во все стороны огненно рыжих волос, с которыми их обладатель видимо никак не мог справиться. Элиот поманил его пальцем. Парень, который еще совсем недавно наверняка разводил коров, где-нибудь в Суссексе, неуклюже шагнул в комнату.

— Эээ…, сэр…, я…, из торгового дома….

— Я знаю, откуда вы, разложите все…, я хочу посмотреть.

Увалень стал раскладывать и развешивать привезенные вещи, при этом делал это так ловко, что умудрился свалить лампу и дважды уронить пакеты с вещами. Он беспрестанно краснел и извинялся, и, видя, что Элиот никак не реагирует на его суету, сконфузился еще больше. Когда, наконец, он справился с задачей, взмокший и раскрасневшийся вытянулся в струнку, преданно глядя васильковыми глазами на клиента, тот просто сухо кивнул в ответ.

Элиот остался доволен, все пришлось впору, и выглядело элегантно. Расплатившись по счету, он небрежно засунул в карман посыльному две стофунтовые купюры и поблагодарил. Разглядев размер чаевых, тот расплылся в довольной улыбке, и стал неуклюже и излишне подобострастно благодарить его.

Как только за посыльным закрылась дверь, он оделся, набросил плащ и двинулся к выходу. Выйдя из освещенного вестибюля, Элиот окунулся в темноту. Быстрым размашистым шагом он направлялся в сторону храма. Непонятная сила влекла его вперед, впрочем он понимал, не смотря на то что идея убить монаха не вызывала у него восторга, сделать это ему придется. Лишь одна мысль вертелась в голове, — с этим надо кончать, сегодня я убью его. Ничего личного просто я не могу допустить, чтобы кто-то сделал это вместо меня. Я не могу позволить, чтобы пострадал мой авторитет, особенно когда мы стоим на пороге войны, я не могу позволить себе потерять лицо.

Внезапно его охватило ощущение близкой опасности. Элиот осмотрелся. По пустынной улице легкий ночной ветерок гнал остатки дневной жизнедеятельности людей, окурки, пакеты, фантики. Где-то в стороне перекатывалась пустая пивная банка. Звук был унылым, монотонным и отвратительным настолько, что ему захотелось найти ее и растоптать. Мимо сверкая отражениями уличных фонарей на полированной краске, проносились автомобили. Ничто не предвещало неприятностей.

Двигаясь по освещенной стороне улицы, он вдруг обратил внимание на одинокую фигуру, стоящую на противоположенной стороне дороги. В полумраке он разглядел женщину. Стоя на тротуаре, она словно зачарованная смотрела прямо перед собой. Проследив ее взгляд, он наткнулся на странного типа в сером плаще, который медленно, словно с трудом преодолевая сопротивление воздуха, двигался ей навстречу. Полы его плаща развевались, отчего казалось, что это огромная хищная птица пикирует на свою жертву.

Медленно…, очень медленно, словно в страшном сне, он делает шаг…, затем еще один…, и еще…, отводит руку в сторону, чтобы справа на лево располосовать жертве живот. Тонкие пальцы побелели от напряжения, закушенные губы влажные от пота и крови. На виске, покрытом капельками пота, пульсирует вена.

В сознании Элиота поплыл легкий туман, в дымке он увидел будущее. В пыли на дороге лежит девушка грудь, живот и ноги залиты кровью, лица не разобрать. Мимо равнодушно проносятся автомобили. Рядом с телом деловито снуют городские крысы, постепенно и осторожно подбираясь к окровавленной плоти. Полы серенького пальто распахнуты, руки безвольно разбросаны в стороны. Платье, почерневшее от крови, прилипло к телу.

В то же мгновенье Элиот понимая, что не успевает предотвратить удар, плохо осознавая, зачем он вмешивается в банальное уличное убийство, послал сгусток энергии в голову убийцы.

Отброшенный на тротуар тот, несмотря на внешнюю неуклюжесть, вскочил на ноги с проворством кошки. Мотая головой из стороны в сторону, будто стараясь поймать утраченное равновесие, он пытался понять, что произошло, но рука по-прежнему судорожно сжимала нож.

Прошло несколько секунд, прежде чем глаза его приобрели осмысленное выражение, и он вновь сделал шаг к своей жертве, но встретился лицом к лицу с новым противником. Элиот потянулся к его сознанию…, тьма и хаос, вереница обнаженных людских тел и жуткие монстры, рвущие плоть, словно скрытые от глаз кровавой пеленой. Жертвы…, жертвы…, жертвы…, безмолвные…, умолявшие о пощаде, сопротивлявшиеся и покорные, их были десятки…, десятки бессмысленных убийств, и сотни дюймов разорванной плоти. Тонкие длинные пальцы, скользящие по липкой от крови рукоятке ножа. Приторный сладковатый запах дымящейся горячей человеческой крови. А еще сплетение мыслей и образов цветных, ярких и страшных образов. Нереализованные желания, юношеский максимализм, жажда славы, мысли о самоубийстве. Рука со стилетом вновь пришла в движение, но, не проделав и половины пути, безвольно повисла.

Получив смертельный удар в правую височную долю, он рухнул на брусчатку. Перед его глазами пронеслась вся жизнь, унижения, оскорбления, насмешки, нищенское существование. Странно, но увидел он только это. Лишь одно светлое пятно, мама…, мама…, ее глаза в обрамлении паутины из ранних морщин…, она так верила в него…, она одна всегда говорила, что он гений…, настоящий гений…, а с ним обращались как с обычным существом, как с ничтожеством.

— Мама я иду к тебе…, боже как темно…, темно…, темнота…, страшно…, холодно…, — сознание его свернулось и угасло. Нет никакого тоннеля, никакого света…, для него нет. Тьма….

Еще мгновение Элиот смотрел на остывающее тело противника, затем медленно обернулся и встретился с ней глазами.

— Сильвия…? Что ты делаешь здесь в такой час? – Он говорил с ней по-отечески, строгим голосом, так словно имел на это право.

— Элиот…, я так долго тебя ждала. Мы засиделись с Дианой…, заболтались и позабыли о времени, — она словно не заметила его сурового тона, а может, признала за ним право говорить с ней так.

Она, окончательно обессилев, упала в его объятия, отчасти оттого, что давно мечтала об этом, отчасти из-за того, что от страха и пережитого стресса ноги не держали ее.

Несколько минут они стояли на тротуаре, обнявшись. Он гладил ее словно ребенка по голове, она всхлипывала, уткнувшись ему в грудь и, что-то пыталась ему рассказать. Но слова застревали в горле.

Странное дело, он чувствовал, какую-то волну тепла в груди, словно там глубоко внутри него зажегся маленький, еще слабый, но постепенно крепнущий огонек.

Элиот впервые за всю свою многовековую жизнь испугался. Ему вдруг показалось, что с появлением этого тепла он становится слабее, уязвимее, но изменить, что-то он был уже не в силах. Он поднял голову кверху, взглянул на звездное небо.

— У тебя странное чувство юмора, — покачав головой, произнес он вслух, — или это часть твоей игры.

Ему показалось…, нет, не показалось, он увидел это…, небеса улыбнулись ему.

— Что ты сказал, — Сильвия смотрела на него снизу вверх огромными зелеными глазами еще влажными от пролитых слез, — я не расслышала.

Не совсем осознавая, что делает…, Элиот, поцеловал ее, затем еще…, и еще покрывая ее лицо поцелуями. Только где-то глубоко в подсознании неуклюже ворочалась мысль:

— Дьявол…, как же глупо я выгляжу, хорошо, что никто из наших, не видит…, вот была бы потеха в Пандемонии…, впрочем, наплевать…, пусть видят.

— Ничего…, малыш, ничего…, тебе показалось…, и…, успокойся, теперь все будет хорошо…. Я позабочусь об этом, обещаю.

— Я уже не боюсь…, рядом с тобой мне ничего не страшно, даже если весь мир будет против нас.

— Мда…, а если не только мир…, впрочем, не важно…, нам надо уходить, и чем скорее, тем лучше.

Они, обнявшись, словно поддерживая друг друга, что было верно лишь отчасти, поспешили покинуть злополученное место.

Элиот уже некоторое время чувствовал присутствие где-то поблизости Велиала. Где-то на периферии области, которую он контролировал сознанием, он чувствовал Андраса, это вызывало настоящую тревогу.

Андрас был покровителем и королем убийц, в этом деле ему не было равных, не на земле, не в преисподней. Был еще кто-то, но далеко и Элиот не мог распознать его, однако явной угрозы он не чувствовал, и счел за благо на время позабыть о таинственном незнакомце, который издалека наблюдал за происходящим.

Элиот сопоставил слова Велиала с тем, что только, что произошло, картина получалась не радостная. Судя по всему «серая мышка», смерти которой так хотел хозяин, это Сильвия, а управляемый псих, которого контролировал Велиал, сейчас мертвый, в нелепой позе подвернув ногу, валялся на мостовой.

Итак, он не только не выполнил свою миссию, но и помешал выполнению чужой. Это серьезно…, это очень серьезно…, хозяин не простит…, а как он расправляется с неугодными, Элиоту было хорошо известно. Но вот, что ему было действительно непонятно, это, какое отношение ко всему этому имела Сильвия. Скорее всего, она и сама ничего толком не знала, но способ, получить от нее информацию был, и он собирался им воспользоваться, как только представится случай.

Мозг человеческий хранит память о прошлом, причем не только о том, которое было после физического рождения тела. И ключ от будущего всегда хранится в прошлом, нужно только суметь его найти.

Они долго петляли по темным переулкам не для того, чтобы сбить со следа преследователей Элиот знал, что это бессмысленно. Ему нужно было время, чтобы все обдумать и принять решение. Он не мог рассказать все Сильвии, поскольку понимал, что некоторые знания в большом количестве способны убить, да и поверит ли она. Временами ему самому казалось, что все происходящее не имеет отношения к реальности.

Они, наконец, подошли к дому, где жила Сильвия, поднявшись по пыльной лестнице, вошли в маленькую, но очень уютную комнату, в которой царил идеальный порядок. Элиот внимательно осмотрел каждый угол, но и без того чувствовал, что в их отсутствие сюда никто не входил. Прикрыв плотно ставни единственного окна, он сел за стол и задумался.

Пока гостеприимная хозяйка хлопотала на кухне, нужно было придумать план действий. Худшую ситуацию сложно было себе представить. Самое главное, вывести из-под удара Сильвию. Но как…, ведь ему неизвестна даже причина, по которой Хозяин желает ее смерти. Для начала надо ее спрятать и единственное место, где это можно сделать, церковь. Значит, предстоит разговор со святошей, если…, он еще будет жив, конечно. Нужно…, чтобы был жив. Он решительно встал. Сильвия испуганно взглянула на него.

— Ты уходишь?

— Да…, так надо….

— Почему?

— Долго объяснять…, сейчас нет времени. Нужно сделать много важных дел.

— Я с тобой…

— Исключено.

-Ты не вернешься….

Он притянул ее к себе, провел ладонь по щеке и поцеловал долгим и нежным поцелуем.

— Пойми…, я не смогу сражаться, и смотреть, чтобы тебя не убили. Я вернусь скоро…, очень скоро. Ты только никуда не выходи и делай, все как я говорю, и тогда все будет хорошо.

— Это так серьезно?

— Ты даже не представляешь насколько.

— Расскажи мне все…, я хочу тебе помочь?

— Малыш…, ты очень мне поможешь, если не будешь спорить и задавать лишних вопросов.

— Почему ты разговариваешь со мной как с больным ребенком? Я взрослая самостоятельная женщина и….

— У тебя есть карандаш или мел, — перебил он ее, теряя терпение.

— Карандаш…, а какого цвета.

— Не принципиально….

Она открыла старинный, а точнее просто старый комод и достала оттуда коробку с цветными карандашами.

— Ну, хоть в этом я могу тебе помочь? Когда-то я неплохо рисовала. Мои работы даже выставлялись.

— Нет. Во-первых, я буду писать, а во-вторых, здесь важно не как, а кто пишет и что пишет, и, в-третьих, я буду писать на языке, которого ты не знаешь.

Элиот раскрыл коробку и после некоторого колебания взял красный карандаш. Не обращая внимания на ее протесты, он стал очень быстро покрывать сначала дверь, потом ставни окна, потом стены и, наконец, потолок и пол странными и удивительными по своей красоте иероглифами. Сидя на полу и схватившись за голову, Сильвия с ужасом смотрела на безнадежно испорченную комнату.

— Домовладелец меня убьет….

— Ну, для этого ему придется, как минимум встать в очередь, — улыбнулся он в ответ.

— Как это печально…, — вздохнула она, — я, полюбила сумасшедшего графомана.

— Да…, не повезло, — усмехнулся он и опустился рядом с ней на пол.

Некоторое время они сидели молча, Сильвия разглядывала надписи.

— А на каком это языке? – спросила она, — арабский или суахили?

— Это сирийско-арамейский…, язык, который люди давно забыли.

— Где ты его выучил?

Элиот неопределенно махнул рукой, куда-то вдаль.

— Ты чернокнижник…или колдун?

— Есть разница?

— Не знаю. Зачем ты это сделал? – она выжидательно уставилась на него, словно готовясь услышать страшную истину.

— Скажи, ты веришь в бога, — теперь он смотрел на нее серьезно…, слишком серьезно.

Ей это не понравилось.

— Ну…, в общем да….

Элиот осуждающе покачал головой. Взял ее за руку, чтобы вовремя понять, когда следует остановиться.

— А в существование дьявола…, ада…, и…, приспешников дьявола, — он неосознанно избегал слова «демон».

— В дьявола…? Гораздо меньше…, — она улыбнулась, но, увидев его глаза, вдруг испугалась, — ты это серьезно….

Он, кивнул головой и стал поглаживать ее руку, пытаясь успокоить. Не каждый день узнаешь, что мир вокруг тебя совсем не такой, каким представлялся всю предыдущую жизнь.

— Ты…, ты хочешь сказать…, что…, этот человек с ножом он….

— Нет, нет…, он как раз обычный человек, вернее…, не совсем обычный…, но это не главное, он марионетка, им руководят другие, и они очень опасны.

— Они…, хотят…, убить меня? Но почему? Я…, я никому ничего не сделала…, ничего плохого. Почему я?

— Не знаю…, пока не знаю…, но выясню.

— Запомни главное…, я сейчас уйду…, ненадолго, запри дверь никому не открывай, не вздумай стереть надписи, не единого слова, ни одной буквы. Лучше поспи…, или нет…, у тебя есть библия?

— Есть.

— Почитай, если заснешь с библией в руках это не страшно. И главное, не открывай, кто бы не пришел, домовладелец, полиция, коммивояжеры, никому не открывай.

— А ты?

— Ты будешь ждать меня?

— Да…, очень.

— Значит, ты узнаешь, когда я приду….

Он поцеловал ее на прощание, еще раз осмотрев комнату, удовлетворенно кивнул головой, и направился к двери. Остановившись на пороге, повернулся и задумчиво произнес:

— И еще…, не вздумай открывать окно, даже маленькую щель, даже если будет очень жарко. А если услышишь голос или голоса…, читай библию и не обращай внимания.

— Ты решил меня окончательно запугать?

— Я хочу, чтобы ты была готова ко всему…, если я не вернусь….

— Только попробуй, — она улыбнулась и показала ему маленький кулачок, — и ты узнаешь, что такое гнев любящей женщины.

— И все же, — он сделал ударение, стараясь говорить как можно строже, — если я не вернусь к завтрашнему утру, попробуй добраться до церкви, и переждать там некоторое время.

— Эта девочка гораздо сильнее, чем, кажется на первый взгляд, — подумал он, провел нежно пальцами по ее щеке и вышел.

Сильвия заперла дверь на два замка, и, взяв с полки библию, которая досталась ей от бабушки, забралась с ногами на старенький диван.

Она честно пыталась читать, но с уходом Элиота в душу стал проникать холодный липкий страх. Ей казалось, что кто-то скребется в дверь, странные жуткие звуки наполняли комнату. Временами ей казалось, что по комнате кто-то ходит, под тяжестью тела жалобно скрипели половицы.

Внезапно снаружи раздался глухой удар, затем еще, словно с той стороны билась о стекло ослепленная ярким светом птица. Сильвия вздрогнула, отложила библию и на негнущихся от страха ногах подошла к окну.